Циники

Пережить кораблекрушение
Когда в России ты рассказываешь о недавнем прошлом, то можешь угадать и ее недалекое будущее. Роман русского поэта-имажиниста Анатолия Мариенгофа «Циники», написанный в 1928 году, но выпущенный только через 60 лет, как влитой лег в сценарную основу одноименного фильма начинающего режиссера Дмитрия Месхиева. Картина вышла в аккурат падения дряхлеющей империи. А в книге, впервые в России написанной в форме киносценария, империя только нарождается, хищно загрызая проклятое старое, аппетитно клацая зубами.

Петроград, 1918 год. Историк Владимир знакомится с очаровательной Ольгой (нереально волшебная и неземная Ингеборга Дапкунайте) дочерью состоятельных родителей, сбежавших из новой России. Не лишенные творческой экзальтации, молодая пара начинает немедленно духовно разлагаться под свежими и бурными ветрами революции.

Разумеется, снимая о прошлом, Месхиев метил в свои веселые и неспокойные времена, удивительно похожие на события давно минувших дней. Юркие нэпманы, не чурающиеся обманом сколотить большой капитал – отражение нарождающегося класса «новых русских», стремительно обнищавший, торгующий на площадях народ – альтер-эго вскорости возникших стихийных китайско-турецких рынков, а рассуждения о лучшей жизни взамен на интимные услуги и вовсе были показаны еще в «Интердевочке». Исторический момент, когда из людей вышли наружу самые страшные качества, а остальные вынуждены были приспосабливаться к новым реалиям.

Пока Владимир и Ольга женятся, ссорятся и мирятся, ищут утешения в объятиях других партнеров, новая и злая жизнь как будто остается за кадром, но временами она очень жестко врывается в него, чтобы разметать заигравшихся в жизнь людишек, праздно прожигающих жизнь. Сначала серьезно ранен ярый большевик – старший брат Владимира Сергей, сраженный не только пулей, но и неверностью ветреной Ольги. Следом за ним падает в пропасть нэмпан Докучаев, поверивший, что большие деньги спасут его в разорванной на клочья стране. Месхиев старательно записывает за Мариенгофом – все слои общества, дышащие воздухом перемен, одинаково отвратительны и мерзки.

Но главные герои предпочитают переживать катастрофу по-своему, бросаясь в омут сначала чувств, а потом красивого яркого флера революции. Сперва: «Вся ваша социалистическая революция, война, немцы – чепуха. Допустим, у вас тут революция, а я любим. Катастрофы кругом, а я купаюсь в своем счастье, плаваю на брюхе и пускаю пузырики всеми местами», а затем: «Какая чистая, ясная красота. Как все четко, разумно, великолепно, безжалостно». Эпатаж, метафора, образ и, наконец, эрзац, заменяющий реальное на иллюзорное, но спастись из творящейся вокруг катастрофы можно только так. Так, как в бурные 90-е выживут романтики, вовремя обратившиеся в циников.

Ольга как буревестник и неудавшийся циник, вспарывает тонкую ткань происходящего безумия, стараясь занять свое место в новом мире, но ни один из предложенных вариантов не способен удовлетворить мятущийся дух. Лучше всего ее поведение описывает фраза из фильма – «Сейчас я знаю преимущества революции – мы пьянеем от нескольких конфет». Путем «попробовать все, что только можно», пойдут и новые романтики, а «святые» 90-е некоторые запомнят, как лучшее время в истории. Но парадоксально другое, когда русское кино изо всех сил предупреждало о грядущих тяжелых временах, Месхиев показывал, как их можно попробовать пережить.

Не дотягивает кино до 'Собачьего сердца', но из той же бочки наливали
Не сказать, что я под большим впечатлением, но фильм хороший. Ещё одно качественное высказывание про смуту в России столетней давности. Яркая игра Дапкунайте. Хлёсткие, красивые реплики. Здесь в описании сказано: 'Ольга... очарована' революцией. Не соглашусь. Её высказывания в фильме, наталкивающие на эту мысль, опять же, циничны, аплодисменты - вызывающе неуместные.

Цинизм сам по себе нехорош, но в данном контексте это забавно, побуждает к глубокому анализу, и, как ни странно, - кажется, наиболее адекватно в показанной ситуации.

Ольга высмеивает не только революцию, но и многие другие моменты обывательской жизни: брак, основанный исключительно на романтическом безумии; условности, которые в условиях вселенского бардака кто-то почему-то продолжает считать безусловными; жадность, глупость, собственничество.

Конечно, высмеять всё вокруг не так-то уж сложно. Гораздо труднее в условиях адского разброда и шатания сохранить в себе нечто достойное Человека. Поэтому, в конечном итоге, Ольга не воспринимается как безусловно-положительный персонаж даже несмотря на её искренность и порой правдивость.

Фильм снят в лучших традициях отличных постсоветских отечественных фильмов про ту или примерно про ту эпоху ('Собачье сердце', 'Идиот'). Кино нисколько не затянуто. Сцены меняются довольно резко, но это не придаёт зрелищу искусственности.

Дапкунайте превосходно подала радугу эмоций, характерных для именно циничного мировоззрения (при этом важно, что она женщина, которым, в целом свойственен примиренческий взгляд на объективную реальность). Другие актёры отыграли тоже неплохо. В особенности - Андрей Ильин. Показанный им типаж чрезвычайно выразителен, особенно на фоне игры Дапкунайте.

Пожалуй, я прочитаю оригинальную книгу Мариенгофа. Если уж фильм побудил к такому - это о многом говорит.

Тоска, тоска и Дапкунайте
Слышала про этот фильм очень давно, в свое время советовали много, часто, настойчиво.

Фильм снят по мотивам одноименного романа 'Циники' Анатолия Мариенгофа, крайне трогательное произведение, пронизанное духом того времени. По сути представляет из себя хронику тех лет, уклад жизни и менталитет русского образованного человека. И страдания этого интеллигента, конечно.

Однако в картине Рудинштейна всего этого я не нашла, зато там есть очаровательная Дапкунайте с ее неповторимым говором и прекрасной мимикой. Единственное, в чем фильм попал в точку - это образ Владимира. Отлично сыгранный Ильиным.

'Враги революции'
Ольга смотpит в мутное стекло.

– В самом деле, Владимиp, с некотоpого вpемени я pезко и остpо начинаю чувствовать аpомат pеволюции.
[...]
– Я тоже, Ольга, чувствую ее аpомат. И знаете, как pаз с того дня, когда в нашем доме испоpтилась канализация.

На мой взгляд, книга крайне проста для использования её в качестве сценария – и одновременно сложна. Сценарист справился с задачей, по максимуму сделав сюжет логичным, а реплики – соответствующими тексту оригинала. Правда, растеряв при этом львиную доли легкости и очарования Мариенгофа, а также оставив картину без всех жутких «пометок на полях» (о случаях людоедства). Действие перенеслось из Москвы в Петроград, а Владимир во время мыслей о самоубийстве пытался броситься просто с лестницы (мне стало жаль той утраченной, но такой чудесной авторской находки – ведь его на самом деле остановила мысль о мусорной куче внизу!).

Я боялась белокурой Ингеборги в качестве красноволосой Ольги, но тут режиссер приятно удивил: её волосы в фильме далеки от блондинки. Кроме того, многие сложные реплики удались ей как нельзя лучше.

Из сугубо авторских находок – прописана сцена ареста Докучаева, причём превращена в якобы обучающий фильм для рабоче-крестьянских кадров – ну чем не искомый цинизм?! Атмосфера 20-х до конца не уловлена, массовка слишком бутафорская, а финальная сцена в титрах - нелепейший шаблон! Но, тем не менее, все основные моменты романа затронуты, а лично мне полюбившиеся диалоги – сохранены. Из явных минусов – фильм гораздо муторнее и тяжелее книги. Ведь у Мариенгофа каждая строчка – находка, алмаз, огранщиком которого выступает острый ум читателя, чего не скажешь о каждом кадре фильма.