Спящий гигант

Каникулы на море. Лето, Солнце, бешеный подростковый азарт за спиной у потерявшей из вида внуков бабушки. Мальчишеское бесовство и обоюдное соперничество. Постоянные вызовы и дуэли — коротая дни отдыха, кузены пускаются по краю и скользят по грани, в словах и стоя на вершине, обрывающейся над серебрящейся далеко под нею глубокой водой.

Стоя на своем, они и соседского парня пытаются завести провокационной игрой, подрывая осторожность и осмотрительность правильного ребёнка, мимоходом лишая авторитета и убедительности его обстоятельного отца, вызывая расходящееся кругами волнение у разочарованного сына, следующего за новыми друзьями, не тормозя, катящимися по склону, увлекая его за собой, позволяя быть наблюдателем за своими дурачествами, переходящими из игры в извержения гнева и ярости, вспыхивающими в порывах злости и обиды, уходящей лишь только чтобы вернуться с другим порывом вновь.

Эндрю Чидивино выдавливал свою картину из одноимённого короткометражного фильма, отчасти сохранив актёров, отчасти их поменяв, как ни странно, сумев при этом развить эпизод до полновесной работы, вынув всё, что было нужно, из своих актёров, со своей стороны, обеспечив их характерными образами и драматургией алогичной подростковой координации убеждений и убедительности, завязанных в узел жёсткой конфликтности соперничающих сторон с четко обозначенными характеристиками нескольких образов и мнений.

Все они, отцы, сыновья, братья, друзья и подруги, находятся в крепкой сцепке из вопросов и ответов, правды и лжи, заблуждений и обманов, вступая в споры и перебранки, в которых обнаруживаются изъяны веры и безверия, цинизма и идеализма, приковывая к себе внимание перерождением молодёжи, углубляющейся внутрь данных ей слов, составляющих питательную среду эмоционального шторма, когда актёр становится сам не свой, принимая, как Ник Серино, чужую шкуру за свою, так что кажется, что нет игры света, а есть лишь схваченная этим светом жизнь.

Есть, конечно, вещи и попроще, как солнечные очки отца, прячущего за непрозрачными стёклами погоняемые неспокойной совестью бегающие глаза. Есть флегматизм его уравновешенного сына, продирающего заспанные ресницы, чтобы хорошенько умыться потоком разочарования. Но есть и бунт братьев с бескомпромиссностью брошенной перчатки, подвешивающий жизнь на тонкую нить удачи, делая её ставкой рискованного пари, выигрыш которого укажет неопытному бойцу цену многих поражений, виной привязанных к совести победителей.