Я прихожу с дождём

«Я прихожу с дождем» — это остросюжетный триллер, шестой режиссерский проект снятый Чаном Ань Хунгом в 2009 — ом году с Джошем Хартнеттом в главной роли. Над фильмом трудились целых шесть стран (Франция, Гонконг, Испания, Ирландия, Великобритания, и возможно, Филиппины), сколотившие вместе 18-и миллионный бюджет — приличные деньги для независимого кино.

Клайн — необычный полицейский. Нет, он не обладает какой — нибудь сверхспособностью, но обладает той болью внутри себя, что никому такое не снилось, а если и снилось, то хочется о ней поскорее забыть. Тогда он был обычным полицейским. Пока на горизонте не появился проклятый Хэсфорд. Хэсфорд был настоящим, безжалостным убийцей, для которого плоть была настоящим искусством. В результате одной из операций, Клайн стал пленником этого безжалостного садиста, почувствовал настоящую, нестерпимую боль, какую не пожелаешь даже злейшему врагу. В конце концов, после долгих мучений и страданий, Клайн убивает убийцу. Прошло два года, теперь он частный детектив, но призраки прошлого не отпускают его не на минуту. Таинственный незнакомец, называющий себя хозяином крупной фармацевтической компании нуждается в его услугах. Задача, на первый взгляд, проста — найти сына заказчика, Шитао, и вернуть его обратно, к отцу. Согласившись со всеми условиями, Клайн отправляется сначала на Филиппины, а потом в Гонконг на поиски парня, не веря слухам о его смерти…

Режиссером фильма стал Чан Ань Хунг. Сказать, что вьетнамец удивил -значит не сказать ничего. Предполагалось, что это будет обычный крепкий триллер с элементами боевика, но Хунг практически отказывается от этого (несколько перестрелок все же будет), говоря о том, что в данном фильме важно совершенно другое. И он прав, ибо фильм не об убийствах, а о жизненном пути, чей вопрос преследует каждого. Режиссер буквально приказывает смотреть фильм не только глазами, но и всей своей душой, сердцем, пережить все то, что пережили герои, понять основный смысл всего, что сделано. В центре внимания того же Чан Ань Ханга (он не только режиссер, но и сценарист) не только одно время — настоящее — но и прошлое, связующее каждое действие поэтапно, подробно рассказывая что да как, возвращая зрителя обратно в настоящее. Этот ритм подобен волне: вот тебя окутывает происходящее прошлого, после чего перенося на поверхность, в настоящее, отвечая на многие возникающие в процессе вопросы. Помешательство — вот один из главных ключей фильма, оно заряжает картину и все происходящее, включая и смотрящего. Клайн ищет Шитао, при этом все больше погружается в самого себя, иногда просто разрывая себя воспоминаниями о Хэсфорде, и о событиях прошлого. Героя можно понять, так как пережить то, что видел и чувствовал он сам, порой не сможет вынести не один человек. К слову, героев тут несколько — это и сам Клайн, и Хэсфорд, живущий только в кошмарах первого, и бандит Су Донгпо с его девушкой Лили, постоянно находящейся в наркотическом бреду, и хороший коп Менг Зы. Этим сценарист хочет сказать, что отчетливо видит не одного главного героя, а сразу нескольких, их скрещение судеб и устанавливает нужный эффект, нужное действие или мотив намеченной цели. Персонажи — одна из главных конструкций и сценария, и фильма в целом. Если персонаж окажется недостаточно правдоподобным — все насмарку, это ни к чему не приведет. Это не тот случай — здесь четко прописаны и сами герои (буквально снятые с живых прототипов), их отчетливые действия, личностный характер каждого. Эти переплетения судеб так же не случайны — у каждого свой путь, он не всегда верный, но решать можешь только ты сам. Каждый чего — то ищет: Клайн ищет Шитао, Су Донгпо ищет пропавшую Лили, оказавшуюся у Шитао. Менг Зы ищет преступников, каким является Су Донгпо. Сценарист играет с судьбами героев, объединяющих одно — они или пережили или переживают сильную эмоциональную боль. В большинстве случаев слова просто не важны, поэтому Хунг хочет сказать: «Смотрите, прочувствуйте все сами». Удивительный сценарий, погрязший в философии и атмосфере триллера показывает яркий почерк независимого кино. Очень ярко, с пониманием, передает нужный стиль, атмосферу оператор Хуан Руис Анчия, выбирающей не только психоделические цветовые гаммы и метод съемки, но и комбинирует их, то зайдя за спину героев, то сделав «экшн сцену» ночной погони. Оператор чувствует нужный ритм, ту оригинальность сценария и его специфику, благодаря чему Хуану удалось сделать все так, как хотел режиссер. Особо эмоциональными вышли слишком настоящие сцены жестокости и финал, бросающий в дрожь от великолепного сочетания кадра и музыки, звучащей в тот момент. Не удивительно, почему музыка получилась такой атмосферной и чувственной — музыку написали двухкратный обладатель «Оскара» Густаво Сантаолалья и группа «Radiohead». После просмотра понимаешь, что такой союз больше, чем удачный. Он восхитительный!

Великолепно и очень удачно подобран актерский состав. Джош Хартнетт, взявший на себя образ Клайна, как будто создан для своего персонажа: ему не просто удается показывать то, что прописано в сценарии, он открыто показывает чувства, эмоции, идущие от него самого. Кажется, что это не игра, актер действительно испытывает ту боль, которую нанес ему Хэсфорд, чью роль взял Элиас Котеас. Он же сыграл не типичного маньяка, скорее приемного сына Ганнибала Лектора, убивающим профессионально, ради искусства, придерживающийся собственных философских убеждений. Хэсфорд — это пожиратель и плоти, и души. Он — настоящий ночной кошмар, пришедший из глубин ада, приносящий боль даже находясь в могиле. Не менее эмоциональную роль исполнил Такуя Кимура. Его роль Шитао более чем серьезная: герой умеет лечить людей, принимая всю их боль на себя. Шитао — это некая фигура Христа, помогающая людям, но губящим себя. Такую роль сыграть крайне трудно, необходимо подойти к персонажу правильно, с нужной позиции, понять его. Кимура справился с этим на отлично. Ли Бён-хон так же правильно вошел в образ бандита Су Донгпо, раскрыв его и со стороны темной, и со стороны светлой, где он является любящим человеком, готовым отдать все ради его любимой Лили (исполнившая роль Чан Ну Йен Кхе является женой режиссера).

Итого:

«Я прихожу с дождем» — это кино далеко не для каждого, наполненная своей, независимой атмосферой и крайне философским, глубоким смыслом. Здесь все сделано на высшем уровне — уверенная, смелая режиссура и сценарий, чувственная операторская работа и музыка, пропитанная в каждой сцене, а так же настоящая, слаженная, натуральная игра актеров. Рекомендовать фильм стоит только понимающим людям, созданным не только для просмотра попкорновых «Мстителей, но и вдумчивого кино. Что бы понять этот фильм, смотрите его не глазами, а душой и сердцем.

Спасибо за внимание и приятного просмотра!

Памяти В. С. Соловьёва, ныне как никогда актуального в своих прозрениях

Неплохая иллюстрация западнизации незападного менталитета. Корейцы вообще особо отличились адаптацией европейских версий секуляризации в собственной национальной идентичности. Северные корейцы блестяще привили себя марксизмом. Южные — ультрамодерновым протестантизмом. О них и речь в фильме.

Некий «христос» страдает за людей. Во всём блеске азиатского натурализма показаны эти страдания, реки крови, стиснутые зубы, вопли боли. Он защищает униженных и оскорблённых в наиболее угнетаемой части человечества, подавляемой и своими, и чужими. И защищает их не как проповедник с пулемётом, а как страдалец. Азия не верит, что страдание может быть прекращено — в этом пункте неохристианство встретилось с исконным даосизмом. Вот и бродит страдалец по окраинам и захолустьям, отдавая свои паранормальные способности всяческим бомжам.

Примечательна одна деталь. Тот, Кто пострадал за каждого христианина, был распят на вертикальном кресте. Корейский страстотерпец распинается на доске, лежащей горизонтально на земле. Интересная деталь, отражающая извечную разницу ментальностей. Вознесшийся Крест Запада намекает на духовное владычество всюду, где протянется тень Креста. Корейская доска лежит на земле — это стихия низа, материи, плоти. Это стремление не отрываться от земли, но ещё глубже вонзиться в неё.

Противостояние двух сил в этом фильме — весьма даосское, это не западная диалектика. Вроде бы кошмарен маньяк, но и в его мраке вполне осязаема некая светлая область — уродливая, но притягательная. Вполне буржуазно выглядящий европеоид-каннибал символизирует крах Запада. Он — повторяет библейские слова, полностью лишив их смысла. Всё перевёрнуто, только Боль и Спасение остались. «Как Христос пострадал плотью, то и вы вооружитесь той же мыслью, потому что пострадавший плотью перестал грешить…» (1 Посл. Петра, 4: 1). Это — манифест и для американского маньяка, и для корейского страдальца. Но первый проговаривает эти слова почти прямым текстом, а второй почти ни слова не говорит — это сдвинутый проповедник провозглашает мученика спасителем. У приведённой цитаты есть продолжение, которое отметается Западом (в лице маньяка): «…чтобы прожить остающееся во плоти время уже не по человеческим похотям, но по воле Божией» (1 Посл. Петра, 4: 2), и забвение об этом смыслополагании символично. Западное обезбожение сперва свело Священное в человекоподобие, а затем попросту избавилось от Него. И без Бога, и без Священного нормально живётся. Вроде бы. Порой этакая «жизнь» заходит в страшные экзистенциальные тупики, как это обозначил и осуществил маньяк-художник.

Итак, противопоставление: западная десакрализация, дошедшая до людоедства, противопоставляется азиатской зверочеловечности, вроде как дошедшей в своём самоотречении до Богоподобия.

Вроде бы. На самом деле фильм весьма вялый в смысловом отношении. Высокие истины сводятся до банальщины, надеющейся на эффектность проповеднической методики — тарантиновской кровофилии. И вот он, кентавр: западнизировавшаяся страна, показывающая высочайшие темпы развития в том-то и том-то, на деле никуда не западнизировалась в глубинах своего бессознательного. Зверочеловечность Востока посредством экономических и просветительских ухищрений никак не превратить в богочеловечность Запада. А по мере того, как Запад теряет традиционно-христианские основы своей идентичности, подражание ему превращается в очень опасное пародирование, чреватое кроваво-оптоволоконным превращением в гибрида зверя и компьютера, этих ублюдков-потомков Востока и Запада.

5 из 10

Боль, плоть… Боль от плоти. Красота и эстетичность боли, выедающая мозг изнутри, распространяющаяся подобно вирусу, чтобы убить его. Он приезжает в Гонконг с заданием. Во что бы то ни стало найти Шитао.

Перед нами открывается Гонконг. Он впускает его словно своего в мир противостояния полиции и мафии. «Ты не знаешь, что я сделал»… Нить цвета крови, проходящая через весь фильм. Вызывающая чувство зачарованности.

Несколько линий судьбы сплетаются в одно. Крупные планы, неспешность действия. Вы как будто наблюдаете за этим, находясь совсем рядом. Вот Шитао, страдающий, брошенный, но несгибаемый, адамантово твёрдый. Вот девушка, красивая, одинокая, даже если не одна. Вот зверь, загнанный, опасный, жестокий. Вот добрый друг Клайна. А вот и Клайн… одинокий волк в охватывающем его безумии.

Я вижу между всеми ними связь. Она неявная, но она есть. Видите ли её Вы?

10 из 10

Чан Ань Хунг любит высокую зеленую траву. Через пару лет она заменит ему целый лес. Норвежский. А пока что «Возле Христа мир зеленее», — говорит печально-томный кореец и изображает Мессию своим не умирающим от пуль соотечественником, который обреченной походкой тыкверовского парфюмера движется навстречу локальному скоплению слепых, алчущих исцеления страждущих негодяев, от каждого недуга которых тело его покрывается десятками разнообразных шрамов — расплата за новую жизнь. По его следу идет некто Клайн — бывший полицейский с маленькими, но при этом почему-то красивыми глазами Джоша Хартнетта, когда-то охотившегося за одним из самых опасных маньяков за всю историю маньяцкого дела, а теперь подрабатывающий частным извозом сбежавших из дома дромоманичных мальчиков, делинквентно святых и девиантно непорочных. Между ними стоит босс корейской мафии, влюбленный в проститутку, влюбленную в героин, влюбленный в ее эндорфиновые рецепторы, влюбленный в ее гипоталамус, но это ненадолго. Скоро шлюшка влюбится в святого бродягу и круг замкнется. Ах, да, еще клайновский друг, гонконгский полицейский, любящий играть со своими девятью миллиметрами… это я о пулях, я не настолько плохого мнения о корейцах, о да.

Кататоническая манера съемки дает, как это ни удивительно, совсем неплохой эффект — камера то плавно кружится, то застывает на месте, показывая действующих лиц с тех ракурсов, с которых вам и в голову не пришло бы на них смотреть, и благополучно меняет свое местопребывание как только вам надоедает предыдущее, подогревая интерес, если вы, конечно, такой же дилетант-эстет операторской работы, каким являюсь я, а если нет, то назовите эти блуждания как-то по-другому — менее (а равно и более) интересными они от этого не станут. Вообще, можно разгибая пальцы в немецкой манере (от наружнего края ладони), засчитать пару-тройку любимых приемов режиссера. Впрочем, любая другая манера — советский загиб или средняя европейская обратнофаковая разгибушка тоже подойдут: Чан Ань Хунг любит грязь, таковой ее не считая, любит обнажать человеческое тело, предварительно или в процессе одевая в, или извлекая из смешной одежды, любит человеческое тело в грязи, любит человеческое тело практически во всех его ипостасях. Созданный его воображением маньяк примерно эти ипостаси определяет, используя все возможности пластики мышц и эластичности кожи, ваяя нечто подражая Богу-Отцу, а точнее, искривляя, уподобляется подражающему отражению в дьявольском зеркале. Как и все маньяки, он хочет быть пойманным, как все, он играет, как все, он выбирает идеальную жертву. А бедный Клайн мечется между воспоминаниями о нем и грезами о духовно-бессмертном бомжующем мальчике, что от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и даже от страдающего вялотекущей обсессивной шизофренией папы, и не знает, что же выбрать и кому уподобиться. А ведь у малыша для этого есть все возможности идеального глиняного комка, из которого можно вылепить все, что угодно. Заигравшийся ребенок, ищущий свое лицо в отражении в грязной воде в маленькой гниющей бочке на задворках мира — старый сюжет в своей далеко не самой плохой интерпретации, вот хоть сами убедитесь. Почувствуйте себя праотцем Адамом в состоянии первобытной глины — терпкое ощущение. Грязь и вода, вода и грязь. Личинки, зарывающиеся в конъюнктивальный мешок и рука, расчесывающая утреннюю эрекцию. Скульптуры из мертвецов и героиновая ломка, нечто подобное которой они изображают. А еще немного о том, как оставаться человеком, когда понимаешь, что красота существует везде, или то, что ты ею называешь, и ей совсем не важно, как ты относишься к тому, любой гештальт окружающего тебя насквозь прогнившего миазмами человеческой бездуховности мира, замыкается и оказывается абсолютно прегнантным только в ее присутствии. Прах к праху и в прах вернется. Сладкое к сладкому и сладости уподобится — вкусу приторного драже, несущего омерзительную на вкус исцеляющую силу. Способную, собственно говоря, к двойному действию как к на двойную подлость, но ведь то, что у некоторых рвотная побочка, а то и, не ровен час, полная идиосинкразия вроде синдрома Лайелла, когда с тебя живого слезает кожа, это уж, простите великодушно, не вина маленького упрямого корейца, влюбленного в высокую зеленую траву. Это всего лишь природа.