Чудесница

Александр Медведкин с 1917 года состоял в Красной армии, был политработником, разъезжал по стране на агитационном поезде «Союзкино» и снимал фильмы про целину. Все это было. Вместе с тем его картины «Счастье» и «Чудесница» совсем не советские. То есть они, конечно, о колхозах и удоях. Но только так никто не снимал в СССР, никто так не писал (Медведкин еще и сам писал сценарии). И никто не заставлял актеров так играть.

«Чудесница» — звуковой фильм, хотя этим даром и не очень активно пользуется. Почти половина фильма отведена под красивейшие натурные съемки лесов, пастбищ, рек. Очень естественные, живые, хоть и черно-белые кадры. Фоном звучат обычные народные напевы — действительно народные, в отличие от мюзиклов вроде «Кубанских казаков». Режиссера вообще не смутило, что он вроде как снимает агитку. Спустя полчаса комедия делает лирическое отступление, сюжет буксует на страданиях доярки и пастуха друг о друге, чтобы мы в тишине насладились природой.

Зато остальные две трети дико смешные. Медведкин с привычной легкостью и прямотой высекает юмор оттуда, откуда его не ждешь, ловко подмешивая сказочные и лубочные мотивы. Не дает корова по кличке Ведьма молоко — грубая доярка тащит столетнюю старушку за 16 верст, чтобы та обложила корову колдовскими наговорами за пятак. Коровка взбрыкивает и загоняет бабуль на дерево, где они, поразмыслив, начинают делить несчастные «пять рублев». Ну какая тут пропаганда? Кого волнует светлое будущее и борьба за переходящее знамя, когда это самое знамя в конце концов превращают в предмет культа?

Это я и имею в виду, когда говорю об «очень русском фильме». Собственно, на советских экранах он не задержался, даже несмотря на камео товарища Сталина в самом финале. Героиня, стоя посреди Кремля и вознося похвальбы главному виновнику рекордного удоя, пытается заставить себя всплакнуть, но не выходит. Медведкин со своей прямотой как бы говорит нам: «Ну и хрен с ним». Ну и правда хрен. Фильм-то не о Сталине, а о маленьких радостях большой страны.

8 из 10

Александр Медведкин, за которым, помимо «Чудесницы», числится изрядное количество работ, подавляющее большинство которых вспоминать сегодня не слишком неудобно, поскольку объяснить, как один и тот же человек снял объявленное киноведами гениальным «Счастье» и киноразоблачения китайских ревизионистов и западногерманских реваншистов, будет довольно непросто.

Однако эти факты из биографии Медведкина не изъять, и, если попытаться всё же разобраться, то придётся признать следующее: Александр Иванович был не только преданным коммунистом, сохранившим верность тем идеалам, с которыми начинал в Гражданскую, но, и это, к сожалению, довольно распространённый феномен, он категорически не понимал природу своего, скажем прямо, уникального дара.

Медведкин был одним из немногих в нашем кино, кто мог, буквально в промышленных масштабах, производить эталонные, потрясающие гэги. Если пересмотреть ту же «Чудесницу», то количество обаятельных, озорных, зажигательных придумок, которые составят честь любой комедии, просто поражает: кажется, что для Медведкина нет ограничений, что он, подобно Мидасу, готов превратить всякую деталь, всякую подробность колхозного быта в остроумный трюк.

По степени этой своей одарённости Медведкин может сравниться разве что с Леонидом Гайдаем, превосходя его, впрочем, какой-то органической, идущей из детства бесшабашностью. Однако, если продолжать методологически полезное сравнение с Гайдаем, Медведкин, в отличие от Леонида Иовича, совершенно слеп на собственный счёт, во-первых, не чувствуя назначенного ему судьбой комедиографического жребия с уклоном в эксцентрику, во-вторых, не ощущая пределов своих возможностей.

Более проницательный Гайдай, переходя от короткометражек к полному метру, понимая, что изменение формата требует сценарный материал иного уровня шлифовки, активно сотрудничал с профессиональными драматургами, которые, помимо вошедших в фольклор цитат, поставляли ему отточенную фабулу, позволявшую, в конечном итоге, держать зрительское внимание.

Медведкин, опирающийся на своеобразный опыт своего кинопоезда, когда тут же снимают, тут же показывают, тут же смеются, при работе над полнометражными картинами (особенно негативно это сказалось в «Чудеснице») использует ту же технологию: написанные им сценарии — это, по сути, те же коротышки, только неприлично затянутые.

Соответственно, «Чудесница», при всех своих частных достоинствах, заключающихся не в одних лишь гэгах, но также и в целой череде удивительных, очень человечных образов, которые странным образом оказались внутри фильма про успехи молочного животноводства в бассейне реки Оки, как более или менее вменяемое экранное повествование просто не существует.

Взявшись разом за несколько «серьёзных» линий — героическую и лирическую — Медведкин не справляется со всеми. Окрыляющая, рассчитанная на максимально широкую аудиторию история про то, как девушка Зинка, мечтающая стать дояркой и добивающаяся-таки назойливым нытьём допуска к вымени, превращается, из полного нуля в одну из лучших тружениц подойника, лишена минимального эмоционального напряжения.

Зинка настолько предрасположена к новой для себя деятельности, что ей ничего не стоит обойти на повороте не только отсталую тётку Варю, которая не проявляет должного гуманизма к скотине, отвечающей той глухим саботажем, но и вырвать переходящее красное знамя у передового колхоза «Заря Победы».

Эта лёгкость успеха, когда стоит лишь захотеть и на тебя повалятся коврижки, отчётливо констрастирует с такой картиной, как вышедший на три года позже «Член правительства». Обе ленты, чей финал — речь главной героини в Кремлёвском дворце — совершенно одинаков, провоцируют на уподобление, однако сравнение двух судеб явно не в пользу Зинки: на высокой трибуне она оказалась, в общем, дуриком.

Не менее мрачно обстоят дела и на личном фронте. Любовная история Зинки и пастуха Ивана настолько бедна драматизмом, что становится просто неловко за автора, пытающегося из последних сил вытащить эти безнадёжные, в смысле обречённости на хэппи-энд, отношения.

Зинка любит Ивана. Иван любит Зинку. Между ними нет препятствий социального или политического плана, нет злой разлучницы, нет даже обязательств из прошлого. Молодые люди, видящиеся едва ли не ежедневно, всего лишь не способны объясниться. И только внезапный отъезд девушки в Москву, а также могучие усилия общественности венчают эту дефективную линию поцелуем на общем плане.

Зафиксированная сценарная немощь Медведкина не была фатальной: вовремя оказанная товарищеская помощь могла бы спасти Александра Ивановича для комедийного жанра. Однако руководство отрасли проявило откровенную нечуткость, запустив следующий проект режиссёра, не подстраховав его своего рода драматургическим комиссаром.

Итог был закономерен: фильм «Новая Москва» лёг на полку, что, спустя десятилетия, представляется вполне справедливым, ибо, помимо общей слабости, бросал тень на один из главных градостроительных планов своей эпохи — реконструкцию столицы СССР.

Медведкин выписался из комедиографов: на радость начальству, которое получило стойкого пропагандиста, и на горе кинематографу, который лишился по-настоящему оригинального таланта. Время проницательных продюсеров с партийными билетами ещё не пришло: Филипп Тимофеевич только заканчивал школу.