Я хочу стать солдатом

Поразительно просто — на экране показывают людей, которые зачали, родили, а потом забыли про дитя.

Потому что ты объясняешь ребенку в 3—4 года, что жучку-паучку больно и поджигать его нельзя, у него есть дом, мама, дети недокормлены по лавкам, представь, все как у людей! А люди — это машины с одной и той же системой Счастливой Жизни. Покушал? Иди в свою комнату. Не шуми, не проси, не дыши. Подстраивайся.

Они (родители Алекса) мне сразу не понравились. С самого начала паренька было жалко — рационально было бы не запрещать ему телевизор в комнату, тут с ума сойдешь, если телика нет, жизни нет, а есть два орущих комка, на которых свет клином сошелся. Не трогай близнецов! Не ударь, не порань, сделай тише… испарись, если можешь, ты же старший брат. Кончились твои танцы, да. Но не может быть так, чтобы у человека ничего не было. Предкам наплевать, что у его сверстников есть что-то, чего нет у него и так сильно ему нужно? Ну, я так и поняла. Им на все наплевать. Просто попустительство, маскирующееся под желание отгородить, обезопасить, сделать как лучше.

А когда этот телик все же был куплен — и то, для чего? Чтобы дитя отстало — что происходит? Происходит переворачивающий все с ног на голову апокалипсис. Телевизор — опасная штука, от нее вреда больше, чем пользы. Но когда телевизор авторитетнее морали — это перегиб.… Или телевизор просто первый авторитет, других не было.

У меня хороший, добрый ребенок, он любит животных! Ну конечно. Все дети хорошие, добрые и любят животных, улыбаются, когда это нужно и умеют грамотно прятать скелеты в шкафчиках. Научились. Но разглядеть это вовремя можно, если хотеть. Банальный ответ. Быть более заинтересованными в воспитании своего сына. Своего, не чужого соседского. Приходится платить. Впрочем, им-то что, у них еще два ребенка осталось. Вырастут как-нибудь, авось да не совсем сорняками.

Как пособие в школе, это кино не прокатило бы. Я думаю, подростки бы смеялись таким резким поворотам событий, так не бывает. А они ведь очень не любят когда кино «про них» снято неискренне. И, по правде сказать, странно в десять — одиннадцать лет писать сочинение про то, как «я полечу на Луну». Полетишь ты, как говорится, с крыши на чердак. Одно только опасение того, что сочинение про это могут прочитать вслух, не позволит вылить эти мысли на бумагу. Даже если это неожиданная истина.

Зато это кино отличное пособие для родителей. По-моему, вся мораль этого фильма — не загуби своего ребенка. А что из него извлечет подросток — жертва, вроде Алекса — еще вопрос. Вероятно, ничего. Это кино не для него потому что.

А вот борьба хорошего и плохого наставников снята отлично и закономерно. Алекса жалко. Пешка несчастная. Настоящий солдат, солдат как есть, пушечное мясо. Фергус Риордан играет замечательно. Сколько он сам менялся — столько я к нему отношение меняла.

Финальный монолог Дэнни Гловера интересный. Дети подражают не всему, что видят, а тому, что считают ценным. Поэтому нужно помогать, разобраться. Если бы все было так, как говорит психолог в заключении, мы бы все уже сдохли до смерти. К счастью, люди не попугаи. А впрочем, попугаи тоже, наверное, подражают не всему.

10 из 10

Прибавление в семействе естественным образом переключило внимание родителей десятилетнего Алекса на малышей, расстраивая старшего сына, отодвинутого в сторону и одновременно предоставленного самому себе, уже не довольствующегося беседой с воображаемым кумиром, добиваясь личного телевизора, чтобы не скучала душа.

Это вольная версия, которую предлагает режиссёр фильма Кристиан Молина. Родители могли «забыть» о своем сыне по тысяче разных причин, объективных, и в силу собственного характера. Существенным является факт потери родительского контроля информационных источников своего сына, отправляющегося в свободное плавание по телевизионным каналам, по совпадению, забитых новостными репортажами о кровавых конфликтах и кадрами военных боёв.

На месте телевизора с тем же успехом мог оказаться компьютер с безграничной базой сурового видео — режиссёр изначально стремится к обобщениям, но не найдя абстрактных форм, прибегает к условностям, чтобы обозначить путь беспрепятственного проникновения насилия, которое информационным потоком поражает неокрепшую психику главного героя, мгновенно меняющего свои приоритеты, беря в пример не покорителя космоса, а прокуренного вояку, заражающего мальчишку необузданной страстью бить, жечь и убивать.

Не стоит рассматривать этот фильм, как буквальную историю, конкретный случай или пример из жизни. Молиной двигали мотивы общего порядка — он стремился привлечь внимание к разрушительной мощи проникающего во все щели насилия, как по факту творящегося в планетных углах, так и того, что потоком обрушивается на наши головы через пресловутые СМИ. Отсюда — толкующие положение вещей просветительские монологи харизматичного Дэнни Гловера, позволяющие отнести работу Молины к числу публицистических произведений, маскирующихся под прикрытием художественных форм.

Замысел авторов картины, очевидно, состоял в том, чтобы проследить за стремительной эволюцией детского сознания, мгновенно переключающегося от героического образа к отталкивающему образцу, оказывающемуся притягательным победителем, подчиняющим себе не далёкие неприступные галактики, а близкий, доступный и такой несовершенный окружающий мир.

Фергусу Риордану приходится играть условного подростка, попавшего под давление информационной волны, на удивление легко меняя облик благовоспитанного ребёнка на суровый лик разгорячённого вояки, сокрушающего устои порядка и нравственности, попирая правду, справедливость и честь, избегая при этом плакатной картинности, напротив, делая это спокойно и выдержанно, точно вписываясь каждую свою ипостась. Превращаясь в агрессора, молодой человек, становится устрашающе несдержан в бранных словах, усугубляя контраст юности и ненависти, получающей удовлетворение, для начала, не на любимых всеми кошках, но, всё равно, на домашних «друзьях».

Определённый подтекст можно поискать в том, что психотерапия «заблудшей овцы» доверена Роберту Инглунду, лучше кого бы то ни было знающего, что есть настоящий кошмар, берущегося вылечить бойца, возвращая того к состраданию, но режиссёр, продолжая гнуть свою линию, сжигает мосты к отступлению, обрекая на неизбежное разрушение, к которому его подталкивают прежние грехи и обиды товарищей, которые ещё не научились прощать.

Реализм тут точно отступает перед условностями, с которыми приходится принимать изворотливую находчивость и деятельную предприимчивость ожесточившегося ребёнка, равно как и свалившееся некстати родительское бессилие, из-за которого сына уже не спасти. Решающим является достоверность в изображении убийственной силы информационной среды, что обеспечивает картине многообещающий молодой артист, предельно точно достигающий заданной цели своего персонажа стать солдатом, принимая на себя участь павшего, вычеркнутого из жизни, без капли слёз из прояснённых глаз.