Мольба

Чёрно-белое
Глубоки корни кавказских гор, а традиции народа ещё глубже. Был безоглядно верен им хевсур Алуда, выходя на бой с иноверцем кистином. И был бы верен, но оглянулся: храбрецом оказался поверженный враг, не смог победитель отсечь ему руку и тем нарушил дедовский обычай. Изгнали Алуду, как пса изгнали из родного селенья, следы затерялись в белой пурге. Был предан традициям кистин Джокола, приютивший в доме охотника-хевсура. К кому приходит гость – к тому приходит благодать, ведь нет священнее законов гостеприимства. Но законы мести сильнее: соседи узнали в пришлом кровника, убийцу. Проклят теперь Джокола, и дом его проклят: как пса убили гостя, бросив чёрным воронам тело. Чтил традиции и поэт Хвтисия, но как жить, как нести людям благо, когда кругом столько ненависти, что скоро всю землю изроют могилами – для врагов, для друзей, для самих себя. Уйти, оставить этот мир его костям, его чёрствым людям, его мрачным горам. Или смиренно молиться богу, чтобы достало сил бороться и верить, что не может умереть прекрасная суть человеческая.

Два сюжета о кровной мести вложены в третью историю – духовных поисков поэта Хвтисии; две героические поэмы, пробирающие до костей мучительным холодом стихотворных строк, – в философскую притчу, раздумья мятущегося, растерянного человека, разрываемого врождённой тягой к абсолютному добру и беспредельной усталостью от окружающего зла. Двое являются к Хвтисии – прекрасная Дева, светлая и безгласная (муза, олицетворённое добро, а то и сама истина) и демон Мацил, самодовольный дух материального мира, в котором нет места красивому и чистому, и на всём лежит печать неминуемой смерти. Для Девы жизнь – это служение, для толстого демона – кусок сала, «режь по ломтику и живи спокойно». Но может ли творец просто жить, как послушное животное принимая всё земное несовершенство, или он должен, обязан вести с ним непримиримую борьбу? Не оттого ли герой нем, не оттого ли реплики его и собеседников озвучены за кадром, что душа поэта – поле битвы: сомнений с верой, возвышенного с телесным, живительного творчества с удушающей реальностью. Той, сплавленной из сказаний и житейских наблюдений мифологической реальностью, где кровь врага можно пить из кубка и есть в хлебе, а к соседу на пожар собираются как на зрелище. Где могильные камни царапают небо, а из замковых стен растут десятки отрубленных рук. Где слепые ведут слепых, хромые сбиваются в стаи, а рыцари строят виселицы, заслоняющие солнце.

Таковы пророчества о мире без добра; зловещие видения, в которых больше не жестокости сильных, но безучастного согласия масс. И поэт, конечно, вернётся, ибо кто, если не он. «Мольба», контрастная, словно гравюра, полная таких вот многосоставных аллегорий, в шестидесятые возродила споры о нужности поэтического кино, использующего собственный словарь образов в качестве знаков киноязыка. Критики раскритиковали, цензура отправила пылиться на полке, но в итоге фильм только набрался силы, как хорошо выдержанное вино. Да и не стремился Абуладзе угодить советскому зрителю лёгкой для толкования жвачкой: его герои – люди, обогнавшие время, и выстраданная, кровью крещёная правда даётся им тяжело. Это мученики, распятые обычаями предков, прометеи, навсегда прикованные к кавказским горам. «Мольба» же – исполненный щемящей грусти творческий манифест, не только утверждающий творца в праве на свободу самовыражения, но сулящий неизбежные страдания как плату за богом дарованный талант. Истинное творчество – крестный путь, с которого нельзя свернуть, не предав себя самого. Путь, тем более важный, чем больше несправедливости вокруг; однако изнанкой злой обыденности всегда является обыденность зла. Самая страшная тьма – не в сердцах тиранов, что массово обрекают на смерть, строя пирамиды из черепов и костей. А в тех, кто бесстрастно запирает сердца, чтобы их не коснулось чужое горе.

Свою «антитоталитарную трилогию» Тенгиз Абуладзе снимал шестнадцать лет. Оттепель за окном сменилась сухим застоем, а там повеяли робкие ветра перестройки, но тема противостояния одиночки косному, полному предрассудков обществу осталась столь же неизменной, как и земная орбита. В «Мольбе» режут горло чести и ведут на виселицу добро, в «Древе желания» втаптывают в грязь мечту и любовь, в «Покаянии» перетирают в стружку свободу и творчество. Наивысшая слава досталась последней ленте: собирательный портрет диктатора, которого никак не могут похоронить, в восьмидесятые пришёлся ко двору и ко времени. Но сам Абуладзе любимой считал «Мольбу», и её же называл в трилогии последней, заключительной. Наверно, дело в особом полифонизме картины, в надвременной значимости поднимаемых вопросов. Словно кто-то обращается с монологом к вечности, и вечность послушно ждёт, пока не будет найден единственно верный ответ. Есть в «Мольбе» пронзительная ширь, надлом и, вместе с тем, размах, свойственные высоким трагедиям античности, подчёркнутые и композиционным строением, и самобытным графическим рисунком. Фильм снят на техническую плёнку, снят с фотографической (а не киношной) резкостью, отчего пространство перестаёт быть многомерным и, окрашенное лишь в два цвета, кристально-белый и кардинально-чёрный, как два смысловых полюса.

Однако подлинное зло серо. Толпа, кричащая «распять!», охранники в концлагерях, сотни донов Рэба, строящих идеальное общество, – всё начинается с того, что кто-то просто отвёл глаза, просто исполнил приказ, просто остался равнодушным. И вот опять ведут на виселицу добро, опять втаптывают в грязь мечту, опять уничтожают свободу и творчество. Круг бесконечен: от «Мольбы» до «Покаяния» и снова к «Мольбе». Глубоки корни зла, не дай им прорасти в твоей душе.

Песнь о лучшем из людей
Это фильм, объединивший в себе черты сюрреализма, немецкого экспрессионизма и, отчасти, западного авангардизма. Каждая сцена как отдельный кусок, нанизанный на канву сюжета. Это гениальное творение. Образ типичного романтического героя, который восстаёт против толпы, против заветов старины и идёт в бой за правду, которую ищет. «Зов сердца мне дороже», - говорит герой, и идёт на этот зов, принося себя в жертву, доставляя несчастья своим близким, вынужденным скитаться вместе с ним без крова. Обездоленный, оставленный своей общиной, но не сдающийся даже после смерти. Его дух продолжает ходить по свету и ненавидеть мир за его злость, жестокость и несправедливость.

Первый кадр начинает и заканчивает фильм. Герой там похож на сидящего Демона Врубеля, камера взмывает ввысь, и начинается рассказ. Разочарование во всём и вера в лучшее есть в герое. Когда он уже как скитающийся дух ходит по свету и видит людей, слепых, похожих на кротов, которые идут рыть норки, но роют они не норки, а могилы.

Тема толпы очень ярка в этом фильме. Главным образом, потому что герой и толпа – это две противоборствующие силы. Эти планы в духе немецкого экспрессионизма подчёркивают оторванность героя от людей, он, будто, потусторонний наблюдатель и мыслитель, философ. Его крупный план над общим планом остальных.

Его что-то роднит с Гамлетом, особенно в сцене со сторожем с кладбища. «Даже и мёртвых грабят! Но ведь вор тоже умрёт! Значит вора тоже обворуют, и всё будет справедливо».

Это чрезвычайно красивый фильм. Такие съёмки редки даже сейчас. Очень много статичных сцен, что, кажется, если бы не шевелилась трава, не двигался герой, не текла вода, то создалось бы впечатление, что это диафильм. Но в данном случае – этот приём удался. Кино по своей природе дискретно, но выглядит как раз континуально. Здесь идёт нарушение, уход от привычного киноязыка, идёт возвращение к кино изначальному. Статика подчёркивается закадровой речью героев в то время, как на экране их губы сомкнуты. Только в самых эмоционально ярких моментах они говорят.

Речь с закрытым ртом ещё выделяет нерушимость общины как хранительницы давних традиций и обычаев. Общинное войско как скала непоколебима. Люди верят в традиции, не думая о правде и об истине. Любой, кто задумается, становится врагом, перестаёт быть братом. Это толпа без желания думать, рассуждать, понимать, рабы своих законов.

Очень сильное воздействие оказывает ассоциативный монтаж. Когда герой попадает в соседнее племя, вся община собирается избавиться от чужака и отомстить ему за смерть их лучшего воина и героя. На экране мы видим смонтированные друг на друга высокие башни, за кадром звучит побудительная речь о том, что врагам – не место в общине.

Роль камня как стихии значима в этом фильме. Это ещё и эпизод с кладбищем местных героев. Когда женщина из общины, единственная пожалевшая его, пришла на место казни. Главный герой уже убит. А её пугают мертвецы оживающие из камней. Будто камни и стены, которые держат всё вокруг – это и есть мертвецы. Жизнь одних строится на костях других. Был ещё эпизод с деревянными изваяниями, из которых тянулись вверх руки умирающих, только руки, без лиц и тел. Души, которых не спасти. Символ войны, напрасных смертей и ненужных подвигов. Если говорить о стихиях, то большую роль играет огонь. «Он сжигал всё вокруг, будто мстил мне чем-то, не зная, что и он не вечен». Огонь – это символ разрушения в этом фильме. Он рушит, но он и толкает на что-то. «Всё горит, пока есть, чему гореть». В этом и есть истинный смысл. Всё будет разрушаться и вновь строиться, чтобы разрушиться вновь. Иначе жизнь прервётся. Но пока в душе есть огонь, всегда будет преодоление, борьба, действие, сомнение. Стихия воды – это очищение. Кадр с моющимся стариком. Воздух – это всё пространство.

Даже когда идёт речь о жилище персонажей, мы видим их под небом и никогда в какой-то конкретной бытовой обстановке, в комнате. Это символизирует приход в чью-то жизнь, которая не ограничивается стенами и потолком одного конкретного интерьера. Это весь мир, где все люди равны. Они все разные, отсюда и разные экстерьеры или интерьерные достройки.

Эпизод со свадьбой – самый яркий из финальных. Они спускаются в подземелье. Вообще этот персонаж, олицетворяющий тьму, появляется в самом начале из темноты, он похож по пластике на коршуна, неспроста он грызёт семечки, когда идёт его закадровый текст, он ещё больше становится похож на дикую птицу.

Ярок эпизод с повешением. Она падает и в камеру бьёт свет. Будто её смертью появляется что-то светлое вновь как и в начале фильма. Этот свет даёт свободу ей и спокойствие мучащейся душе героя.

Погода и время года немаловажны. Начинается действие летом. Героя изгоняют из общины и, минуя осень, начинается зима. Много снега, белое небо белая земля, удаляющиеся силуэты в неизвестную даль. Затем экспрессионистский кадр: крупный план героя на белом фоне снегов и несколько идущих фигур позади него. Это тот момент, когда он в последний раз осматривает свои родные места.

«Мольба» - гениальнейшее творение. Это фильм о надежде и поиски. Ищущий находит. Во вражеском племени находится воин, приютивший героя. Их линия очень ярка и интересна. Они как отражение друг друга, оба понимают больше остальных, уважают друг друга, пытаются противостоять толпе и у обоих это не получается.

Путь, проделанный героем, приводит его к началу мытарств. Он убил врага, которого уважал, не отрубил десницу и более того принёс жертву за его спасение. Заканчивается тем, что его самого хотят сделать жертвой этому воину. Тщетный ли это был путь? Нет. Он отказался быть жертвой под пытками. Он принимает героическую смерть.

Есть ли смысл жить, если искать и не находить. Но жизнь – это и есть поиск. Даже поиск после жизни. Мертвые и живые, дьявольское и божественное переплетается здесь как и в любом романтическом произведении. Один проиграет остальным. Потому что остальных всегда больше. Фильм о принятии и прощении. Всё, что люди ни списывают религии, традициям, воле высших сил – есть их собственные проявления, высокие и низкие. Нужно следовать зову сердца, что бы ни случилось. Любое поражение станет победой. Нужно только верить.

10 из 10

Такие фильмы понять без знания хотя бы основ культуры и истории практически нереально, поэтому половина фильма вызывала вопросы. Он полон символов и ссылок на исторические особенности времени и отношений между людьми и народностями. Но что действительно поражает, так это красота, «чистота» и полнота картинки, как бы парадоксально это ни звучало в ч/б фильме. Каждый кадр завораживает, ни прибавить, ни убавить. Мне кажется, выбор ч/б пленки не случаен: герои новелл до некоторого времени живут в черно-белом мире, где христианин – друг, мусульманин – враг, всё категорично хорошо или плохо и нет оттенков, полутонов. Но герой начинает задумываться: «А что если чёрное вовсе не такое чёрное, как учили нас отцы? Что если враг тоже человек?». И общество не принимает его с такими выводами. Потому что лучше не подвергать сомнению вековые правила жизни. Не думай. Даже если общество всегда будет в застое.

Последняя новелла, наверное, самая метафоричная. На мой взгляд, здесь говорится о выборе противления или непротивления злу. Если отойдешь в сторону, не поможешь ли тем самым злу победить?

9 из 10

Грузинский Тарковский
Оказывается, грузины могут снимать не только комедии.

Очень сложный в плане понимания фильм. Необычный стиль повествования. Просто великолепное переложение стихов на экран, причем каких стихов! Эти стихи явно имеют большое значения для горных народов и поэтому на создателей фильма возлагалась огромная и непосильная задача – переложение не столько строк, сколько духа этих самых стихов. И, как мне кажется, со своей задачей Тенгиз Абуладзе справился более, чем достойно.

Фильм очень знаковый – каждый жест, каждое слово здесь имеют огромное значение, поэтому фильм желательно смотреть внимательно, не отрываясь.

Мы видим перед собой нелинейное повествования о периоде жизни некоего Поэта, который, увидев пред собой лицо Зла, оступился перед ним, за что он был изгнан своим народом. Но когда поэт увидел, какие события повлекло за собой его отступление, он вновь начинает бороться.

У меня по ходу фильма возникало чувство, что я смотрю фильм Тарковского. И стилистика похожа, и также большое количество стихов, и нелинейное повествования. Я, кроме этого, не видел фильмы Абуладзе, но мне очень бы хотелось, чтобы остальные его картины хотя бы немного соответствовали этой.

Как я уже говорил, фильм имеет огромное значение для горных народов, не только из-за духов стихов, но и также благодаря большому количеству обрядов, танцев, молитв, которые могут быть понятны лишь людям, которые жили в этой среде.

Итог - фильм обязателен к просмотру, но будьте готовы увидеть нечто необычное и столкнуться с огромным смыслом, который открыто выражается в стихах.