Под сенью цветущих вишен

Неприкасаемая
Экранизация классического романа Анго Сакагути, вышедшая в далёком уже 1975 году, до сих пор не потеряла своей жуткой красоты. Начинающаяся со смыслового контраста, кардинального опровержения привычной действительности, в которой цветение сакуры - прекрасное, почти праздничное явление, фильм постепенно погружает зрителя в настоящее безумие.

Правда, безумие это совершенно иного рода, чем какое-либо хардкорное визионёрство или кровавый фатализм. Режиссёр Масахиро Синода грамотно использует литературную основу, выстраивая экранное действие поступательно, с каждым новым эпизодом приоткрывая новые грани, казалось бы, весьма простой истории. Одинокий звероподобный разбойник во время своего очередного налёта пленяет столичную красавицу и решает сделать своей женой. Точнее одной из, забитых и запуганных, живущих в затерянном посреди леса деревянном бараке. Но похищенная оказывается не так проста, и уже с момента первой встречи (в буквальном смысле) садится на шею своему похитителю, чтобы навсегда изменить его жизнь.

И через всё это рефреном проходят отголоски сумасшествия, которое захватывает несчастного путника, оказывающегося в лесу цветущих вишен. Бесконечный гул заплутавшего в кронах ветра и белая пелена сыплющихся лепестков завладевают разумом и затмевают взор, и человек бежит сломя голову, ещё не зная, что уже обречён. Точно так же дикий грабитель постепенно забывает себя перед холодной и прекрасной, как лёд дьяволицей. Любовь, исступление и бесконечные манипуляции - кажется, что этой истории нечем удивить, и конец уже читается между строк, но потом начинают падать головы.

Мужчина, привыкший мыслить односложными категориями, злодей с немытыми патлами и широченными панталонами - он даже не задумывается над тем, а стоит ли убивать ради кого-то. Отрубленные головы постепенно заполняют экран, становятся аддиктивным наваждением и фетишем на грани некрофилии. Театр мёртвых начинает коррелировать с вычурными постановками-представлениями живых, а действие постепенно меняет локации и перемещается на городские улицы. Сложные ракурсы и косые кадры цветущего пейзажа уступают место угловатым геометричным декорациям, пока сердце героя поглощает тоска. События уже не кажутся столь тривиальными, как в начале, а лаконичная по своему содержанию сказка с каждым шагом всё сильнее теряет связь с реальностью. Путы трансцендентной печали и обречённости начинают сжиматься всё крепче, и впереди остаётся лишь одной - бесконечный гул и белая пелена. Драматичный финал возвращает героев к началу, оживляет воспоминания и выглядит грандиозным по своей режиссуре даже спустя десятилетия. Масахиро Синода ставит его до жути расчётливо и эмоционально, кульминационным аккордом наконец-то демонстрируя то, о чём говорилось ещё в экспозиции. То, от чего цветение сакуры стоит бояться.

Любовь к смерти
Говорят, ханами — относительно новый обычай. Говорят, раньше японцы не предавались светлой грусти о течении времени, наблюдая за опадающими лепестками сакуры, а избегали оказываться под сенью цветущих вишен — считалось, от этого можно сойти с ума… Однажды, в ту давнюю пору, когда еще не существовало обычая ханами, на затерянной в горах тропе полудикий лесной разбойник убивает благородного господина, чтобы увести с собой его красавицу жену. Однако новоиспеченная вдова недолго горевала — даже не взглянув на еще не остывшее тело своего погибшего супруга, она повелительно машет изящной белой ручкой и говорит: «Да, я стану твоей женой, если ты донесешь меня на спине до самого дома. Ты ведь сильный?..»

Издревле так повелось: мужчина — добытчик, женщина — хранительница очага; мужчина завоевывает новые территории и богатства, женщина — находит им применение; мужчина показывает и применяет свою силу, женщина — обуздывает эту силу, указывает ей русло и конечную цель. Но что, если целью женщины является не создание семейного уюта и не хранение домашнего очага, а лишь потакание собственному тщеславию и извращенной фантазии, которая от скуки становится все изощреннее?

В ленте Масахиро Синоды «Под сенью цветущих вишен» архетипичный мужчина и архетипичная женщина предстают перед нами в образах смелого и сильного разбойника, что не убоится никого ни в горах, ни в столице, и его жены невероятной красоты — и демонического нрава. Однако этот нрав проявляется вовсе не в скандалах или ревности. Кроме красоты, у этой женщины нет ничего — ее ум и тело пребывают в праздности, а нередко от праздности до преступления — рукой подать. И вот неуемная энергия, сила и смелость разбойника уходят на удовлетворение низменных жениных желаний, в которых с течением времени не останется ничего человеческого. Примитивно манипулируя столь же примитивными, как ее манипуляции, мужскими желаниями, красавица сначала заставляет разбойника переехать в столицу, а позже — толкает на одно убийство за другим, наслаждаясь плодами его трудов — грудами отрезанных голов, все больше раскрывая свои некрофилические наклонности…

Страшная сила красоты у Синоды показана буквально: разбойник готов на все, лишь бы обладать красивой женщиной, лишь бы заслужить ее благосклонность. Но она — кривое русло для мужской силы и ошибочная цель. Она не рожает детей, ничего не создает, не дарит душевного тепла и не способна на искренность. Точно так же, как истлевает кожа на черепах в его доме, истлевает и его терпение — с него хватит столичной жизни и отрубленных голов. Однажды он захочет вернуться назад, в горы, где ему свободно дышалось и свободно жилось. И тогда, на горной тропе, под сенью цветущих вишен, среди страшного гула кружащихся розовых лепестков, на миг он прозреет и увидит истину… Но изменится ли что-то для него? Поймет ли он, что он увидел? Или, что вероятнее, сочтет умопомрачением?

Несмотря на кровавый след, тянущийся за ним, разбойника Синоды жаль — он, как сотни мужчин до него и сотни мужчин после, попался в ловушку женской красоты — пустой, неодухотворенной, сугубо плотской. И точно так же, как сотни мужчин до и после него — попадется вновь, когда представится случай. Ведь слепая, не отягощенная интеллектом и добротой мужская сила только и ждет женщину, что сможет ее обуздать — даже если эта женщина окажется диаволом во плоти. Но, раз так — то стоит ли их жалеть?.. Пусть каждый сам платит за свои ошибки.

Три сестры: Смерть, Прекрасное и Вечность.
'В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, – знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей' (Ф. М. Достоевский. «Братья Карамазовы»).

Фильм, снятый по мотивам новеллы Сакагути Анго, переносит нас во время, предшествующее периоду Эдо. Он повествует нам о безграничной, почти безжалостной силе и вечности Прекрасного. Режиссёр, сравнивая между собой красоту цветущей сакуры и женскую красоту, представляет их равнозначными и равноценными. Прекрасное заставляет человека сходить с ума, совершать самые странные, глупые, жестокие поступки, принуждает идти на то, что человек в здравом уме никогда бы не решился сделать. Не зря в начале фильма говорилось о том, что люди, проходящие под сенью цветущих деревьев сакуры, могли лишиться рассудка.

Главный герой фильма находится под каждодневным гнетом Красоты в лице своей жены, требующей все новых человеческих жертв. Но ради обладания Красотой главный герой, в некоторых ситуациях даже рискуя своей жизнью, безоговорочно подчинялся и выполнял безумные прихоти своей жены. Смерть и Прекрасное стояли на одной ступени, представляли собой единое целое, дополняли друг друга.

Последняя сцена фильма напомнила мне строки из романа Юкио Мисима 'Золотой Храм'. Размышляя о прекрасном, Мисима говорил: 'Прекрасное – с чем бы его сравнить? – ну вот хотя бы с гнилым зубом. Когда у тебя заболел зуб, он постоянно заявляет о своем существовании: ноет, тянет, пронзает болью. В конце концов ты идешь к врачу и просишь вырвать зуб. Потом, глядя на коричневый, покрытый кровью, грязный комок, человек поневоле поражается: «Как? И это все? То самое, что так крепко укоренилось во мне, мучило, ни на минуту не давало забыть о себе, – всего лишь кусочек мертвой кости? Не может быть, это не оно!». Вот так же и с прекрасным. Может показаться, что вырвав гнилой зуб, ты выкорчевываешь красоту, но окончательно ли такое решение? А вдруг корни прекрасного уцелели, вдруг красота не умерла?'.

Так получилось и в фильме: несмотря на то, что главный герой 'убил' Красоту, корни её, словно находящиеся глубоко под землёй корни вековых деревьев сакуры, остались целы, и будут жить вечно, снова и снова подчиняя себе человеческий разум и лишая рассудка людей всех времен и народов.

Масахиро Синода - Под сенью цветущих вишен
Классическая японская небылица в опытных руках Масахиро Синоды представляется всем эклектичной зарисовкой, заставляющей зрителя проникнуть в средневековую Японию. А там, мы вместе с героями странной истории оказываемся на грани реальности и фантастики. Встреча в роще смелого бандита и мужчины с женщиной оканчивается весьма предсказуемо. Только вот главному герою с новой подружкой будет совсем не просто. Она достаточно быстро обуздает его и заставит творить такое... Суини Тодд встретившись с ним вполне бы показался застенчивым интеллектуалом.

Но не сюжетом берет эта картина. Синода замечательно расставляет акценты, балансируя от иррационального к весьма понятным и обыденным процессам. И только вишневый сад будет точкой отсчета, визуальным водоразделом в жизни двух героев. Архетипическая 'инь' тут будет противостоять решительной 'ян'. Раз так, то толкований может быть множество.

Так что, несмотря на авторский профессионализм и метафорическое содержание, мое отношение к ленте скорее нейтрально. Все дело в том, что при своем изяществе, фильм меня не вдохновил. Но это уже вопрос субъективной оценки. В мое системе координат, 'Под сенью цветущих вишен' у Синоды лишь прикидка, подготовка к настоящему хиту - 'Копьеносцу Гондзе'.

6 из 10