Жил отважный капитан

Фильм о войне. Но не «ещё один», каких много и «до», и «после». Я думаю, такой фильм мог появиться только в «Перестройку», на уже почти забытом нами, затянувшемся сломе времён. Когда на поверхности забродившего, переливающегося через край общественного сознания стали всплывать «неправильные», «некрасивые» понятия, желания, явления. Шлюзы были подняты, и хлынувший мутный поток «гласности», подгоняемый «ветром перемен», накрыл с головой и наше кино. Сверкающий в лучах славы героизм советской эпохи оказался подтопленным и мрачным, как сгоревший корабль. И Великая Отечественная война в его дыму предстала не идеологической, не смертельной схваткой добра и зла, а взаимной, обоюдоострой бедой, личной трагедией каждого «маленького человека» с «маленьким автоматом», как в стихотворении Р. Рождественского. Но если до этого такому в бою «упавшему некрасиво, неправильно» маленькому человеку «на всей земле не хватило мрамора, чтобы вырубить его в полный рост», то теперь не до мрамора.

Фильм словно скрежещет старым железом, но не героически, а почти нелепо, несуразно, перемалывая жизни и судьбы людей, оказавшихся в ржавых шестернях русской войны. Где всё не по уму, всё на пределе, всё за счёт душ человеческих. За счёт женщин, оставшихся на берегу, рвущих жилы в неимоверном, каторжном труде и боли сердечной. Даже таких «маленьких», как Тася Желдакова (Рита Сергеечева). И где женщины — это прежде всего «бабы», все без исключения. Нелепо? Да.

Деревянный город, словно построенный в жертву пожару войны, «боевые» суда, «что слону дробина». Командование, на всякий случай посылающее на неминуемую гибель. «Отважный капитан» Тося, который слабее и трусливее девочки-ленинградки Таси, живущей за занавеской на лестнице в его доме. Тася на голову меньше него по росту, но кто из них капитан? Она словно подняла своего Тосю из ниоткуда для себя и своей отважной любви. Великой по-настоящему. Кажется, эта роль — самая трагическая в судьбе Маргариты Сергеечевой. Пожалуй, кроме роли самой себя, в своей жизни. В этом фильме на Тасины — Ритины плечи легло слишком многое, слишком. Вся истина, вся искренность, вся сила, вся красота, какие есть в фильме. И это видится чересчур жестоким со стороны людей, которые её окружают в фильме и в жизни. Наверное, впервые главные герои «её» фильма, фильма с её участием — боль и одиночество. В 22 года, а столько Рите в год выхода фильма, такая глубина переживаний, такое сострадание, почти до разрыва души — это слишком рано.

Но в фильме — война. А на дворе — «Перестройка». Вновь «порвалась цепь великая» скованных ею, «связанных одной целью», ударила в обе стороны, рассыпалась по звёнышку. И фильм получился отчасти пророческим. Словно чёрным отражением, антиподом более ранних фильмов Р. Сергеечевой, — той же игрой, но уже за тёмные силы, против образов Риты, когда правила формирует зло, а не добро, как всплывает подводная лодка с намалёванным черепом рядом с корабликом в пустынном северном море, а база и береговые посты не отвечают за соделанное. И Рите надо противостоять всему и всем в одиночку. Идти на таран, в котором не будет выживших. Даже само участие в такой игре начинает казаться спорным, а победа, которой пробует оборваться фильм, неочевидной. «Не смотри! Там ничего нет! Нет там ничего!» — последнее, что кричит Тася в фильме, в ужасе бросаясь закрывать глаза своему инвалиду, которые не закрыть, потому что они не с ней, они не чувствуют её рук, они чужие до глубины души, из которой смотрят. И любая жертва с любой стороны в фильме выглядит напрасной. Эффектно? Нет.

Тася первая из нас стала задыхаться в дыму, сидя в лодке, — такова последняя сцена в фильме: «Греби, греби отсюда!»

И так хочется вместе с ней.

9 из 10