Фантазии Фарятьева

У человека тело
Одно, как одиночка.
Душе осточертела
Сплошная оболочка
С ушами и глазами
Величиной в пятак
И кожей — шрам на шраме,
Надетой на костяк.

(«Эвридика», Арсений Тарковский)

Хотелось бы начать с этих поэтических строчек размышление над картиной Ильи Авербаха «Фантазии Фарятьева». Казалось бы, Павлик Фарятьев, некрасивый человек неопределённого возраста, чьё выражение лица напоминает лик Пьеро, утвердительно заявляет об инопланетном происхождении всего человечества, которое безуспешно ищет потерянный дом среди мерцающих звёзд необъятного космоса, глядя на ночное небо. В этом определённо есть указание на неизбывное человеческое стремление к Раю на этом свете. Не зря мать Александры на радостях сообщает о готовности переехать либо в Одессу, либо в Киев, подальше от томной провинциальной жизни. Как говорил Булгаков, творчество которого любил Авербах и долго пытался экранизировать его роман «Белая гвардия»: «Киев — самый красивый русский город». Но никто так и не переезжает, что ставит под сомнение само существование Земного Рая, в который человеку отныне путь закрыт. Романтическая натура Фарятьева выявляет в нём типичный для Авербаха образ праведника, человека-носителя нравственных императивов, кажущихся такими нелепыми и ненужными в новые времена прагматизма.

Счастье достигается путём преодоления одиночества за счёт поиска родственной души среди людей. Таким человеком оказывается Александра, немолодая учительница музыки, влюблённая безуспешно в местную звезду Бедхудова, который так и не появляется в фильме, но присутствует в качестве идеального, но недоступного образа. Она идёт за ним, словно повинуясь змею-искусителю, готовая бросить Фарятьева, которому дала обещание выйти замуж. Для него, человека-праведника, это становится ударом. Если в предыдущем фильме Авербаха Зина всё же оставалась с Филиппком, хотя вряд ли по-настоящему его любила, то в «Фантазиях Фарятьева» режиссёр безжалостно развенчивает миф о благородной любви, готовности людей, близких пойти на встречу друг другу.

Герои, каждый по-своему, одержимы личной навязчивой идеей. Александра верит в настоящую любовь, поэтому бросает Фарятьева. Мать мечтает выдать замуж своих дочерей и видит в этом смысл своей жизни. Люба, сестра Александры, надеется выйти замуж по расчёту, чтобы выбраться из унылой провинции. Фарятьев одержим работой, о которой ничего неизвестно. Их страсти не пересекаются, лежат в разных плоскостях, из-за чего возникает непонимание.

Одна лишь Люба, до этого казавшаяся циничной, прагматичной, преображается и проникается Фаратьевым, замечая его романтическую натуру, преображающую атмосферу вокруг этих женщин. Но для него самого наступает крах идеалов, следовательно — конец жизни. Герой, похожий на сомнамбулу, окончательно засыпает, спасаясь от тотального одиночества, незадавшейся судьбы в сладостном сновидении, где уж точно реализуются личные фантазии несчастного человека, жаждущего покоя в собственной душе. Точно так эта картина Ильи Авербаха привносит искомое умиротворение, восхищая лаконизмом средств художественной выразительности и соблюдая классицистское «единство времени, места и действия».

Мы выбираем, нас выбирают,
Как это часто не совпадает…

Тотально не совпадает, фатально не совпадает… Ведь мы — инопланетяне, на этой земле мы — не дОма. ДОма здесь только бедхудовы. Бедхудовы не ждут совпадений, они организовывают их. Бедхудовым не нужно понимание: они умеют нажимать на кнопочки (ведь, как известно из другого очаровательного фильма, «у каждого есть своя кнопка»). А нам остаётся только гадать, в чём наша ошибка, где был просчёт. И повторять, как мантру: «Всё будет хорошо, всё будет замечательно!» Не здесь — так на другой планете, в Киеве, в Москве (на которую возлагали свои необоснованные надежды три сестры — предшественницы героинь этого фильма). Но хоть переезжай к кузине Соне, хоть перевози её к себе — от перестановки слагаемых сумма не меняется…

Жемчужина отечественного кинематографа. Всего пять персонажей и диалоги между ними в разных сочетаниях удерживают внимание похлеще любого детектива и фантастического блокбастера со спецэффектами. Потому что фантастически правдиво (вот такой вот парадокс!), катастрофически про нас. Актёрские работы настолько блистательны, что просто не успеваешь перевести дух, следя за чередованием их партий. Воплотить объёмность и глубину характеров артистам помогают великолепно прописанные диалоги. Каждое слово, каждый взгляд удерживают наше внимание ежесекундно! Мало того, что полностью раскрыты характеры пяти действующих лиц — создан абсолютно законченный образ даже отсутствующего Бедхудова, хозяина жизни и кукловода, который «конечно, прав», шестого участника этой истории. Есть и седьмой участник — музыка. Редко бывает так, чтобы музыка настолько точно иллюстрировала буквально каждое, малейшее движение души персонажа. Впрочем, у Шнитке это всегда так.

Именно в этом фильме Андрей Миронов — на своём месте. С детства не верила ему как комическому актёру, всегда поражалась хохоту взрослых над странными выходками этого человека с грустными, умными глазами. Было неловко и жалко, что этого человека мучают тисками комического амплуа. И глядя в первый раз на Фарятьева, я просто вздохнула с облегчением, увидев освобождение этого по-настоящему великого трагика и его воспарение над землёй.

10 из 10

Фамилия Бедхудов в фильме звучит очень часто, чуть ли не рефреном. «Беда» и «худо» — наверное, многие вот так расчленили эту фамилию, услышав ее многократно.

По своему звучанию фамилия «Бедхудов» закрытая, обрубленная, падающая. Но вот на фоне ее произношения в кадре всегда виден портрет… Бетховена. Фамилия, звучащая легко, воздушно, летяще…

Сопоставление звука и образа, мне кажется, не случайно. Есть мир материальный, грубый, подчиняющий себе. Мир слепой страсти. Мир безволия.

И есть мир небесный, высокий, зовущий. Те самые звезды, о которых говорит Фарятьев…

Фильм имеет открытый финал, и зрителю предстоит самому определить, будет ли счастлива убежавшая в ночь Александра с тем, кто «поманил ее пальцем».

Люди в фильме все время говорят, но все время не имеют слушателя. Это подметили многие рецензенты. Но вот о чем почти никто не сказал — эти люди вызывают любовь и сочувствие. Каждый стремится к другому — и проходит сквозь пустоту. И сколько шагов надо им сделать, чтобы понять — другой человек не может быть залогом твоего счастья? Счастье — внутри самого человека. И ты можешь поделиться им с другим. Но ты не имеешь ни права, ни возможности потребовать, чтобы кто-то другой наполнил тебя счастьем.

Фильм удивителен тем (об этом тоже писали) что заставляет задуматься не только над затронутыми в нем темами (а их очень много), но и над другими вопросами. Наверное, эта особенность присуща только по-настоящему сильным произведениям.

Мелодрама Ильи Авербаха о двух семьях в провинциальном городке. Одна однобоко женская: педагог по музыке Александра, ее сестра Люба и их мама. Другая: странный человек Павел Фарятьев и его тётя. И случайная встреча у некого Бедхудова становится поводом для Фарятьева сделать предложение Александре.

Илья Авербах — не так уж часто встречающийся в советском кино художник. Его Драма из старинной жизни, Монолог и Чужие письма — тихие шедевры киноимпрессионизма с его ощущением тонкости и зыбкости материального бытия. Однако ж эстетом, вернее, эстетствующим режиссером Авербух не стал. Его больше интересуют люди и их отношения. И даже точнее — его тема это интеллигентные люди (относительное исключение — Драма из старинной жизни) и такие же отношения.

Фантазии Фарятьева — это жестокий крен в судьбу интеллигенции, которая вырвана из круга столичной жизни (как в Монологе или Голосе), из нормальных социальных связей (родственные — очень условны), почти без надежды их создать (такая все же была в Чужих письмах). И уж совсем зыбкая тема — особое экзистенциальное ощущение бытия вне земных реалий.

Таков главный герой — Фарятьев. Его попытка выйти из замкнутого круга — преодоление беспамятства земной жизни, грезы об иных мирах, с которыми нужно соединиться. Его любовь к Александре — тоже попытка преодолеть это отчуждение.

Для Александры это тоже возможность уйти от безысходности.

Собственно, весь фильм Авербах строит вокруг надежды на любовь — на это надеется вся женская семья, на перемены — навязчивое желание переехать в Киев или Одессу как землю обетованную, найти родственную душу — к чему стремится странный чудак Фарятьев… Но этот хрупкий мир будто обречён на несчастье невзаимности…

Этот всеобщий дисконнект и вызывает жутковатое чувство… И только усиливается финальным признанием в любви.

Вряд ли Авербах делал это сознательно, но как большой художник именно в Фантазиях Фарятьева он почувствовал тупик, в который зашла советская жизнь — когда не к кому податься и прибиться, когда одиночество накрывает тёмной завесой, и за ним не видно ничего. Рациональное, материалистическое понимание действительности не смогло объяснить ни тоску, ни любовь, ни духовное родство, и режиссёр умудряется очень тонко, не оппозиционно показать это зрителю. Его импрессионизм здесь не изобразительный, а чувственный и драматичный.

Может, именно в непонятости стоит искать и истоки роли Миронова — за маской жизнерадостной экспрессии, видимо, всегда была отторгнутая массовым зрителем интеллигентность и чудаковатость, которая в Фантазиях… и открыла не то что бы трагический талант, но новую тему в биографии актёра. Авербах передал эстафету Герману, где тонкий мироновский Ханин был противовесом суховатому Лапшину. Порываев в Блондинке за углом Бортко и вовсе стал неудачливым астрономом-клоном Фарятьева, да и мистер Фёст «грешил» фантастически идеальным восприятием человека. Но угадал эту грань и наиболее тонко ее раскрыл всё же Авербах.