Сирано де Бержерак

«Сирано де Бержерак» в постановке Джейми Ллойда был впервые представлен публике в 2019 году в театре «Playhouse» (Лондон), 40-летний Джеймс МакЭвой предстал в роли бесстрашного воина-поэта и безудержного романтика. В любом пресс-релизе находишь слова о том, что Ллойд — режиссер радикальных переосмыслений театральной классики. Но, честно говоря, в «Сирано» радикальность не ощущается, потому что сохраняется дух оригинала, бунтарство же проявляется в основном в самом тексте — современном переводе и адаптации пьесы и в нарочитом отсутствии всякого реквизита (в том числе и знаменитого носа). Из подручных средств здесь только стулья и микрофоны, причем последние становятся мощным символом силы слов.

Именно на этом последнем и сконцентрировался режиссер, выведя на передний план в своей версии «Сирано» не внешний изъян героя, не романтическую линию, и не диссонанс между его самоощущением и восприятием в глазах окружающих, а главную сиперсилу Сирано — способность повелевать словом. Здесь (даже без дубляжа и субтитров) зритель ощущает это через текст: реплики и монологи героев больше смахивают на рэп-батлы или футбольные кричалки. Автор адаптации Мартин Крипм действительно адаптировал пьесу настолько, что стал соавтором этого спектакля — наравне с Джейми Ллойдом и самим Эдмоном Ростаном. Но в этом прикосновении к культовому тексту нет никакой грубости, наоборот работа проведена настолько филигранная, что мы понимаем: живи Сирано сегодня среди нас, то говорил бы и выглядел он именно так! Возможно именно в этом фокус спектакля.

А возможно, в исполнителе заглавной роли Джеймсе МакЭвое. В этих аскетичных декорациях при отсутствии всякой бутафории и грима у него есть только его голос, мимика, жесты, чтобы выразить бездонную трагедию своего героя. Он, а с ним и зритель, переживает настоящий катарсис, и кажется, после такого спектакля прежним уже не будешь — ни ты, ни МакЭвой. И здесь экран становится преимуществом тех, кто смотрит спектакль в кинотеатре: так близко рассмотреть мельчайшие нюансы вряд ли удалось бы даже из первого ряда партера. Преимуществом становятся и субтитры, позволяющие оценить интонации, паузы и модуляции голоса — в этом спектакле все имеет значение.

И наконец, экран совершенно не мешает ощутить иррациональное чувство, что каждое слово, которое говорит Сирано, — специально для тебя. Между лучом света на белой стене, проецирующим изображение, и тобой возникает магнетическое поле, которое наэлектризовано максимально. Хотя, белая стена здесь, конечно, не при чем — все происходит между тобой и актером! И через свое потрясение понимаешь (хотя скорее чувствуешь), что адаптация к современным реалиям может быть не костылем, поддерживающим недостаток режиссерского понимания произведения, а подлинным искусством. Ведь суть его в том, чтобы не оставлять нас равнодушными, чтобы своими эмоциями, мыслью, светом, наконец (не будем бояться абстрактных понятий) освещать нас самих, нашу жизнь, наши будни. Чтобы превращать нас в соучастников этого великого действа, отражающего мир и ищущего отражения в зрителе.

Когда и на второй, и на третий и на десятый день впечатления от увиденного тебя не отпускают, то начинаешь искать, что же общего у тебя с бретером и поэтом XVII века, о котором так ярко рассказал французский драматург века XIX, и который сыгран был шотландцем из нашего столетия. И вот каким-то образом получается, что «Сирано де Бержерак» Джейми Ллойда — это специально для тебя и про тебя, даже если ты не дуэлянт и не гасконец. Поэтому этот спектакль хочется спрятать у самого сердца.

Пьеса Эдмона Ростана не сказать, чтобы частый гость на большой сцене, но уж если такое случается, то ждешь ее с замиранием. Все в ней прекрасно: нетривиальная и парадоксальная история любви, восхитительный язык, и сам Сирано, который этим языком изъясняется, и который превращает его в интереснейший и незабываемый, практически мифический персонаж, потому что такого сочетания удали, бравады, бесстрашия, красоты мысли, нежности, остроумия (не в смысле когда смешно, а когда действительно острый ум) и огромного импровизационного таланта больше в литературе не отыскать. Сирано — это квинтэссенция Художника, которому дороже всего «минуты гордости и чистого искусства», чем любая сиюминутная внешняя мишура и показуха.

Не так давно показанный в рамках проекта TheatreHD спектакль Comedie-Francaise с Мишелем Вильермозом продемонстрировал этот легендарный персонаж в его самом возвышенном и первозданном виде, где каждая строка и каждое слово ложилось точно на свое место и где каждая интонация, подсвеченная сценографией, была как на ладони. Единственное, в чем можно было бы упрекнуть постановку Дени Подалидеса, так это в том, что она принадлежит только одному актеру и вместе с ним и уйдет.

Версия Сирано, поставленная Джейми Ллойдом, режиссером очень спорным (по крайней мере, Ричард III с Мартином Фриманом был явно банален в плане воплощения шекспировских идей зла), в конце 2019 года, оказалась совершенно иной по сути, хотя об этом позже. Сейчас о том, в чем уникальность этого Сирано. Возможно, в том, что, как и в случае с Comedie-Francaise, герой и его актер абсолютно нашли друг друга. Говоря «абсолютно нашли» имеется в виду не подходящий актерский типаж или характер, а полное органическое слияние, при котором актер не играет роль, а словно где-то внутри отыскивает спавшую в себе часть творчества по имени Сирано.

У Сирано Джеймса МакЭвоя нет огромного носа, который своей длиной удерживает всех на расстоянии, нет шпаги, которой можно атаковать неловкого остряка, здесь ему остаются только его слова. И потому его вечный бэтл с судьбой должен быть исключительно словесный. И смысл в том, что и без носа попытки приблизиться к остальным для него обречены на провал. Он стоит на другой ступени восприятия мира. Видит и понимает то, чего не видят и не чувствуют остальные. И если сперва кажется, что всё это, как говаривал Гамлет, просто «слова, слова, слова», то потом становится очевидным, что нет. И в этом главный провал данного проекта. Именно слова. Мартин Кримп не просто перевел Эдмона Ростана на современный английский язык, он перевел эту пьесу на современный политкорректный язык упрощения всего — слов, понятий, чувств, эмоций, жизни и любви. В ней все разъяснено и окрашено в правильные тона, скорректировано в соответствии с новыми формами социальных норм речи, все «неправильное» исправлено, все «нехорошее» убрано, вывешены всевозможные лозунги всех гендерных сословий, хотя казалось бы это не та арена, где это необходимо. И здесь Роксана не может быть слепа и заблуждаться, но она может обвинить Сирано в том, что «он ей не сказал». Не сказал в пьесе, где 2 с половиной часа он только это и делал. Диалоги в финальной сцене построены по принципу «повторяй вопросительно последнее слово собеседника». Борьба за свободу слова превратилась в борьбу за право не быть преданным анафеме за любое сказанное слово. В результате Ростан выглядит пересказом семилетнего ребенка того, что он понял из прочтения. Хотя надо отдать должное автору, самыми яркими и прорывными были сцены именно словесных дуэлей Сирано. Они абсолютно зажигательны. Убийственное чувство слова, ритма, абсолютного слуха и, конечно же, таланта МакЭвоя. Он заражает и увлекает за собой, заставляя зрителя прочувствовать биение каждого такта своих рэповых монологов, которые пульсируют, словно кровь, и ощутить суть каждой паузы.

Однако, то что составляет суть Сирано — его знаменитые монологи о чести и гордости, его любовные письма, его монолог в чудесной сцене под балконом, все это купировано, переписано и «переосмыслено». И поскольку Мартин Кримп не Ростан, то и образ соответственно, растушевался, размазался и, несмотря на блестящее исполнение Джеймсом МакЭвоем этой роли, Сирано стал кастрированным, плоским, лишенным главного — своих слов. Без них все зря. Они — его способ самовыражения, его правда, его награда, его судьба и его злой гений. Он умеет играть с ними с такой легкостью и изяществом, что кажется, они должны потерять цену. Но почему-то не теряют. Он говорит и пишет за других, но на самом деле только для себя. Каждое слово — это то, что дается с легкостью его таланту, но стоит слишком дорого его душе. Его переотраженная в стихах любовь к Роксане становится тем ярче, чем глубже он уходит в тень. Но тем не менее, в какие-то моменты кажется, что МакЭвой практически прямой наследник своего Сирано. Но это только кажется, потому что потом он начинает рассказывать шотландский анекдот.

Если все таки отвлечься от текста, то Джейми Ллойд мастерски приспосабливает к 21 веку идеи и суть пьесы Ростана, особенно в те моменты, когда они усиливаются ритмическими битами рэпового стиля, а жесткий шотландский акцент МакЭвоя делает его еще более естественным и близким реальному миру. В том как трансформирована эта история с точки зрения внешнего формата, нет конъюнктурного приспособленчества классической пьесы к нынешним тенденциям, но есть понимание того, что эта прекрасная история не архаизм, не милая финтифлюшка из прошлого века, а живой и дышащий организм. Вы даже можете слышать биение его сердца. И да, Сирано жив несмотря ни на что!