Толстая тетрадь

Под конец войны в деревне на границе, двое братьев ведут борьбу за свое выживание, изучая зло и его источники. Единственным верным способом справится с жестоким миром взрослых и войной, в которую они были втянуты, — стать полностью бесчувственным. Таким образом, они разрабатывают план тренировок для души и тела, что бы освободиться от голода, боли и эмоций и научится переносить будущие трудности. В итоге, они становятся полностью безразлично к ценности человеческой жизни и способны совершать убийство без каких-либо сомнений.

Это экранизация первой части, трилогии одноименной книги Аготы Кристоф «Толстая тетрадь». Несмотря на сложность, создателям фильма удалось запечатлеть ее суть, создав универсально понятную притчу о бесчеловечности, катализированной войной и разделением послевоенной Европы.

Как и книга, фильм стремится к мрачному, сказочному тону, который несмотря на развитие персонажей и изменение чувств, остается без эмоций. Он также сознательно избегает упоминания конкретных географических названий и национальностей.

Я воздержусь от рекомендаций. Этот фильм действительно очень мрачный, жестокий и реальный. Его часто критикуют за двойственность, хотя для меня это скорее достоинство т. к. зритель сам определяет свое отношение к происходящему. В фильме нет плохих или хороших героев, есть просто люди (без имен), просто Бабушка, Отец, Мать и история рассказанная двумя братьями-близнецами.

10 из 10

Драматургическую экспозицию фильма «Толстая тетрадь» 2013 года, снятую одним из самых ярких и известных представителей нового венгерского кинематографа Яношем Сасом, заключающуюся в том, как в канун завершения Второй Мировой непутевая мамаша отправила двух своих 13-летних отпрысков-близнецов на деревню к бабушке, еще более непутевой, можно назвать достаточно характерной для всего пространства европейского кинематографа о войне, ибо, так уж сложилось, что в Европе — преимущественно Западной и Северной, тогда как Восточная стала подключаться к этой тенденции совсем недавно — доминирующей темой военных фильмов что мастеров, что подмастерье является не завоевание победы, не священнодействие той войны, выковавшей из стали и пороха славянское мироустройство и мировосприятие как таковое, но спасение от войны, большей частью самых незащищенных — детей, спасение в их лице самого и отнюдь не условного будущего, которое видится не столь далеким, невзирая на усердно показываемые ужасы бытовавшего настоящего, окутанного множественными ковровыми бомбардировками, пленом и тленом. Собственно, «Толстая тетрадь», сюжет которой восходит к одноименному роману писательницы Агаты Кристоф, первому из целой трилогии и, пожалуй, самому жесткому в своем реализме, первоначально кажется этакой экстраполяцией сугубо магически-реалистической и эскапистской по духу «Воровки книг» и намеренно, как выяснилось впоследствии, мистификационной «Выжить среди волков», поскольку идентичность фабул, пускай и минимизированно переиначенных, очевидна — детей увозят подальше от кошмаров военного быта в мир, где война или совсем не ощущается, или ощущается половинчато, отголосками, отзвуками. Да и взгляд на нее дается не зрелый, умудренный, а со стороны еще не различающих вкусы и оттенки детей, которых, естественно, война таки меняет. В лучшую сторону.

Однако Янош Сас привычную предсказуемость предпочитает разрушить, снимая свой фильм совсем не в канонах и традициях вообще любых фильмов о войне. Как и книга, «Толстая тетрадь» — это гнетущее и выматывающее как физиологически, так и психически повествование, напрочь лишенное шелухи патетики или героики, и в итоге зависшее не только в межжанровом пространстве, но и в пространстве моральном, ибо Янош Сас, сооружая нарративный фундамент из тягостей и невыносимых страданий, не то, что не стремится дать просвета для своих центральных несовершеннолетних героев, попавших из одного адского бытия в другое, еще более ужасающее, но даже попросту обрывает всякую надежду на лучшее. Для Саса «Толстая тетрадь» стала уже третьим обращением к теме войны и преступлений, совершенных на ней, после сугубо документальных, в чем-то намеренно реферативных, декларативных и плакатных по интонациям «Глаз Холокоста» и «Прерванного молчания» — и при этом самым провокационным хотя бы постфактум того, что в картине царствует безраздельное зло и абсолют жестокости, апокалиптический кошмар и деменция. И на эстетическом, и на подсознательном уровне «Толстая тетрадь» становится маргинальной одой расчеловечиванию, мрачным портретом в тонах Иеронима Босха и Франца Кафки(в конце концов тема одиночества и поступательной трансформации еще несозревшей человеческой единицы в лишенного чувств монстра, отвергнутого и брошенного присутствует более чем выпукло) гибнущего общества. Но гибнущего не столько от пожарищ войны, раскинувшихся по всей Европе, ибо нередко даже там человек старался оставаться человеком, не опускаясь до звериного уровня, сколь от собственного нежелания, от невыносимой пассивности сохранить сей человеческий лик в условиях экстремальных, не щадящих никого и никогда перемен. И этой вселенской гибелью, разыгранной в обманчиво пасторальном пространстве отдельно взятой деревушки 13-летними близнецами, метафорически отображающими и библейских Каина с Авелем, и дихотомию человеческой сущности как таковой, Янош Сас буквально упивается. Иногда без меры, без рамок, искусно погружая зрителей в почти что потусторонний и вместе с тем гиперреалистический мир войны, увиденной детьми, которые к финалу уже перестают быть таковыми. Очерствев душой, омертвев сердцем, видя лишь жестокость и насилие без права на спасение, они становятся сами воплощенными идеалами человеконенавистничества. Вступив на тропу климовского «Иди и смотри», в котором, несмотря на весь монументальный натурализм и апокалиптический физиологизм был катарсис, был дарован свет, Янош Сас предпочел тьму. Настолько густую и всеобъемлющую, что в ней ненароком можно захлебнуться и задохнуться, как в газовой камере.

Драматургическую экспозицию фильма «Толстая тетрадь» 2013 года, снятую одним из самых ярких и известных представителей нового венгерского кинематографа Яношем Сасом, заключающуюся в том, как в канун завершения Второй Мировой непутевая мамаша отправила двух своих 13-летних отпрысков-близнецов на деревню к бабушке, еще более непутевой, можно назвать достаточно характерной для всего пространства европейского кинематографа о войне, ибо, так уж сложилось, что в Европе — преимущественно Западной и Северной, тогда как Восточная стала подключаться к этой тенденции совсем недавно — доминирующей темой военных фильмов что мастеров, что подмастерье является не завоевание победы, не священнодействие той войны, выковавшей из стали и пороха славянское мироустройство и мировосприятие как таковое, но спасение от войны, большей частью самых незащищенных — детей, спасение в их лице самого и отнюдь не условного будущего, которое видится не столь далеким, невзирая на усердно показываемые ужасы бытовавшего настоящего, окутанного множественными ковровыми бомбардировками, пленом и тленом. Собственно, «Толстая тетрадь», сюжет которой восходит к одноименному роману писательницы Агаты Кристоф, первому из целой трилогии и, пожалуй, самому жесткому в своем реализме, первоначально кажется этакой экстраполяцией сугубо магически-реалистической и эскапистской по духу «Воровки книг» и намеренно, как выяснилось впоследствии, мистификационной «Выжить среди волков», поскольку идентичность фабул, пускай и минимизированно переиначенных, очевидна — детей увозят подальше от кошмаров военного быта в мир, где война или совсем не ощущается, или ощущается половинчато, отголосками, отзвуками. Да и взгляд на нее дается не зрелый, умудренный, а со стороны еще не различающих вкусы и оттенки детей, которых, естественно, война таки меняет. В лучшую сторону.

Однако Янош Сас привычную предсказуемость предпочитает разрушить, снимая свой фильм совсем не в канонах и традициях вообще любых фильмов о войне. Как и книга, «Толстая тетрадь» — это гнетущее и выматывающее как физиологически, так и психически повествование, напрочь лишенное шелухи патетики или героики, и в итоге зависшее не только в межжанровом пространстве, но и в пространстве моральном, ибо Янош Сас, сооружая нарративный фундамент из тягостей и невыносимых страданий, не то, что не стремится дать просвета для своих центральных несовершеннолетних героев, попавших из одного адского бытия в другое, еще более ужасающее, но даже попросту обрывает всякую надежду на лучшее. Для Саса «Толстая тетрадь» стала уже третьим обращением к теме войны и преступлений, совершенных на ней, после сугубо документальных, в чем-то намеренно реферативных, декларативных и плакатных по интонациям «Глаз Холокоста» и «Прерванного молчания» — и при этом самым провокационным хотя бы постфактум того, что в картине царствует безраздельное зло и абсолют жестокости, апокалиптический кошмар и деменция. И на эстетическом, и на подсознательном уровне «Толстая тетрадь» становится маргинальной одой расчеловечиванию, мрачным портретом в тонах Иеронима Босха и Франца Кафки(в конце концов тема одиночества и поступательной трансформации еще несозревшей человеческой единицы в лишенного чувств монстра, отвергнутого и брошенного присутствует более чем выпукло) гибнущего общества. Но гибнущего не столько от пожарищ войны, раскинувшихся по всей Европе, ибо нередко даже там человек старался оставаться человеком, не опускаясь до звериного уровня, сколь от собственного нежелания, от невыносимой пассивности сохранить сей человеческий лик в условиях экстремальных, не щадящих никого и никогда перемен. И этой вселенской гибелью, разыгранной в обманчиво пасторальном пространстве отдельно взятой деревушки 13-летними близнецами, метафорически отображающими и библейских Каина с Авелем, и дихотомию человеческой сущности как таковой, Янош Сас буквально упивается. Иногда без меры, без рамок, искусно погружая зрителей в почти что потусторонний и вместе с тем гиперреалистический мир войны, увиденной детьми, которые к финалу уже перестают быть таковыми. Очерствев душой, омертвев сердцем, видя лишь жестокость и насилие без права на спасение, они становятся сами воплощенными идеалами человеконенавистничества. Вступив на тропу климовского «Иди и смотри», в котором, несмотря на весь монументальный натурализм и апокалиптический физиологизм был катарсис, был дарован свет, Янош Сас предпочел тьму. Настолько густую и всеобъемлющую, что в ней ненароком можно захлебнуться и задохнуться, как в газовой камере.

8 из 10

Венгерский выдвиженец на иноязычный «Оскар»

Ещё перед тем, как вступить в оскаровскую гонку, эта лента вышла победителем на престижном кинофестивале в Карловых Варах. В основе картины одноименный роман Аготы Кристоф, впервые опубликованный в 1986-м году, переведенный на тридцать три языка и неоднократно переносимый на сцену. Он предлагает пропитанную ницшеанским духом историю двух 13-летних близнецов, переживавших кошмары Второй мировой войны у своей недружелюбной бабки в деревне. Янош Сас, один из лидеров современного венгерского кино, стремится щедро метафоризировать события, которые переживают не только два юных героя, но и его родная страна. Однако образность, к которой он прибегает, по большей части выглядит вызывающей.

Задействуя символы, аллегории и метафоры, Сас в каком-то смысле маскирует свой интерес к запретному и аморальному. Это позволяет предположить, что перед ним стояла цель показать войну такой, какой её до него никто не показывал. Поэтому режиссёр, озабоченный стилевыми амбициями, выбирает изощрённый формат, не лишённый вычурной эстетизации. Он снимает откровенно упадническое кино о почти тотальной деградации, кино, где почти всех персонажей настигает смерть, кино — без веры и надежды, а значит и без любви. Впрочем, если быть до конца справедливым, пожалуй, единственные его симпатии достаются двум главным героям, которых он всё же оставляет в живых, но особого оптимизма на этот счёт явно не испытывает…

С одной стороны, Сас — продолжатель великих традиций венгерского авторского кино, заложенных классиками — Сабо, Фабри, Янчо, с другой — их очевидный ниспровергатель. То, что этот режиссёр тяготеет к перверсивному отражению бытия, стало очевидно уже после его первых работ. Из фильма в фильм переходит набор брутальных аттракционов, которые здесь окончательно приканчивают гуманистические традиции кино на тему «война глазами детей». Похоже, эти традиции теперь уже навсегда останутся в прошлом: «Иваново детство» или, например, «Подранки» после «Толстой тетради» могут показаться преданиями старины глубокой, открывая ту гигантскую пропасть, которая разделяет кино режиссёров ХХ века (лично переживших войну) и тех, кто пришёл к ним на смену и о войне только слышал или читал.

В сравнении с тем же «Ивановым детством», Сас не рассматривает войну как трагедию. Он видит её как череду жестоких инициаций, через которые надо пройти двум юным созданиям. Его интересует не столько психология поведения, сколько физиология. Его братья-близнецы — это новые спартанцы, которые почему-то, несмотря на все невзгоды, лишены страхов и как следствие детских травм. В тяжелых жизненных условиях они сами придумывают себе аскезы: мало того, что отказываются от пищи, но ещё и мутузят друг друга аки члены «бойцовского клуба». На орехи от Саса достается всем: так советских солдат он показывает не столько, как освободителей, а как монстров порока, изнасиловавших до смерти девочку-инвалида. Впрочем, не в лучшем свете выставлен и немецкий офицер, который интересуется не только мужчинами, но и мальчиками.

В общем, война по Сасу — это экстремальная ситуация, которая способствует вызволению наружу самых низменных человеческих качеств. «Толстая тетрадь» — это только первая часть трилогии Аготы Кристоф, но, как утверждают посвященные, две следующие книжки — «Доказательство» и «Третья ложь» — оставляют куда больше поводов для душевного и эмоционального оптимизма. Однако ещё вопрос: станут ли духоподъёмные романы поводом для новых экранизаций?