Дом на песке

«Дом на песке» — второй игровой фильм Нийоле Адоменайте, и второй же ее фильм, охватывающий советскую эпоху. В дебютной «Коме» литовский режиссер обратился к беспросветности лагерной тематики, и, если честно, эту историю насилованной-перенасилованной студентки сложно назвать иначе как «чернухой». Затем внимание Адоменайте привлекло творчество Татьяны Толстой, рассказ которой и лег в основу «Дома на песке». Безусловно, проза воинствующей и злословной интеллектуалки, завораживает своей густой метафоричностью. Толстая умеет не только одним едким замечанием ввести в ступор любого уважаемого собеседника, но и парой сочных образов нарисовать портрет эпохи и человека в ней. И задача тут изначально стоит не из легких — найти адекватную замену потрясающей меткости словам в киноязыке.

Действие фильма происходит в предвоенном Ленинграде. Отзвуки Серебряного века раздаются в среде продолжающих декадентствовать интеллигентов мелодичностью северянинского миньонета и вплетаются в предгрозовую атмосферу мандельштамовской паутинкой шотландского старого пледа. Группа молодых людей праздно проводит время на даче, купаясь в мелковатой речушке, маскируя адюльтеры да насмехаясь над неизвестно как затесавшейся в эту компанию Соней, набитой дурой с лошадиным лицом и кривозубой улыбкой, вечно одетой в бесформенные балахоны, украшенные нелепой эмалевой брошкой в виде голубка. Эта убогая идиотка — очевидно не чета грациозной Адочке, которую так и хочется сравнить с божественной Айседорой Дункан. Именно Аде пришла в голову идея позабавиться, выдумав для Сони поклонника — некоего безнадежно женатого отца троих детей. Разное будет происходить с героями вплоть до наступления войны, но эпистолярный роман блаженной дурнушки с ее таинственным Николаем будет продолжаться.

Подобно оригинальному рассказу, фильм калейдоскопичен, не имеет четкой структуры, а состоит из вереницы ясных и не очень образов, что, скорее, идет ему в минус. Без опоры на текст многое рискует оказаться непонятным и недосказанным. Как не пытается режиссер ухватить эпоху «грубыми телесными руками», она ускользает под скрипучий голос радиодиктора, оставив в руках лишь обрывок накрахмаленной скатерти и коллекционную фигурку слоника. Между тем, в фильме появляется и нечто новое — тема репрессий, доносов на своих, культа личности. Оригинально обыгрывается линия одного из героев в параллели с судьбой Даниила Хармса, и одновременно вспоминается судьба Марии из «Комы», неосторожно прочитавшей цветаевскую «Повесть о Сонечке». Навсегда теряются следы людей, получивших символичные десять лет без права переписки, и тревожно звучит из детских уст невинный вопрос: «А кого ты любишь больше: меня или Сталина?»

Нийоле Адоменайте не только добавила событийности, но и несколько сместила центр тяжести в своем фильме по сравнению с первоисточником. С человека — на эпоху, с человека — на другого человека. Да, слегка потускнел образ Сонечки, вечной Сонечки, добродушной и готовой к самопожертвованию, явно названной в честь героини «Преступления и наказания». Нелепой чудачки, униженной и оскорбленной, продолжающей классическую тему «маленького человека». Той, о которой мог написать и Чехов, и Гоголь, а мог и Куприн, если бы захотел сделать своего Желткова женщиной. Зато в «Доме на песке» гораздо ярче нарисован образ Ады. Здесь она не просто заигравшаяся стерва, подарившая иллюзию любви, а затем отнявшая и ее. Здесь упоение фантомным чувством забитой дурочки Сони оттеняет мнимое благополучие великолепной Ады и наоборот. Две женщины, ни одна из которых не обретет счастья в любви, но чьи судьбы причудливо сплелись. Две женщины, за спинами которых раскинулся сначала архипелаг исправительно-трудовых лагерей, а затем замкнулось кольцо блокады. Все надежды и мечты полетят в огонь пожелтевшей пачкой писем, рассеяв последнюю волну тепла в военном Ленинграде, и застынут в вечности эмалевым голубком, снятым с лацкана безвкусного дешевого платья.