На завтрашней улице

Признаюсь честно, что если бы не мое решение пересмотреть всю фильмографию Владимира Семеновича Высоцкого, которого я безмерно люблю и уважаю, то фильм «На завтрашней улице» скорее всего никогда бы не попал в зону моего внимания.

Сюжет здесь вполне незатейливый и в духе «соцреализма» тех дней — исправления неблагонадежных элементов за счет оправдания последними оказанного им высокого доверия и выведения их едва ли не в «передовики производства».

Таких фильмов тогда была снята масса и, к сожалению, кинокартина «На завтрашней улице» абсолютно предсказуема и ничем не выделяется из ряда ей подобных. А то, что она еще немножко «искусственна и наигранна» и вовсе не идет ей на руку. «Стиляги» выглядят здесь слишком карикатурно, да и остальное как по мне чересчур уж утрированно и однобоко.

Так что вряд ли я буду пересматривать это кино когда-нибудь во второй раз. Но тем, кто не смотрел — стоит разок его увидеть хотя бы из-за полушутовской роли Савелия Крамарова и «искрящейся и лучащейся» Люсьены Овчинниковой. Владимира Семеновича как-то здесь не особенно много.

7 из 10

На постере к фильму сразу же бросается в глаза специально напечатанное первым и особо крупными буквами имя Владимира Высоцкого, хотя роль он здесь играет совсем небольшую и на экране присутствует совсем недолго.

При том, что Высоцкий в моё время был безусловно культовой фигурой, лично я, при всей понятной любви и к творчеству, и к личности, почему-то совсем уж трепетного пиетета к нему не испытывал и безудержно его актёрскими работами не интересовался, а этот фильм впервые смотрел и вовсе не зная заранее об участии в нём Высоцкого, а даже если б и знал, — ничего бы это не изменило ни в моих ожиданиях, ни в отношении к фильму. И мне, похоже, как-то особенно повезло во время первого просмотра: видимо, настроение и состояние духа идеально подходили к тому, что задумывал и старался воплотить режиссёр. И моё впечатление стало не просто приятным, а удивлённо-восторженным: я никак не ожидал от «производственного» фильма (которые, естественно, с детства недолюбливал за соцреалистические грубую прямолинейность и примитивное морализаторство) такого мощного потока положительных эмоций.

И началось всё буквально с первых же кадров, вернее, аккордов: при всей незатейливой простоте и местами даже некоторой монотонности закадровой песни Зацепина-Дербенёва чем-то эта вроде непритязательная песенка всё-таки греет и цепляет — я впоследствии многократно неожиданно ловил себя на том, что тихонько под нос или про себя, мысленно напеваю на ходу именно её, а не что-либо иное, гораздо более подходящее для ходьбы (при том что я — многоопытный меломан, и «зацепить» меня не так-то легко).

Дальше — больше. С первых же кадров и реплик для меня фильм сразу же создал свою особую атмосферу, свой стиль, свой язык. Что-то с самого начала было в фильме ПОЭТИЧНОЕ: каждый операторский кадр в моём восприятии оказывался талантливым живописным полотном, каждая реплика, даже самая вроде бы банально-производственная, — воспринималась словно стихотворная строка, хоть и прозаическая. Калейдоскоп вроде бы не очень гладко связанных друг с другом сцен я ощущал как череду образных и эмоциональных поэтических строф, нанизываемых в совершенно естественном порядке в темпо-ритме, идеально резонирующем с моей собственной внутренней «ритмикой», определяемой темпераментом и характером. В меланхоличном старичке на автобусной остановке с приятным удивлением, как от неожиданной встречи с добрым знакомым, узнал легендарного Мулю, который вечно нервировал Лялю-Раневскую в «Подкидыше». Таким же неожиданным сюрпризом стало появление на концерте для строителей тоже легендарного Бориса Амарантова — как я любил его в раннем детстве! Парторговское почти в конце: «Это что! Вы знаете, я тут перед вашим приходом с очками разговорился — такая разговорчивость напала! Вот только забыл спросить, почему меня заставляют в одиночку чай пить…» — это же просто самая настоящая японская поэзия! И весь фильм — чистый, светлый, наполненный отношениями (пусть и не жизненными, а лишь киношными), которых давным-давно нет и которые в своё время создавали атмосферу и настроение надежд на будущее, от которых становилось тепло и хорошо на душе и которые тоже безвозвратно утрачены… А свадебка и остальные финальные кадры настолько пропитаны светом и оптимизмом, что поневоле вспомнишь, что жизнь-то, чёрт побери, всё равно прекрасна и удивительна — невзирая ни на что, каким бы омерзительным это самое «что» ни было!

В общем, к концу фильма так было жаль расставаться с приятными ощущениями, что я просто зарядил его снова и тут же посмотрел ещё раз! Такого со мной в жизни никогда прежде не случалось — даже с самыми талантливыми и любимыми фильмами! И потом пересматривал уже немало раз — просто для создания настроения в духе «тихая радость»… Вот такая история приключилась у меня с этим фильмом. А ведь некоторые говорят: заурядная производственная тема, дубовый соцреализм, плакатная агитация и пропаганда! Не спорю, местами не без этого, но даже такую безнадёгу настоящий талант способен, пусть даже и с некоторыми огрехами, наполнить не одним глотком свежего воздуха и зарядом душевности — остаётся лишь обладать способностью это заметить и поймать подходящее для этого настроение. Мне с этим повезло.