Роль

Смотреть исключительно в темноте, ни на что не отвлекаясь. Если уже ночь, и на середине захочется спать — ни в коем случае не идти на поводу у этого желания, иначе потом при попытке досмотреть днем вся магия фильма исчезнет, и в этом будет виноват совсем не он. К хорошему кино нужен правильный подход, погружение требует соответствующих условий. А вы думали, легко метнуться на сто лет назад?

На самом деле, фильм все сделает за вас. Шумы на заднем плане заставят ежиться, размытая глубина резкости (бокэ?) при съемке дневного Петрограда добавит сновидчества, черно-белые цвета и выверенный антураж закрутят в эту великую жуть.

Мрак фильмов Лопушанского (для меня, правда, это всего второй после «Гадких лебедей») совершенно уникален — в нем нет депрессии (субъективно) и уныния, он магнетичен, он завораживает.

- Я не могу помочь пациенту, если он сам не хочет лечиться. А он не хочет, вы это знаете. Попробуйте отвезти его в Вену, к доктору Фрейду…
- Какая сейчас Вена… но… но что же мне делать?
- Если честно сказать, я их иногда тоже совсем не пониманию
- Кого?
- Русских. Они совершают порой такие поступки… Я даже не понимаю их мотивацию, хоть я и психолог. Это как у Достоевского…
- Dostoevsky…

История — темная наука. Яснее наше о ней представление. Еще яснее собственный творческий замысел в ее изображении. Тоже можно сказать и о психологии.

Господин Лопушанский в 2013 году, опередив господина Михалкова в демонстрации зверского нутра вооруженной революционной черни, снял фильм «Роль». Выдав в классической черно-белой манере гирлянду мизансцен-эпизодов, основные минусы которых: фальшь декораций, фальшь игры и чрезмерная затянутость. Последняя, правда, могла бы быть оправдана интригой — ее мрачная тень с первых же титров начинает зависать над предлагаемым полотном.

На полотне изображают «историческую» правду. Но это лишь фон для правды «человеческой». И то и другое азартно, но грубо обеспечивают типажи. То есть, носители примитивно-характерных признаков: чекист и управдом обязательно в кожанках, актер («Вы гений!») похож на Леонида Андреева, некрасивая, но чуткая учительница крестьянских детей носит кружевной воротничок, недобитая белогвардейская контра прячется под фуражками без кокард, вагонная шалава непременно и непрерывно сосет мутный самогон из бутыля. Ее (шалаву) когда-то изнасиловал собственный батя. А как же еще?

А еще один похож на другого. Герой на антигероя. Левый на правого. Живой на мертвого. Как две капли слезы. Или как в «Двойнике» у Набокова. Этой внешней предполагаемой или подразумеваемой схожести достаточно для предельного сжатия психологической пружины. После чего рождается мотив, и в одно не очень прекрасное утро начинается обвал логики, а в действие вступает иррациональная сверхзадача. Подчиняя себе весь творческий ресурс.

Какая задача? Вот главный вопрос черно-белого сюжета. Какая цель оправдывает такие, пардон, средства? Не иначе, как пробраться в Смольный и убить Ленина! А заодно, если хватит патронов, всю его свору.

Не знаю, бывал ли в 1923 году прошлого века товарищ Ленин в Смольном. Если нет, то прокрасться Москву, и шлепнуть вождя революции там. Вот это была бы роль!

Вот это был бы фильм…

Талантливый актер узнает из архивов, что красноармейский командир, с которым его когда-то свела судьба, умер в вечер их встречи. Самое удивительное, что волей случая они были похожи как две капли воды. Одержимый безумными идеями перевоплощения на сцене и в жизни, актер решает поехать в послереволюционный Петербург и выдать себя за покойного.

«Роль» — это машина времени, которая переносит зрителя в самую гущу революционной разрухи. Черно-белая картинка, пронизывающая зима, разбитые потрясениями люди — здесь всё выглядит именно так, как современный человек привык представлять то время. Главный герой бросается в неслыханную авантюру, встречая на своем пути персонажей разной степени травмированности. Спившаяся баба, стареющий интеллигент, расстреливавший детей герой красноармеец — яркие и живые образы, достойные называться срезом общества времен гражданской войны. Протагонист со своими радикальными взглядами на искусство предстает в качестве путешественника, открывающего межстрочную суть страниц истории. Атмосфера этой болезненной среды, перемалывающей людей в фарш, будто твердит, что конец света уже наступил, но актеры в этом театре этого еще не поняли.

Суханов выдает лучшую игру за всю свою карьеру. За его завораживающим персонажем интересно следовать, прислушиваться к нему, наблюдать как он перевоплощается. Интригующий сценарий, качество режиссуры и операторской работы выдают в создателях не только больших профессионалов, но и влюбленных в свое дело людей.

«Роль» — это мрачное, глубинное зрелище для любителей неспешных драм, окунающих с головой в пугающее прошлое.

8 из 10

Пять лет назад мастер апокалиптической фантастики Константин Лопушанский снял очень нехарактерную для себя, возможно, лучшую свою картину, замысел которой вызревал у него тридцать лет. Быть может, именно это длительность стала причиной детальной проработанности «Роли», выражающей трагедию панэстетизма с невероятной для нашего кино глубиной. Решив снять фильм в черно-белой гамме, создавая сложно организованную, почти германовскую по дотошности массовку, позволяя второплановым актерам создать запоминающиеся типажи постреволюционного люда, а Суханову сыграть роль на грани шизофренического расщепления личности, Лопушанский создает цельное художественное высказывание, по духу близкое «Окаянным дням» Бунина, которыми, видимо, и вдохновлялся сценарий и атмосфера.

«Роль» — это картина, близкая по темпу неторопливому философскому размышлению, медленное и рассудительное, порой огорошивающее зрителя полным пренебрежением к законам увлекательного сюжетосложения, но целостное концептуально, не всегда аутентично передающее характеры персонажей (нет-нет да проскальзывают нехарактерные для нищих слоев онтологические или гносеологические термины), но скрупулезно, последовательно разворачивающее перед зрителем свою основную идею. В чем же она?

Когда-то в своей книге воспоминаний «Некрополь» Ходасевич писал о том, что символизм был последним направлением в искусстве, которое относилось к нему серьезно, как к жизнестроительному акту, которое хотело сделать объектом искусства все жизненное пространство, которое боготворило искусство. Именно об этом мировоззрении Серебряного века, похороненным революционными реалиями, в которые оно пытается интегрироваться Лопушанский и снимает свой фильм. Это история девятнадцатого века, влюбленного в грядущий двадцатый, который его и раздавит. Главный герой влюблен в некий идеализированный образ будущего, не имеющий с реальностью ничего общего, что приводит к существованию на грани шизофрении.

Точными, убедительными штрихами режиссер описывает несовпадающие жизненные и эстетические архетипы двух веков, как планеты, движущиеся по разным орбитам, потому Суханов вынужден играть даже не две, а три роли: Евлагова, Плотникова и Евлагова, пытающегося стать Плотниковым, то есть два мира и ситуацию, когда один из них пытается стать другим. Это трагическое расщепление русской истории, диссоциация коллективного сознания стали пролегоменами к существованию миллионов людей в советском двоемирии, разрываясь между идеологическим, ноуменальным миром и реальностью.

Невозможность стать Другим, интегрироваться в новые шизофренические реалии, блестяще выраженные Платоновым, Булгаковым, Зощенко, Замятиным, Олешей, привело носителей прежнего панэстетического мировоззрения к эмиграции, и лишь герой «Роли» пытается предпринять обратный, фантастический путь, желая раствориться в чужой, людоедской личности, что естественно приводит к краху, потому что невозможно сыграть то, что своей тяжестью раздавливает любую личность. В картине Лопушанского кроме того идет речь еще и о социальной роли, которая оказывается не по размеру — слишком широка, или слишком узка, в ней можно утонуть, а можно и не влезть.

Одним словом, «Роль», безусловно, удалась и стала самым значительным фильмом режиссера, открывающим для нас все новые и новые грани спустя годы, тем более после страшного юбилея 17-года, он показывает, что время истекает, что двадцатый век скоро будет также похоронен двадцать первым, как когда-то сам уничтожил девятнадцатый. На смену веку войн и лагерей пришел век терроризма и экономических катастроф, и уже, наверное, никто не захочет сыграть в нем роль «нового человека», ибо любить и восхищаться в нем нечем.