Конференция

Теракт на Дубровке 2002 год.

Театр, мюзикл и вдруг выстрелы. Зрители сначала не понимают — часть ли это представления: артисты пока танцуют, а музыка играет. С 23 по 26 октября террористы будут держать заложников, пока не пустят газ.

Иван Твердовский на фестивале «Послания к человеку» сказал, что эта тема для него очень близка, он из театральной семьи и знаком с актерами, занятыми в «Норд-осте.»

Фильм начинается со статичных планов. Две женщины (одна — монахиня) пытаются забронировать зал того самого театра на 26 октября (17 лет с момента трагедии), администратор (маленькая, но эффектная роль Яна Цапника) отказывает (нет свободных дней), но после соглашается выделить несколько часов во второй половине дня на мероприятие, которое по госту назвать «Вечером памяти» нельзя, пишите «Конференция».

Фильм снят за 23 дня, без господдержки, хотя именно таким и должно быть русское кино. Честным, немного абсурдным, без провокаций (не доросло еще до провокаций).

Для того, чтобы передать пережитый ужас, Твердовский использовал монологи (экранное время с порога заявило о линейности), а монологи — скользкая дорожка. Когда художник описывает травму, он без особого труда может перегнуть палку, манипулируя жёсткими деталями.

Монологи «Конференции» вынуждены искать баланс между искренностью и отстраненностью. Они обрамляют действие, дополняют его, а не душат. Большим успехом становится операторское решение. Оно помогает сосредоточится на том, как говорят актеры о трагедии.

«Конференция» получилась лаконичной, но вместительной. Маленький человек создан с любовью, но русская горечь заменила Бога. В конце концов, сколько можно бежать от самих себя? Это бег в известном протоптанном направлении. Чем дальше бежишь от себя, тем сильнее сам себя замыкаешь в капкан из себя самого.

9 из 10

Оттенок первый: режиссер-постановщик

Если бы оценка фильма зависела лишь от режиссерской работы, то она должна была бы быть несомненно выше. Иван Твердовский показал себя весьма уверенным постановщиком, который не смущается больших тем и готов работать даже на минимальном бюджете, умело подбирая актеров, декорации и места для съемок. В «Конференции» он условно подал заявку на создание нечто большего и более внимательное отношение общественности к своим работам.

Приятно, что этот мастер знаком с историей кино. Нельзя не оценить как ловко и умело он использовал в картине цитаты на «Разгневанных мужчин» Люмета и «Нюрнбергский процесс» Крамера.

Кстати, нужно еще отметить Твердовского и за то, что не стал он уходить в неприятные подробности — показывая преступления, а выделил на первое место воспоминания.

Оттенок второй: «фестивальность»

Ясное дело, что вялый темп и отсутствие динамики, «антониониевские» поиски в беспечном созерцании — тоже следствие режиссерского «гейм-плана». Но, что поделать, если у нас такие правила игры. Так принято — коль снимаешь кино авторское, с претензиями на поездки по фестивалям, то обычно принимают за эталон повествовательный стиль Звягинцева. Но не для всех фильмов подобные решения хороши.

Фильм «Конференция», как мне кажется, должен был быть живым, наполненным эмоциями и динамикой. И в некоторых моментах все срабатывало. Так, достойно выглядел разговор людей в полупустом культурном центре, яркой получилась и сцена «квартирного» скандала между родственниками. Но это лишь частности. Увы, но фильм, несмотря на скромный хронометраж не проносится на одном дыхании, увлекая зрителя в споры, диалоги или размышления. Нет, не так. «Конференция» выдержана отстраненно от зрителя, будто создатели опасались сделать нечто простое, увлекающее за собой.

Оттенок третий: смысл

Не скрою, именно в смысловой части лента, на мой вкус, проигрывает. Перед нами очень непростая тема, оголенный нерв. Речь идет о событиях, свидетелями которых были практически все читатели кинопоиска.

Думаю, что можно было бы сделать бережнее… Все эти вызовы полиции, отключения света и скандалы… Полагаю, что за всем этим потерялось нечто куда более важное.

Без сомнения, все эти неровности и нервности, которые метко высвечиваются Твердовским, значительны. В той или иной степени, конечно все показанное нам могло бы быть. Но… нам предлагается взглянуть на все происходящее снисходительно, понимая сложности ситуации и напряжение с которым все справляются.

Однако правилен ли такой взгляд? Нуждаются ли персонажи в каком-либо снисхождении? Не думаю, ибо в таком подходе теряется трогательность.

Концентрируясь на фактах мы теряем содержание, нравственную трансформацию героев. Неспроста средние планы в этом фильме превалируют над «портретами».

2 из 10

В России сегодняшнего дня у народных масс к трагедиям вообще отношение неоднозначное. Из-за свойств загадочной русской души мы всё очень быстро забываем. А помнить надо. «Конференция» Ивана Твердовского, трудно в это поверить, является первым художественным фильмом посвященный одному из самым трагичных современных событий в России — захвату заложников на мюзикле «Норд-Ост». При этом речь идёт не о каком-то процедурном воплощении событий, хронологии или чем-то прямолинейном. Твердовский хочет взглянуть на те события с позиции сегодняшнего дня, как мы, современные россияне, к ним относимся и какие события извлекли. Конечно, теракт на Дубровке является скорее предлогом для исследования более общих тем, в том числе и страха, в котором перманентно находится наш с вами социум, и тем не менее, факт остается фактом: лента Твердовского является первым фильмом на эту тему и довольно тонким — в проекте не затрагиваются какие-либо провокационные или политические мотивы.

Твердовский пытается переосмыслить или просто, в конце концов, сформулировать нашу с вами вышеописанную черту. Российское общество предпочитает трагедии забыть, откреститься от них и через некоторое время память о них выливается или в фарс, или выглядит неуместно. По сюжету 17 лет спустя после «Норд-Оста» в Москву возвращается монахиня Наталья, всё это время бывшая в монастыре и служащая Богу. Она хочет устроить вечер памяти в том самом театральном центре. Но это, как, собственно, существование самой картины «Конференция», можно назвать лишь поводом: в Москве у монахини есть дочь и парализованный от инсульта муж, которые также были заложниками во время теракта.

Вероятно, сам факт появления фильма о тех печальных событиях показывает, что события 2002-го мы боимся до сих пор. Хотя бы потому, что один из сценарных ходов можно очень легко представить в современной России: экранный директор театрального центра не может дать разрешения провести вечер памяти, а только конференцию, что отражено в название. Почему? Вроде прямого запрета нет, более того, сценарий «Конференции» вообще не хочет касаться каких-либо общественно-политических сентенций с исконным вопросом «кто виноват?», но в глазах и жестах директора читается знакомое всем выражение: «Ну, Вы же понимаете…». На саму «конференцию» приходит мало людей, так что приходится сажать надувных манекенов, потому что… ну, Вы же понимаете. А в конце ещё и наглый охранник придёт и раздраженно попросит всех удалиться, потому что… ну, Вы же понимаете.

При этом «Конференция» сильна киноязыком. Символизм в работе Твердовского кричит отовсюду. Статичная камера позволяет добиться эффекта псевдокументальной хроники. Некоторые элементы добавлены нарочито: вроде блокировки дверей, долгого скатывания тележки (с весьма дискомфортным звуком); истории, которые рассказывают герои, являются рассказами очевидцев, да сами черные монашеские одеяния главной героини заставляют вспомнить плащи шахидок и подсознательно вызывают тревогу у современных россиян.

«Конференция» оказалась достаточно важной картиной для российского кино: это первая, но пока ещё не очень умелая попытка выйти на диалог со зрителем на темы по разным причинам табуированные. Иван Твердовский ставит «Конференцией» важные вопросы, однако различные, ставшие, наверное, каноническими у современных авторов, приемы вроде парализованного деда, дочки-алкоголички и определенной доли «чернухи», немного портят общее впечатление. «Конференция» прежде всего показывает, что не надо бояться говорить во времена, когда предпочитают молчать. Зал театрального центра на Дубровке в интерпретации Твердовского оказывается Чистилищем, причем, наверное, для всего современного российского общества. Ну, вы же понимаете. Или нет?

7 из 10

Молодой режиссер и сценарист Иван И. Твердовский для многих почти наверняка будет вписываться в рамки постановщиков, по версии г-на Кеосаяна, снимающих «о каких-то страдальческих метаниях на фоне скелета кита». Думающая же часть аудитории, в частности та, которая видела хотя бы его «Класс коррекции», понимает, насколько наше современное общество нуждается в таких вот ментальных пощечинах, дабы привести сознание в чувство. И если подобных приемов оказывается недостаточно, Твердовский переходит к более трагичным и глобальным темам, предлагая вместе с ним пройти сеанс мучительной психотерапии в мощной камерной драме «Конференция».

Главная героиня фильма, монахиня Наталья, арендует зал театрального центра на Дубровке, того самого, в котором боевики взяли в заложники актеров и зрителей мюзикла «Норд-Ост» в конце октября 2002 года. Выбрав в качестве обязательного определения мероприятия сухое и бесстрастное слово «конференция», Наталья собирает здесь оставшихся в живых жертв теракта, в число которых входила и она сама. Ведь спустя годы, не найдя утешения в монастырских стенах и полностью утратив связь с обозлившейся на неё по определенным причинам дочерью, Наталья хочет, чтобы травмированные люди проговорили вслух свои истории от начала и до конца, надеясь, что это поможет хоть как-то изжить страх и щемящую боль, оставшиеся где-то глубоко внутри.

То, что фильм Твердовского попадает в цель, становится понятно сразу — в самом деле, кто из людей старше 30 лет может себе честно признаться, что он часто вспоминает те страшные дни, за которыми в начале «нулевых» пристально следила вся страна? И пускай от просмотра не отпугивает пролонгированная, монотонная сцена уборки зрительного зала, в которой пылесос медленно, в течение нескольких минут скользит между черными рядами кресел. Этот своего рода эпиграф используется постановщиком не только, чтобы отсеять «лишних» людей (а «Конференция» — это стопроцентное кино не для всех и любители поплакать над слезовыжимающими историями и счастливыми объятиями в финале могут смело выключить фильм на первых же минутах), но и в качестве своего рода подготовки к грядущим событиям. И когда в помещение зала войдут люди, приготовьтесь не просто наблюдать за героями на экране, а слушать, слышать, чувствовать и переживать.

Кажется, ничего пугающего в кадре не происходит — просто неспешные, зачастую отстраненные воспоминания бывших заложников относительно того, что происходило в черные октябрьские дни 18 лет назад. Но Твердовский бесподобно владеет словом, композицией, лицами, атмосферой и, самое главное, восприятием на подсознательном уровне, чтобы оказать воздействие на аудиторию, готовую (и это самое важное условие для просмотра «Конференции») пройти сеанс этой кинотерапии. И если во время просмотра «Других «Алехандро Аменабара ощущалось, что вас физически окунули в Чистилище, то Твердовский добивается не меньшего эффекта, когда кажется, что живых людей на экране попросту нет. В самом деле, есть что-то неописуемо жуткое в гробовой тишине зрительного зала, нарушаемой лишь спокойными голосами изредка заговаривающих участников мероприятия и фоновым, басовым гулом работающей техники, где кресла заняты надувными манекенами, призванными дополнять картину происходящего и заставлять работать воображение на полную катушку.

Хотя никаких террористов в кадре, само собой, не будет, как и малейших политических выпадов, разжиганий ненависти и плясок на костях, этот образ с лихвой оживляет матушка Наталья (фантастическая актерская работа Натальи Павленковой), в своем черном одеянии больше похожей на шахидку и даже в сцене танца перед парализованным мужем под «Ночной разговор» Анны Герман она кажется воплощенной Смертью без косы в руках, явившейся в свой бывший дом, чтобы забрать чью-то жизнь. И пускай женщина хочет найти решение не только для всех присутствующих, но и для самой себя, её посыл ломает четвертую стену, проникая далеко за пределы экрана, призывая наше общество, с каждым годом все больше тяготеющее к эмоциональной холодности и смерти гуманизма, ни в коем случае не забывать о трагедиях, изживать их полностью без остатка, чтобы двигаться дальше, поскольку порой и без всяких терактов мы оказываемся жертвами страха и становимся друг для друга врагами, нечувствительными к чужой боли. А это уже ничем не отличает людей от тех самых надувных манекенов.