Черная ночь

Смотреть на прошлое через ушную раковину — оригинально, главный герой со спины похожий на Мангриттовских обывателей — то же не плохо, но вот: прямые ссылки на «кулисы Линьча» или театрик Бергмана, население мало правдоподобными второстепенными героями и конечно очень большую затянутость (из-за не нужных хождений «туда-сюда») вот основные минусы, был бы это короткий метр — картину можно было вытянуть…

Поэтому только —

6 из 10

Молодой мужчина предельно замкнут и молчалив. Его день четко расписан: с работы домой и снова на работу и т. д. Жизнь течет строго по регламенту: пришпилил бабочку, подписал ярлычок, поставил крестик в журнале; покормил личинок, увлажнил куколки. Мир, где ничего не происходит, люди, словно живые мертвецы, даже солнце все время спит. Лишь в мире насекомых настоящая жизнь — настоящее движение. Бабочки-бражники мягко шуршат крыльями, переворачивается жук, богомол складывает руки-ветки.

Он одинок, но он не знает об этом. Его чувства заперты в маленьком шкафчике. Психотерапевт все время будит воспоминания о девочке из далёкого детства. Была ли она на самом деле или это лишь идеал без плоти и крови?

Что делает в его постели эта черная женщина? Полный антагонист с его героиней, но явно более материальна, чем та из грёз. Выгнать её или быть с ней? Но так трудно решиться — он никогда не был на это способен: окружающие называют это комплексами. Пусть так считают, но сделать выбор просто невозможно — остается ждать и надеяться, что «дамы» сами разберутся между собой.

Миры реальности и подсознания слились воедино и уже неотличимы друг от друга. Нет никаких сил, чтобы искать свою Аниму — белокожую фею с золотистыми волосами. Нет ни малейшего желания прикасаться к женщине с кожей цвета мрака, хотя она лежит так близко. Вывести из гусеницы взрослую особь — самый простой способ материализации идеала. Быть может, удастся сделать черное белым, уродливое красивым.

Метаморфоза случилась, мечты сбылись — одеяло депрессии на секунду спало, явив миру солнце. Дневной свет уничтожил действительность выдуманных миров, заставил увидеть истинную природу вещей. Но готов ли тот, что предпочитал компанию насекомых людям; тот, что получал в переносицу от реальных женщин; тот, что взращивал любимую в коконе — готов ли он принять, что пятна есть даже на дневном светиле, каждый ян сдержит частицы инь, а его женский идеал отбрасывает тень.

Чем искусственно выведенный Идеал отличается от бабочки? Усыпил хлороформом, наколол на иголочку, надел этикетку — и вечный цикл: новая гусеница — куколка — имаго.

8 из 10

Родившегося в Бельгийском Конго Оливье Смолдерса вполне можно назвать режиссером одного фильма. «Черная ночь» — единственное его полнометражное творение, которое, возможно, так никогда и не приобретет широкой известности. С одной стороны, это неудивительно. Нельзя сказать, что Смолдерс сумел сделать что-то принципиально новое. Скорее, типичную постмодернисткую сюрреалистическую мешанину, вобравшую в себя всего понемногу. Вместе с тем, нельзя отрицать того, что результат вышел весьма интересным как в плане визуализации бесконечного ночного кошмара главного героя, так и в плане возможных трактовок фильма.

Густая черная ночь опустилась на омертвелый город, который вряд ли можно найти даже на самой подробной карте. Одинокий человек с таинственной отметиной на лице, символизирующей нечто, скрытое в его прошлом, механистично проделывает свой каждодневный путь: необжитая съемная квартирка, служба в местном зоологическом музее, сеансы у психоаналитика. А когда он засыпает, к нему приходят кошмарные сны, в которых герой вновь и вновь переживает смерть своей сестры. Раз за разом видит он растерзанное детское тело, истекающее кровью на белом снежном покрывале. Он не помнит, что произошло тогда. Не понимает, ключ к какой секретной двери в своем подсознании нужно найти. Психолог предполагает, что никакой сестры никогда и не было. Сторонний наблюдатель вполне может предположить, что в этой абсурдной фантасмагории вообще нет ничего настоящего. Только сон, парализовавший главного героя, как вечная ночь сковала пустынный город. Только сон, кружащийся в танце с плененным сознанием, как хлопья снега над разлагающимся детским трупом. Только сон, водящий героя по бесконечным коридорам его души, где в бесчисленных кривых зеркалах смутно отражаются комплексы и страхи.

«Черная ночь» заманивает в зрительный зал своего по-линчевски молчаливого театра. Когда будут раздвинуты характерные красные шторы, и два зловеще улыбающихся кукловода займут свои места на сцене, слова, действительно, станут не нужны. Только череда образов и нагнетающая и так мрачную атмосферу неизвестности музыка. Цепкие лапы тягучего ночного кошмара не отпустят свою жертву, единожды затащив ее в ирреальный мир чужого бессвязного потока мыслей, воспоминаний, впечатлений. Вместе с героем придется вспомнить все, призвав на помощь дух бородатого австрийца, чтобы разобрать ворох неясных разрозненных символов, пройти путь к обретению подавленного мужского начала и осознанию дуалистичной природы всех вещей.

«Nuit noire» пропитана кафкианскими метаморфозами и его же трагедией человека, существующего в чужеродном абсурдно-гротескном мире. Беспросветная жизнь в окутанном мраком безымянном городе так же далека от героя, как бормочущая что-то по-русски соседка с фамилией квартирной хозяйки из «Процесса». В то же время, фильм может быть отражением бельгийского комплекса вины, связанного со зверствами, которые чинил в колониальном Конго король Леопольд II, чьи подданные не гнушались порадовать Его Величество корзинами отрубленных рук. Или же это чистый поток лишенного оков сознания, подобный тому, что рождался на стыке творческой мысли Дали и Бунюэля, сюрреализм в классическом бретоновском понимании, игра мысли, психологический автоматизм. Ясно одно, энигматичное пространство «Черной ночи» подобно таинственному сумраку чужой души. И душа эта стоит того, чтобы быть озаренной светом зрительского внимания.

Падает; с кровью лиясь, утекают и слабые силы.
Может доколе смотреть, на меня все смотрит и тут же
Прямо ко мне на уста выдыхает скорбящую душу.
Все же со светлым лицом умерла, успокоившись будто.

Проснись.

Светлое, едва оперившиеся и невесомое чувство, которое умирает вместе с тобой в этот самый момент. Небо вновь пожелало стать океаном; застывшим и тихим подобием, тусклой искрой для рассказчика, пожелавшего поведать вам всем еще одну, последнюю повесть. Пугающую, мрачную и по своей форме столь схожую с кафкианским сном- превращением… Такая же тягучая атмосфера безысходного, липкого ужаса. Тот же нарастающий холод и снег. Лихорадочное жонглирование всевозможными образами с сопутствующей потерей всего человеческого для еще большего эффекта на тебя, о зритель, которому подсунули маску из детства повелителя. Осталось только одеть ее и посмотреть на мир чужими, стеклянными глазами в надежде, что подобное времяпровождение вызовет хоть какие-то ощущения жизни или их блеклую тень.

Жуки. Вышеупомянутое перерождение Грегора Замзы, коего насадили на ржавую булавку еще во время пролога. Оскар. Одинокий человек, проживающий остатки своей бренной жизни в мире, где вечное затмение преградило путь солнцу. Изо дня в день изучая насекомых в пределах мертвого пантеона, брошенной обители для механических божеств, он погружается в зыбучие пески бессмысленной, гротескной рутины. И совсем не потому, что главный герой аморфен как трезвый Хемингуэй или Керуак. Просто у него нет выбора, мотива для сопротивления перед нескончаемой ночью, раскинувшей свои крылья над безвестным городом. Идеальные по своей форме руины и маленькие муравьи, ползающие по серым, припорошенных прахом просторам.

Незачем придумывать свои собственные осколочные, подчас нелепые образы для передачи того сюрреалистического балагана, который Оливье Смолдерс заботливо запер в древней резной шкатулке — своем первом полнометражном фильме. Седовласые близнецы — манипуляторы искусно изображены на полированной поверхности и как будто бы уже приготовились дергать за алые нити даже не персонажей, столь привычных для подобных кинополотен, а выкристаллизовавшиеся за бесчисленные века воспоминания. Хрупкая память ребенка. Внутри — старая пленка вобравшая в себя двух детей в диковинных масках зверей, небольшая ракушка и спрятанный в ее недрах локон волос. Мертвая девочка и насекомые, что медленно ползут по ее уже остывшему, спрятанному в осенней листве телу. А существовала ли сестра Оскара на самом деле? Маски и Бабочки. Предвестники, ставшие важной частью финала. Маски и бабочки…

Nuit noire. Что кроется внутри тебя? Сонм близнецов, охотящихся, дополняющих друг друга или же попросту пожирающих свои зеркальные отражения. Смех создателя, приоткрывшего для всякого зрителя одновременно несколько параллельных историй. Перерождение. Дневной свет все испортил. Пленка с изображениями выцвела, стала еще одним цельным воспоминанием. Как и сам Оскар, блуждающий по безлюдным улочкам без понимания возможного будущего или еще недалекого, но уже трупного прошлого. Сознательно разрушая свой необычный мир, режиссер дает последние ответы. Такие абсурдные, страшные и в общем- то, если хорошо подумать, извращенно-логичные, что начинаешь не просто понимать замысел Смолдерса, но и восхищаешься им. Финал. Возможно, это именно все, что необходимо каждому. Всего лишь толика банального и столь же мимолетного понимания смерти. Смерть?

Мы рады видеть тебя в этом мире.