Ковчег

Сразу хочется отметить, что Arka однозначно пресна по своей смысловой нагрузке, ибо исход вполне предсказуем, а идея избита, как дворовая собака. Постапокалиптические зарисовки, переплетенные с нашим миром, который может ещё и не рухнул с обрыва, но балансирует на самой грани, буквально заполонили экраны, причем и в короткометражных и в полнометражных вариантах.

Одно странно, вечно получаешь садистское удовольствие от одного только вида разрухи и страданий человечества — видно, на инстинктивном уровне мы сами желаем себя изничтожить или же вечное человеческое любопытство нетерпеливо переминается с ноги на ногу в преддверии такого невероятного события, как конец света. И ощущаешь легкую тоску, когда переносишь все возможные варианты эпических взрывов и эпидемий на свою серовато-простоватую жизнь.

Так и главный герой «Ковчега» явно пребывает в глубочайшей депрессии и состоянии ненависти ко всему миру, а потому помещает себя в очень красивую и жестокую, невероятно мрачную сказку, из которой он хочет так же красиво уйти. «Когда мне плохо, мне нравится находиться среди людей, которым также хреново» — говорила Трэйси Берковиц, так и мы, руководствуясь эгоизмом и саможалением буквально творим иную трагическую реальность, где нам станет немного легче от страданий других. Обидно лишь то, что возвращение назад так и блещет несправедливостью — твои проблемы считают ничтожными по сравнению с суетой этого сумасбродного мира, а поступки расценивают как маразм.

Только этим «Ковчег» и хорош, своей близостью к душе зрителя и его видению жизни, но этого, как оказывается в итоге, вполне достаточно для вполне теплых эмоций по отношению к картине. И вроде главный герой намеренно некрасив и неказист, но с самых первых минут становится кем-то важным, и вроде показанный мир уродлив, а все равно чувствуешь жалость. И «пластилиновое» исполнение главных героев и декораций тоже неплохо знакомо, но и оно снова подкупает зрителя своей наивностью и странной прелестью. Так что да, иногда даже то самое хорошее и совсем не забытое старое, только правильно поданное, может отогреть сердце и заставить вначале улыбнуться, а потом взгрустнуть. Вдруг однажды все мы окажемся не в этом лабиринте из бункеров и убежищ, сплетенных паутиной бельевых веревок, а в одиночестве, на крыше, с дверной ручкой в руках и жуткой озлобленностью, исступленным отчаянием? Вот и думай потом, что страшнее — всемирная тоска или тоска в рамках одного человека.

«Что ты знаешь о жизни и смерти?» (ц)

В фильме «Сквозь тусклое стекло» в заключительном диалоге один из главных героев приходит к мысли, что любовь является либо Богом либо доказательством Его существования. Эти слова вложил в уста своего персонажа Ингмар Бергман, следовательно, в какой-то степени данная мысль является и его собственной. А ведь в фильмах Бергмана его персонажи ненавидели, презирали, упрекали Бога, страдали от одиночества, в том числе, порожденного молчанием и равнодушием Бога, отворачивались от Него. Шведский кинематографист был атеистом, но это не мешало ему видеть и верить в людскую святость. И уж точно он никогда не осуждал человека за его бессчисленные недостатки и пороки.

Воланд однажды заметил, что есть что-то странное и неественное в людях, сторонящихся алкоголя, азартных игр, женщин, деликатесов и веселья. Вероятнее всего, они втайне ненавидят весь мир! Фанатик веры и убежденный моралист гораздо опаснее и страшнее окаянного грешника и злодея.

Создатель короткометражки относится к той категории людей, которые ненавидят человечество за то, что будучи изгнанными из рая, они никак не могут вернуться обратно, да и не проявляют должного рвения. Гжегожу Йонкайтысу (ну и фамилия!) ближе и милее разрушение Содома и Гоморры и Всемирный потоп. Он рисует мир будущего, естественно, являющийся мрачным, пессимистичным, пропитанным атмосферой депрессии и медленного, но неумолимого угасания жизни, человечества и цивилизации. Наглядно настроение и отношение автора иллюстрирует анимация. Намеренно реалистично изображены микроскоп, пистолет, даже дверная ручка, в то время как человек неузнаваем, уродлив, чудовищен.

Эффектный сюжетный поворот необходим и оправдан, но преподнесен высокомерно и пафосно. Завтрашний мир, находящийся в шаге от конца, сменяется настоящим обезумевшего от одиночества старика. Автор опять не в состоянии сдержаться. Отчетливо ощущается укор, адрессованный зрителям. Прогресс как процесс обездушивания человечества, равнодушие как самый тяжкий грех.

Не смотря на собственное неоднозначное отношение к прогрессу и человечеству, позицию автора я не разделяю. Равнодушие и эгоизм не столь страшны и непростительны как гордыня. Гордыня проявляемая не только в высокомерии, но и в осуждении других. В общем, очередное псевдогуманное (и отчасти, как ни парадоксально, псевдоциничное) барахло. Автор может быть атеистом, агностиком, верующим, но это нисколько не оправдывает его в моих глазах, не меняет моего мнения.

Я же грешник. А одиночество неизбежно.

4 из 10

Время идет и люди стареют. В жизни каждого человека наступает переломный момент, когда даже жизнь не в радость. И эта наполненная под самую завязку капитальными мыслями и рассуждениями короткометражка Гжегожа Йонкайтыса, после просмотра оставляет на сердце сгусток необъяснимых наитий. Странных мыслей и воспоминаний.

Пожалуй, чтобы правильно его постичь, необходимо изрядно подумать. Опорным мотивом является Библейское сказание о «Всемирном потопе» — «Ноеве Ковчеге». Хоть на нем и держится почти весь мультфильм, он здесь лишь для введения. Главный герой в один момент понимает, что почти всей разумной жизни на Земле пришел конец. Медленно, но верно он приближается к своей цели, он хочет излечить мир. Но, потом, мрачный финал, нежданная развязка, под печальный музыкальный мотив.

И зритель остается наедине с собой.

Со своими трепыхающимися в голове мыслями. Мир — это и есть тот самый ковчег, на котором уже пожилых, никому вовсе не нужных стариков никто не замечает. Они одиноки, и от этого жуткого уединения они погибают, но гибнут образно. Они мечтают, но их мечты несбыточны. Они не могут найти свое счастье, свое место в этом мире. Но ничто не мешает нам, протянуть им руку помощи.

«И раскаялся Господь,
что создал человека на земле,
и восскорбел в сердце Своем»
Быт. 6:6

«Депрессия — это не постыдная болезнь,
которую нужно скрывать от себя и от других…
Сердечные язвы — это часть нашей жизни,
и никто от них не застрахован»
Жан Ванье,
создатель благотворительной организации «Ковчег»

Мир затоплен. Опасный вирус заражает кровь. Глобальное перенаселение клочка суши неизбежно. Спасение невозможно. Польский аниматор Гжегож Йонкайтыс совместил все страхи молодежи в десятиминутной работе, положив все на библейский подтекст Потопа и вывернув все наизнанку, как проблему одиночества пожилых людей в современном социуме, показав, как старый дедушка пытался застрелиться дверной ручкой.

И все же это не обращение к молодежи. Слишком уж пессимистичный стиль выбрал автор для своей жестокой шутки, бьющей, как констатация факта наступившего конца. Мир одинокого старика — это очень уродливый мир, где каждая вещь кажется символом смерти, а каждая мысль уже не находит счастливого разрешения в будущем, ведь все его будущее заключено в черной громадине, которую почему-то называют «Ковчегом», вот только в отличие от знаменитого корабля Ноя, пассажирам сойти с него не удастся. Отсюда и все мрачные депрессивные образы так или иначе связанные со старостью, именно она является тем вирусом, который обнаружил герой в микроскопе, именно по ее причине мертвы все товарищи, именно из-за нее одинокого человека на «зараженном» корабле не возьмут в новый мир, в который и без того народу набежало.

«Life`s but a walking shadow, a poor player
That struts and frets his hour upon the stage
And then is heard no more. It is a tale
Told by an idiot, full of sound and fury
Signifying nothing» — Macbeth (Act 5, Scene 5, lines 17—28)

Эту знаменитую цитату из Уильяма Шекспира режиссер поставил в начало, во главе всего фильма, чем во многом и оправдал многие вещи, которые здесь покажутся нелепыми или абсурдными, а заодно и стремление любыми средствами возвысить историю, через модные приемы нынешнего кино и бойкое музыкальное сопровождение. Это монолог Макбета, на который его подвигла весть о смерти супруги, из тех размышлений о жизни и смерти на сцене, за которые невозможно не обожать Шекспира. Вот и герой «Ковчега», обуреваемый нешуточными страстями готов к последнему акту великой трагедии, хотя «великой» она должна была стать лишь для него. Это глубоко психологическое, и в то же время шуточное размышление о жизни, которая теперь находится в чужих руках, и жестокой шуткой выглядит то, что кто-то назвал лечебное учреждение «Ковчегом», заставив поверить в это ни одного (как видно по ручкам в коробке) старика.