Бетонная ночь

Спустя ровно год после просмотра этого фильма (участника прошлогоднего Международного кинофестиваля в Санкт-Петербурге) я понимаю — он всё ещё «держит», не отпускает меня, несмотря даже на то, что изо всей чёрно-белой картины в памяти всплывают лишь несколько сцен. Эти сцены, кадры — ощущения — подобно неразличимым силуэтам то поднимаются на поверхность сознания, то медленно опускаются обратно в мутные воды подсознательного.

Четырнадцатилетний Симо живёт в неуютной бетонной коробке на окраине Хельсинки со своей равнодушной матерью-одиночкой и старшим братом. Как и все подростки, он немного не уверен в себе, поэтому постоянно разглядывает себя в зеркало. А ещё он бесконечно доверчив. Особенно он доверяет своему брату, который скоро отправится в тюрьму. Тот учит младшего брата не тешить себя напрасными надеждами (а для таких, как он, надежды всегда напрасны) и рассказывает Симо легенду о скорпионах — единственных, кто переживёт радиоактивный апокалипсис. Запутавшийся, напуганный своей инаковостью Симо, столкнувшись с тем, что и пугает, и одновременно вызывает нездоровый интерес, сам словно становится скорпионом, жалящим не только своих врагов, мнимых или настоящих, но и самого себя.

Исполненный символизма, духа нуара и чувственной эротики, этот фильм, выдержанный в чёрно-белых тонах и снятый режиссёром по книге, написанной более тридцати лет назад её партнёром, известной финской писательницей, можно с полным правом назвать шедевром современного кинематографа. Вернувшись спустя 13 лет из документалистики к художественному кино, Пирьо Хонкасало сумела объединить в «Бетонной ночи» историю о взрослении и признании себя, социальную и политическую драму.

Мировая премьера картины состоялась в рамках кинофестиваля в Торонто.

10 из 10

Жизнь прекрасна сама по себе, когда есть любовь, стремления, уважение окружающих, когда есть возможность состояться как человек и влиться пусть в бутафорскую, но вполне пристойную сутолоку явлений, не обременяя себя осознанием деградирующего босяка. Может ли жизнь быть прекрасной в представлении юноши, родные и окружение которого пренебрегают её сутью изначально? И затягивают его самого каждодневно в глубокий омут пустоты, существования без нравов, малопонятное обывательское унижение, в котором можно только насладиться закатом, пением церковного хора или прохладой свободного купания голышом как величием личности перед сопутствующей природой? Курение и пиво, бессмысленность бытия, дымовая завеса снов, в которых отображаются, очевидно, его реальные страхи — не тоска по настоящему, а ожидание будущего, неизвестного, непонятного, поскольку как надеяться на перспективу, если не видно никаких очевидных к ней предпосылок? Кругом мрак и пошлость, в которой хочется хоть какого-то реального сердцебиения. Даже гнусный фотограф-педик теперь не настолько однообразен, чтобы не откликнуться на приглашение посетить его извращённое жилище, наполненное предметами странного отображения действительности. Они пытаются охмурить его вместе с их хозяином, добиваясь лишь плоти — парень это знает и чувствует. И все они вообще пусты, затуманивая дух философскими бреднями. Он пытается их повторять, но это всё чужое, бессмысленное, не оправданное собственным опытом любви и унижения.

Оттого и мрачные картины. Оттого и неоригинальные помыслы, и серое нытьё, и невозможность определить главное — его нет, одни брызги, капель, чёрные лужи да бесконечная тропа среди бетонных блоков и хамства. Есть лишь главный выбор — смириться с этим или искать пути преодоления. Познать себя — отчаяние ведь тоже опыт — или оставаться тусклым объедком меланхолии, черствеющим как хлеб, забытый на долгие дни на подоконнике. Жаль, что преодолевать подобные барьеры приходится в юношеском возрасте, в столь неподходящее время для решения важных жизненных проблем, с которыми не в состоянии разобраться даже мать со старшим братом. Если у них жизнь уверенно прёт в неизвестном направлении, то у бедного парня, не обделённого чувствами, она постоянно норовит свалиться в пропасть. И потому главное, очень правильное решение режиссёра состоит в том, что он не опечаливает зрителя мрачной трагедией, а всё же дарит ему надежду.

7 из 10

У мальчика Симо была беспокойная ночь с кошмарным видением рухнувшего моста и падающего с него поезда, погружающимися в тёмную пучину вагонами состава, в одном из которых он ищет выхода, глотая воздух пополам с чёрной водой. Но брату нет дела до его страхов и забот от возвращения соседа, который лежал к мальчикам не ровной душой. Мать ещё дальше от сына — втирает очки родне, создавая иллюзию успеха там, где едва лишь теплится её личная жизнь.

Чуть ли не с первых кадров, кино почти физически погружается в плотную среду тяжёлых размышлений подростка, в голове которого засели страх и ожидание разрушительного будущего, где, кажется, не видно места для него самого, затерявшегося среди бетонного мрака городской окраины, ставшим продолжением той ночной тьмы.

Черно-белая цветность — единственно возможный и абсолютно правильный выбор для этой истории, восходящей к одноимённому роману известной финской писательницы Пиркко Саисио, перекроенного сценарием под современный Хельсинки, поскольку был написан ещё в 1981 году, но, тем не менее, не утратил актуальности и психологического напряжения страдающего юного героя, занятого нешуточной внутренней борьбой.

Глубокий чёрный связывает в единую картину ночные блоки жилых кварталов, гладь морского залива и поднимающийся за ним частокол башенных кранов, берег с пирсом и портовыми трубами, создавая гнетущее ощущение греховного города, лишающего невинности тех, кого он ещё не успел обобрать, ощущаясь реальным присутствием того напряжения, которое кроется внутри погружённого в себя молодого человека, живущего не в ладах с миром, как, впрочем, и с самим собой.

Гравюрное изображение приходит в движение от колебаний света и льющейся сверху и снизу воды, выдерживая паузы растянутых во времени движений погружённого в неё тела, то идущего к свету, то уходящего прочь от него, сосредотачиваясь на обескураженном лице Симо, выслушивающего философские нотации вкрадчивого фотографа, скользнув оком камеры по стопке не случайных книг.

На корешках сложенных вместе трудов собраны имена известного немецкого средневекового богослова, философа и мистика Майстера Экхарта, которым интересовалась инквизиция, португальского писателя — авангардиста Фернанду Песоа, творившем под невероятным числом гетеронимов, за которыми не распознать было его собственное «я». Ещё — Анны Ахматовой — русской поэтессы, активно продвигавшей акмеизм — модернистское течение в литературе начала двадцатого века, прочно связывавшее искусство с материальным миром и реальной предметной средой. Последним, снизу (с умыслом?) оставлен кирпичный том сочинений самой Саисио, чей герой должен утратить своё прежнее «я», чтобы найти себя настоящего, которым остаться будет не так уж легко.

Шестнадцатилетнему Йоханнесу Брайзорусу не составляет видимого труда быть четырнадцатилетним интровертом, осязаемо передавая ожидание и страх, сжимающий его изнутри, не открывая природы происхождения бурных тревог. Дела у его близких немногим легче, но их положение не противоречит собственной воле, тогда как у парня нутро «горит» и хочется добраться до истины, ещё не зная, за чей это будет счёт.

Молодой актёр с большим желанием добивался этой роли, сложной для него хотя бы из-за дистанции, отделяющей музыкального сына мамы-хореографа и тот образ в социальной среде, но, очевидно, близкий в стремлении к самоидентификации и высвобождению своей личности, вопреки условностям, навязываемых людям извне.

Избавляя своих героев от лишних одежд, режиссёр оттеняет определённость внешнего и неопределённость внутреннего, нагнетая ощущение поэтического трагизма, нарастающего с каждой нотой барочной мелодии, звучащей в квартире фотографа, а потом под покровом светящейся огнями ночи, в которой, распрощавшись с надеждой, можно ринуться на встречу с собой.

Не удивительно, что этот порыв был удостоен шести финских национальных кинематографических наград Jussi Award, подкрепляя популярность романа и созданной на его основе пьесы, добравшейся даже до театральных сцен Венесуэлы. Неожиданностью можно считать живой интерес молодёжной аудитории, вызванный показом этой картины в Китае, где, как известно, всё управляемо, и личность поставлена под контроль.