Далеко от Москвы

Кинематографичнее — не прямо агитно, в лоб. Как было в фильмах военного времени: «Жила была девочка», «Радуга», «Фронт» — где используя кинематографические приёмы авторам удавалось говорить о тяжелейших вещах без примесей фатализма и пессимизма, но и без патоки патетики и «лозунгизма». Где показана правда воодушевляющая и помогающая собираться для борьбы, преодолений и достижений — без которых не было бы Победы. В результате имеем за годы войны общее снижение себестоимости продукции на 17,5%. По основным военным товарам — в 2—3 раза! Вот процессы в обществе приведшие к столь разительным успехам — в трудовых коллективах и в тыловых районах — пробуют показать нам авторы.

Но делают это плакатно-пафосно, форматируя все трудности в словоблудие на собраниях и личных диалогах. Нет, понятно, что межличностные отношения и умение ими управлять для пользы дела — большое дело для начальника любого ранга — но больно простецки и незамысловаты ходы этих персонажей в фильме — «лобовые» и пафосные.

Также абсолютно отсутствует, как бы сказали в современности — саспенс — и это при прокладке трассы нефтепровода по дикой местности, в Сибири во время Великой войны по новому маршруту! Да в «производственных» фильмах 60х-80х годов больше преодолений чем в этом произведении! Здесь трагедий нет — о них лишь говорят — все доброжелательны, веселы, энергичны. Да, я понимаю, показать ЗК или даже просто людей отлынивавших от постройки во время ВОВ (по разным причинам — от эгоизма, злого неприятия или просто болезни-усталости) — ещё рано было, слишком страшна была рана нанесённая войной — но чтобы общий настрой картины сравним с «Кубанскими казаками» — ну это просто не профессионализм авторов или их откровенная денежная халтура. Но с ужимками для одобрения «главного кинокритика».

По поводу «главного кинокритика» — если оно так и было — исключительное одобрение самим Сталиным — то тут встаёт вопрос о компетентности его: ведь данный кино-язык устарел, остался в 30х годах, с «Чапаевым» и «Щорсом», «Котовским» и «Невским» — само движение по пути соц. строительства с его поголовной грамотностью, культом образованности, эрудированности, науки не оставляло места для подобного обращения к людям с экрана — не оттого ли и качнулся «маятник» культуры в сторону субъективизма («Лейтенантская» проза, советский кино-неореализм) в конце 50х — начале 60х, что так надолго задержался в «лозунговом» соц. реализме?

Ещё отвратительнейшим образом раскрыты способы решения научно-технических проблем. Где тоже возможны приключения и страсти почище Фенимор Куперовских. А во время войны ещё и огромная личная ответственность — о которой говорят, конечно, всю картину, но на деле она не проявляется в сюжете ни разу: в «застойном» «Аллегро с огнём» этого больше. А научно-технические решения в кино принимаются так: — Так лучше, я отвечаю! Вот товарищ режиссёр вообще не удосужился проникнуться научно-технической управленческой культурой того времени. А она была ибо если без неё — то тогда только: «закидали трупами», «всё сделал лендлиз», «утопили в крови», «народ сам, наперекор заград. отрядам» и т. д. ошельмирующая чушь.

6 из 10

У фильма очень интересная судьба. Для Александра Борисовича Столпера это девятая режиссёрская работа. Уже сняты «кинематографические бестселлеры»: «Парень из нашего города» (1942), «Жди меня» (1943), «Повесть о настоящем человеке» (1948), за которую создатель получил Сталинскую премию второй степени (1949). Но Александру Борисовичу совсем не хочется «почивать на лаврах», и он отправляется на Дальний Восток снимать новое масштабное полотно по одноимённому роману Василия Николаевича Ажаева. Русский советский писатель Василий Ажаев начал печататься в 1934 году. С 1935 года Ажаев работает на Дальнем Востоке сначала как заключённый, потом как вольнонаёмный. В 1937 году начал писать рассказы. В 1939—1944 годах учился на заочном отделении Литературного института имени А. М. Горького. В 1949 году в издательстве «Советский писатель» под редакцией Константина Симонова вышел роман Василия Ажаева «Далеко от Москвы» под грифом: «Решением Совета Министров Союза ССР Ажаеву Василию Николаевичу за роман «Далеко от Москвы» присуждена Сталинская премия первой степени за 1948 г.»

В конце 40-х годов прошлого века книга Ажаева стала подлинным бестселлером соцреализма. Книга была не менее обязательна и популярна, чем «Как закалялась сталь» Николая Островского. Причём её одобряло не только партийное руководство, но любил широкий читатель. За романом последовал кинофильм (1950). За полвека роман Ажаева издавался бессчётное количество раз огромными тиражами. Были и подарочные издания с красочными иллюстрациями, были и аскетически строгие, как, например, в серии «Мужество» Хабаровского книжного издательства. Интересно, что текст от издания к изданию менялся, так что трудно назвать канонический вариант этого романа. В новейшем словаре «Биографии» Василий Ажаев представлен как автор романа «Далеко от Москвы», в котором «тяжелый труд заключённых на строительстве нефтепровода в тайге в годы Великой Отечественной войны изображён как трудовой подвиг свободных людей.» У автора свой писательский почерк: он говорит с читателем не на языке власти, а на своём собственном языке. Он очеловечивает эту систему изнутри, создаёт своё «Сказание о земле дальневосточной» — с добрым юмором и сочувственно-восторженным отношением к труженикам тыла.» (Валентина Катеринич)

Кто видел картину, написанное прочитают с некоторым удивлением. В этом нет ничего странного, если вспомнить год создания картины — 1950. Ещё жив Сталин и, разумеется, от его одобрения или неодобрения зависит судьба картины. Режиссёр это тоже прекрасно понимает, поэтому и отдаёт «должное» вождю в виде немногочисленных лозунгов и обращений к партии, и именно поэтому грандиозное строительство осуществляется не ссыльными, а — энтузиастами и комсомольцами. Напомню, что у первоисточника — романа Ажаева — нет «канонической версии». В первоначальном варианте роман в 1946—1947 годах был напечатан в журнале «Дальний Восток», а уже в 1948 году в журнале «Новый мир» был опубликован переработанный вариант. Вот что писал Константин Симонов: «Почему, заведомо зная, что ему не удастся рассказать всю правду об обстановке и характере строительства, о котором шла речь в романе, Ажаев всё-таки написал тогда свой роман? Видимо, тут могут родиться разные ответы, но, если бы этот вопрос задали мне, я бы ответил на него по своему разумению так: очевидно, Ажаев испытывал глубокую внутреннюю потребность в той или иной форме всё-таки написать о том, чему он был участником и свидетелем, о людях, которые тогда, в военные годы, построив этот нефтепровод, совершили, казалось бы, невозможное.»

А вот как об этом пишет Григорий Свирский: ««Целая бригада симоновцев (Н. Дроздов, завпрозой в симоновском «Новом мире», с сотоварищами) начисто переписала рыхлые записки бывшего заключённого В. Ажаева, созданные на периферии; автор превратил в них начальника концлагерей Барабанова, которого зэки и охрана боялись как огня, в героя вольной советской жизни Батманова. Симонов с энтузиазмом поддерживал ложь: магистральный трубопровод в ажаевской книге, после всех исправлений, по-прежнему прокладывали не несчастные, голодные, полумёртвые зэки, которых автор предал, а исключительно счастливые советские граждане. Симонов бдительно просмотрел готовую рукопись: не остались ли лагерные «намёки», ненужные психологические ассоциации и пр.» Не менее интересно высказывание немецкого слависта Вольфганга Казака, «это произведение полностью соответствует тогдашним канонам социалистического реализма: главные персонажи — идеализированные положительные герои, конфликты надуманы, а их позитивное разрешение можно предвидеть заранее. Сплочённость действующих лиц в едином коллективе иллюстрируется тем, что главные технические идеи, как правило, одновременно возникают у различных персонажей романа. Этих персонажей автор постоянно показывает в исключительных ситуациях, а их действия комментируются в соответствии с замыслом автора».

После всех приведённых цитат, раскрывающих роман с совершенно разных точек зрения, зритель посмотревший картину может попытаться «калькировать» вышесказанное на то, что снял Столпер. Понятное дело, что всё «бунтарство» которое режиссёр мог себе позволить — это метания некоторых персонажей, например, соавтор проекта нефтепровода, «дед» — Кузьма Кузьмич Тополев (Александр Ханов). Разумеется, картина многих оттолкнёт своей «лакированностью». Только нужно помнить, что снимался фильм во времена так называемого «сталинского малокартинья», когда снять «альтернативное» кино было абсолютно невозможно — либо ты плывёшь по течению, либо ты вообще никуда не плывёшь. Если отбросить всё «наносное» и рассматривать картину исключительно с точки зрения актёрской игры, то фильм оставляет весьма приятно впечатление. Кроме того — красивые натурные съёмки с великолепными видами северной природы; масштабность строительства, напоминающая «Время вперёд!»; множество ярких эпизодических ролей, раскрывающих глубину и фактурность простого народа.