Никто не знает, что я здесь

- Садись. И поговорим. Значит, ты получишь мешок золотых талеров. Большие деньги. Ну, и я у тебя кое-что заберу.
- Что, заберёшь?
- Да так, пустяки. Твоё сердце. Взамен, дам ещё лучше…

«Сказка, рассказанная ночью», 1981, реж. И. Рауш

Александр Калягин и Александр Галибин, искуситель голландец Михель угольщику Петеру Мунку предлагающий сделку, пришли на память. А в самом деле, что выбрать? Блеск Золота в возможностях непомерно эгоистичного, вечного, разрастающегося словно раковая опухоль хочу-хочу-хочу, надо-надо-надо, ещё-ещё-ещё или отзывчивость, чувственность, нравственность. Это трио лишь ютится в тесноте груди. Сытость, пресыщённость, изжогу от обжорства или жизнь впроголодь, без изысков, кое-как? Каждый решает сам. И пользуется этим потом. С наслаждением. А может быть с грустью. Сделка есть сделка.

«Никто не знает, что я здесь» — это та самая сделка по своей сути и есть. Её последствия. Талант в обмен на «золото». Ожившая сказка? Как будто бы. Почему нет? Усугубляется же данная история тем, что сына собственного, «продал в рабство», «голоса лишил» никто иной, как его собственный отец. Хотел как лучше? Денег хотел?Определённо… Хотел-хотел… И явно не для сына старался. С этого и начинается, собственно, рассказ.

Перед нами тучный, глыбообразный, огромный, бесформенный Мемо Гарридо. Его внешние данные далеки от культового образца бюста Апполона. Он словно мешок. Он почти теста слепок. Усугубляют впечатление крайняя замкнутость и нудная, грязная работа по выделке овечьих шкур. С замачиванием, стиркой, дублением, сушкой и т. д. Неужели это и есть тот самый ТАЛАНТ по прошествии лет? Что же с ним стало? Отчего так жалок его мир? Почему столь ничтожен? А где те деньги, где те барыши что были сорваны кем-то в обмен на дивный голос едва ли не самого Энрико Карузо? Перед нами дважды обманутый человек. Ни денег у него, ни славы.

Природа поглумилась над его телом? А может быть он сам изо дня в день поедом себя ест воспоминаниями? И лейблами псевдокумира смущаемый? И книжными бестселлерами лгуна, угнетаемый? А нервное потрясение столь велико, что облик его отражением поступка-шага в десяти-пятнадцатилетнем отзвуке? Тут зритель волен самостоятельно подобрать формулировки для собственной фантазии. Ибо автор, пояснения, а равно комментарии на этот счёт опустил вовсе. Мы можем только догадываться о многом.

Случай, возможностью наконец-то открыться и выговориться. Как быть? Как поступить?

Чилийское кино. Южноамериканское кино. Достаточно специфичное по почерку. Но воспринимается не без интереса. История драмы с сохранением интриги до самого окончания.

6 из 10