Свобода

- Покажи мне…

- Мне надоело…

- Проваливай…

- Вот так…

- Обхватите его пальчиками…

По этим фрагментам диалогов можно вполне домыслить достаточно пошлый подтекст. И такие предположения окажутся истинными. Фильм как раз об «этом».

Темный лес. Карета. Много людей в костюмах. Мрак и частично обнаженные тела. Добавляем сюда исторический подтекст и пытаемся принять навязываемый режиссером диалог о распутничестве, табу и европейской фривольности. Интересно?

Фильм, посвященный ночной оргии?! Снятый в традициях Этторе Сколы — тягуче, атмосферно, без подробностей?!

Такой подход вполне мог «разорвать» атмосферу лет пятнадцать назад. А сейчас, в век свободы цифровой, такого рода тяжеловесные решения совсем не выглядят успешными. Сейчас это уже не выглядит «смелым» или «откровенным». Перед нами простой минимализм.

Режиссер так и не смог предложить интересных визуальных решений. Отсюда и перманентный мрак. А вот отсутствие смысла заменила иногда выпячиваемая нагота. Не нравится?

Тогда поразмышляйте о свободе.

В этом подходе нет главного — уважения к зрителю. Есть откровенность, есть ужимки, есть и вызов. При этом, если бы за основу взят был куда меньший хронометраж фильм бы был куда более гармоничным. Одно дело более двух часов следить за ночными сценами, а другое — лишь скромные полчаса.

Что же еще сказать об этом фильме? Для софт-порно — слишком скромно, для авангарда — тоже слишком скромно. Да и может ли творение Альберта Сера стать новым мерилом для концептуального искусства? Не думаю — слишком скромно.

Приз за особый взгляд на Каннском фестивале в нашем случае в большей степени признание того, что в этом году не было действительно оригинальных работ. Впрочем, можно и предположить, что темные тона — не более, чем констатация наступления темных времен?!

3 из 10

- Я прочитал твой трактат. Но теория — это одно, а практика — другое. Ты мог бы продемонстрировать искусством управления войсками?
- Охотно, — ответил Сунь-цзы.
- Какое войско тебе нужно? — спросил князь.
- Любое.
- Возьми тогда мой гарем…

Что перед нами? Порнографический этюд? Фривольная фреска о доминировании? Уродство распущенности? Тайные желания ночных будуаров? Камасутра излишеств порока? Отчасти. Достаточно неожиданная, необычная форма для выражения мысли. Завуалированность таинства. Едва ли не эзоповский стих с намёками, недомолвками, обрывками.

Каким языком можно в кинематографе рассуждать о свободе? Языком штыков и пушек, верно? Дробью картечи и сгустками крови на «сюртуках и камзолах» раненых. Боем барабанной трели увлекающим на врага и ободряющем в ударах палочек о натянутую кожу. Вперёд! Вперёд! Да-да, так. Свобода от тирании. Свобода от оков затхлых порядков. Свобода от гнёта в пробуждении. Сила, мощь, энергия. Всё это свобода. Баррикады, пульс с частотой запредельных ударов толкающий кровь по венам. Душевный подъём в желании «горы свернуть». Сокрушающая, сметающая со своего пути пенная блажь, маревом застилающая глаза. Воздух, продувающий лёгкие ледяным холодом дурмана. Страсть в доминировании. В угаре. В пламени горения. Да-да, так. Возьмите любое историческое событие характеризующее свободу. Лидерский гений увлекающий за собой — речью, харизмой, чаяниями толпы в обладании, в приобщении…

… В гареме было 180 женщин. Построив и разделив его по 90 человек, полководец выбрал по одной и сказал:
- Вы — офицеры. Я — генерал. Остальные — солдаты. Я даю команду Вам. Вы — солдатам. Они выполняют. Команды простые. Направо. Налево и кругом. Ясно? И показал как это делать.
- Итак, попробуем. Налево!
Офицеры засмеялись, что-то произнесли. И ничего не произошло.
- Не получилось. Повторим ещё раз. Налево!

Испанский режиссёр Альберт Серра облёк понимание свободы в форму… разврата. Вау и ах, одновременно! Догма перестала удовлетворять. Догму следует отвергнуть. Изжить? Да. И свобода в разврат облечена. Вот так вот. Монархия Людовика XVI вынуждает нескольких вельмож обратиться в заговор. Существующий порядок в упадке. Вековые устои изжили себя. Надежда на соседа помощью силы? А кто в соседях? Пруссия. Пруссия? А как это визуально выглядит здесь? Небритый, седой, ветхий аристократ с мешками под глазами. Старческая бледность печатью лица. Что он может? Чем и как? Он труха. Он пень. Он рухлядь. Ой-ой-ой. Тогда может быть сами? Тогда может быть самостоятельно? Попробуем? Горячие разговоры требуют активности.

Зритель переносится в лес. Тьма сгущается. Шорохи и звуки ночи нарастают. Женщины — выражением свободы. Мужчины — пульсирующей энергией воплощения. И пиршество порока в образности мышления осознанием происходящего.

Что же мы видим? Что презентуют нам? Мощь застоявшихся в конюшне жеребцов? Каскад водопада силой ударов? Темп запределья? Нетерпение в жажде обладания в безумии экспрессии? Бесчисленность подходов в жиме, рывке, толчке, говоря языком штангистов? Ещё! Ещё! Ещё! А вот и нет. А вот и ни так. Отсутствие полноценной… эрекции…, вялая потенция…, изощрённая услада в извращении естества… Хотят, но не могут. Желают, но мыльными пузырями лишь полнятся. Бессильны. Бесславны. Убоги. На разговоры пустые, на болтовню пылкость расточают. И смешат тем самым. Да, уж. Ре-во-лю-цио-не-ры… А дамы что же? Ну, те, что свободу олицетворяют? Они неистовствуют. Они жаждут. Они, требуют, в конце концов… Свобода — горном не умолкающей трубы…

… Офицеры, улыбаясь, отдали команды.
Солдаты повернулись кто налево, кто направо, а кто-то не двинулся ни туда, ни сюда.
- Опять не получилось. Кто виноват? Я? Нет. Я все объяснил и даже повторил. Виноваты офицеры. Они, интонацией деморализовали приказ. Отрубим им головы!
Князь испугался и воскликнул, — нет-нет, я понял ты хорош. Ненужно рубить голов.
- Ненужно? Но тогда и твои приказы потеряют силу. А армия будет разбита врагом.
Головы отрубили. Назначили новых офицеров. И приказы не нарушались.
Теория — это одно. Практика — совсем другое…

Увлекательная зарисовка получилась у мастера. Острая, перчёная, неожиданная. И эротично-порочная, и мыслью воспаряющая в желании понять, постичь глядя в экран. Свобода, полная притягательности запретного. Дурманящая, пьянящая. Абстрактное мышление форсированием понимания вкупе с медитативным созерцанием. Тут каждый звук, каждый шорох, каждый взгляд, пробуждает пытливого критика в привдыхе.

Но за тьмою, как известно, всегда приходит рассвет. Поистине, теория — это одно, практика — совсем иное.

Фильм долго не отпускает от себя. К визуальной составляющей возвращаешься вновь и вновь. Отчасти это напоминает японскую эстетику созерцательного. Однако со стороны, наверное, уподобляешься роденовскому «Мыслителю». Определённо, фильм стоит пересмотреть спустя какое-то время ещё раз. Есть в нём, зерно.

8 из 10