Будущая жизнь

В центре сюжета (оля-ля, приз за лучший сценарий) подросток, совсем недавно вышедший из тюрьмы за убийство девушки. Йон (так зовут нашего героя) замыкается в себе и наталкивается на стену непонимания… Хотя чего здесь удивительного? Казалось бы, отцу-фермеру, который растит двух сыновей и пытается не дать помереть своему отцу, достаточно было перевести незадачливого отпрыска в другую школу, а еще лучше переехать в другой город. Кому-то это может показаться бегством от навалившихся проблем и просто трусостью, но ради чего оставаться в месте, где тебе и твоей семье грозит смертельная опасность? Вообще, этот фильм порождает немало вопросов, ответы на которые зритель никогда не сможет найти.

Происходящее на экране не вызывает бьющихся фонтаном эмоций. Стандартные составляющие многих артхаусных фильмов: затянутые кадры повседневных действий («а вот я мою руки… какие ж у меня удивительные руки!», «а вот я бегу…. бегу…. я всё еще бегу» и проч.), труп обезображенного животного, чьи-то гениталии, отсутствие музыкального сопровождения и «необычные» ракурсы наталкивают на мысль о недосягаемости высокого искусства для простых смертных. Хотя не будем утрировать, скажем, что просто фильм не удался/кино не для всех (?).

Ни один из персонажей картины не вызывает доверия или толики сочувствия (если не считать невинно убиенной собаки). Развязка, как таковая, получилась смазанной. Узнать что-то новое, иначе взглянуть на мир, получить эстетическое удовольствие от видеоряда вам вряд ли удастся. Fail.

Вышел срок и отец забрал домой условно освободившегося сына. Фермер не собирался переезжать, да и самому осуждённому не хотелось оставлять это место прошлому, возвращаясь в ту же деревню, в ту же самую школу, где его боятся и ненавидят, отворачиваются, помня и не прощая того, чего он, наверно, и сам не может себе простить.

О чем он думал, ожидал ли чего иного? Зачем упорно лезет на глаза тем, кто его терпеть не может, выплескивая в лицо убийце кипящий гнев своего недовольства беспардонным упорством, с которым тот цепляется за прежние связи, утратив которые, ищет новые, отказываясь от них уходить.

Раздавленный и подавленный, замкнувшийся в себе молодой человек заводит себе новую подругу, на взгляд, так тоже рассматривающую свои отношения с криминальным другом, как некий рискованный сочувственный эксперимент, создающий видимость стабилизации напряжения, обманывая их обоих лишь до определённой поры, когда новый разряд прожигает сквозную дыру, не оставляя надежд на возвращение к норме.

Крайне немногословное кино построено на висящем в воздухе ожидании, на бесплодной мечте главного героя справиться с потерей, где потерей является и убитая им девушка, и утраченное с этим убийством положение всех окружавших его вещей, когда он стал не нужен и даже противен, превратившись для односельчан в дурной сон, который хочется поскорее выбросить из головы и забыть.

Никто не собирается входить в его положение, он проклят своим преступлением и проклятие это никуда не уйдёт, что бы ни думал отец, затягивая на себе петлю родительского долга — будущее в долгу у прошлого, которого им никак не изменить. Так они вдвоём и бьются о непробиваемую стену отчуждения, бессильные объясниться с глухими к их надеждам людьми.

Сам фильм похож на заунывный стон главного героя, не знающего, как сладить со своей головной болью до тех пор, когда в порыве взрывного гнева он, наконец, доводит до исступления своего противника, только потом осознающего равенство своего состояния тому, что он несколько лет назад довело оппонента до убийства, лишь в самом конце аргументируя идею понимания и прощения, но даже протянутая рука и просьба прощения одного не открывают пути к возвращению, оставляя с последним желанием рассчитаться за одну жизнь другой жизнью.

Роль неприкаянного убийцы вполне безопасна для актёрского потенциала Ульрика Мунтера, как, впрочем, и бесполезна в определении меры его актёрских способностей, достаточных для требуемой режиссёром сдержанности, всегда скрытых внутри или спрятанных от камеры реакций, остающихся за кадром даже в момент отчаянного нервного срыва, рывком останавливающимся у путевого указателя на то, ничто уже не будет, как прежде, что жить придётся, а уж там — как получится.