После смерти: Загадочная наука разложения

«Мне непонятно, что такое смерть. Я не нашёл объяснения понятию смерти, потому что прекращение жизни недопустимо». Клиффорд Саймак

«На тёмном фоне, который создаёт смерть, нежные цвета жизни сверкают во всей их чистоте». Джордж Сантаяна

Посылка отнюдь не была невинной. В течение восьми месяцев они создают подобающие своим научным экспериментам условия, затрачивают энное количество фунтов стерлингов, направляют на окна стеклянного дома камеры, вперяют взгляды в мониторы и причащаются к великому таинству Смерти. Ибо то, что они неосторожно выбрали в качестве подопытного кролика, не подвержено страстям, необъяснимо логикой и не принадлежит людям; его не сковать и не победить. Когда-нибудь в скором будущем разложение доберётся до всех нас. День первый. Всё готово для пикника, которому не суждено состояться, играет подбадривающая музыка из самого тёплого летнего дня, и мы готовы узнать, что произойдёт «После жизни».

Играет вдохновляющая музыка — она не стихнет ещё два месяца — и окрылённый ведущий входит в дом, где преют фрукты, изнемогает куриная тушка и начинает процесс гниения неприглядная крыса. Он страстный биолог, это видно по его радостной улыбке и тому, как он смело трогает некогда попискивающую органику. У него припасена пара мясных мух, которые скоро должны отложить личинки в мясе, и россыпь жуков-могильщиков, похожих на крупные блестящие пуговицы: они закопают труп в землю и превратят его в полый меховой кокон. Джордж МакГэвин предвкушает любопытное зрелище. «Рубикон перейдён», — как будто говорит он. — «Так давайте расщепляться!». Первые результаты становятся видимы уже через пару дней. Странные пары начинают овладевать кухней, курица получает экстравагантные белые пятна и раздувается от газов, жуки почему-то отвергли крысу (она одиноко лежит в стороне и не приносит научной пользы, поэтому после нескольких минут крупного плана её заменят товаркой), а плесень и бактерии вступили в битву за господство. Ведущий обсуждает со своими друзьями-биологами шансы плесени на победу и пытается отличить один вид бойцов от другого. Стайка шотландских детей приземляется около стеклянной комнаты, и, не стесняясь в выражениях, говорит всё, что думает о происходящем. Джордж МакГэвин обносит гостей кусками своей быстро деформирующейся экспозиции, и предлагает понюхать её. Люди смеются и зажимают рот руками. «Кстати», — говорит он, — «а вы сможете засунуть руку в банку полную личинок? Я дам вам пять фунтов». Нет, добровольцев надо поискать. Отвращение — это подарок многих миллионов лет эволюции, чтобы голодный человек не вздумал питаться падалью. Наконец, одна сорвиголова, дрожа всем телом и стараясь не следить за собственной рукой, зажимает в кулаке бумажку…

Творчество воспевает жизнь, но люди страшатся смерти. Биологи знают, что смерти нет. Часть от целого, единичное поддаётся разрушению, чтобы существовало коллективное. «Все эти мухи, которых вы видите в комнате, были вскормлены мясом свиньи. Так что, в каком-то смысле, свиньи тоже летают». В сфере фикшн подмена понятий жизнь-смерть цинична и призвана шокировать. В документальном кино это одухотворённая регенерация под классическую музыку и пейзажи сельской местности. И тление не только могущественно и неизбежно. В нём есть хрупкость настоящей красоты, соединяющей жизнь и смерть. Она даёт успокоение.