Вы еще ничего не видели

На первый взгляд кажется, что «Вы ещё ничего не видели» и «Любить, пить и петь» Алена Рене тождественны друг другу. Это один слог, одна рифма, одно существительное — театр, за кулисы которого предлагает заглянуть главный после Годара революционер кинематографа, театра, на подмостках которого разыграется вечная история любви и смерти, расхожий сюжет об Орфее и Эвридике. В сущности на поверхности общего между этими фильмами одного режиссёра, ставшими экранизациями пьес, немало: в обеих произведениях, жанрово смешивающих комедию и драму, главный герой или умирает, или уже умер, основную драматургию обеспечивают герои второго плана, действие клаустрофобически оказывается замкнутым в пределах условного театра, а простота изложения кажется дико обманчивой, фиктивно неизобретательной. Да и итог обеих картин вроде бы рифмуется в канон «театр=жизнь».

Но если» Любить, пить и петь» напрочь отвергал привычные для Алена Рене игры с реальностью, то эта картина, использующая мотивы двух пьес Жана Ануя, «Эвридики» и «Дорогого Антуана» при всей фабульной незатейливости и некоей стилистической неброскости, уравновешенной парочкой эффектных синефильских книксенов в сторону Хичкока, Ромера и Клузо, напоминает того самого концентрированного Рене, которому претит транслировать сугубо реалистические идеи, и которому важно все метафорическое, метафизическое, мистическое или надреалистическое. Что удивительно, «Вы ещё ничего не видели» при всей своей драматичности полно непривычной для постановщика иронии или даже самоиронии, ведь якобы скончавшийся Антуан так подозрительно схож на самого Рене, чье жизнь и творчество полны были мистификаций, философий и умозрительных конструкций в его собственной киновселенной, в которую много позже подселились и Линч, и Кубрик и кое-кто масштабом персоналий поменьше. Да и даже само обращение режиссёра к трагической любви Орфея и Эвридики не кажется просто случайностью, ибо нетрудно увидеть эдакого ерничанья выдающегося француза над теми, кто предпочел прочитать ouvre Мариенбад как переложение того мифа на язык кинематографических образов абстрактно-сюрреалистического плана. Это толстый намёк и на главный фильм режиссёра в его карьере, и в то же время то самое потакание желанию слепого большинства, учитывая сколь много снял Рене в лёгком жанре после 1986 года.

Впрочем, «Вы ещё ничего не видели» является фильмом, в котором реальность множится натрое, а актёры и их персонажи меняются местами, причём финал картины искусно рифмуется с её началом. Экспозиция ленты крайне кинематографична, режиссёр с лёгкостью насыщает повествование множеством героев, давая им емкие и меткие характеристики. Это не тотальные метафоры надвселенского Мариенбада и не карикатуры Эйкборна. Довольно скоро реальность кинематографическая сменится театральной условностью, которая овладеет всеми без исключения, их роли корнями срастаются с их личностями, и вот уже фильм обретает реальность мифа, который происходит у нас перед глазами. В этой реальности, сотканной из такого триединства, за которым последует Любовь, Смерть, Искусство, Ален Рене обнаруживает для себя, что Эвридика вместо вечной любви предпочитает Смерть, вместо жизни тотальное бегство от неё, эскапизм от всего, что связывает её с прошлым и настоящим, а Искусство не всегда способно даровать бессмертие тем, кто даже любви ещё не заслужил. А потому Антуан, он же сам Рене, снова предпочитает правде обман, игру, правила в которой он написал сам, как и в кинематографе и в театре, который в сущности и есть тем средоточием творческого вдохновения и бессмертия. Обманув своих актёров, Антуан так или иначе, но обманул самого себя, превзошёл всех своей игрой на публику, вовлекая её все больше и больше в мир своих химер. Орфеем и Эвридикой Жан Ануй утвердил свою незыблемую гениальность, этой же пьесой Ален Рене решил завершить свой осознанный кинематографический бег, после которого будет лишь укутанная вуалью абсолютной скрытности Жизнь Райли.

На первый взгляд кажется, что «Вы ещё ничего не видели» и «Любить, пить и петь» Алена Рене тождественны друг другу. Это один слог, одна рифма, одно существительное — театр, за кулисы которого предлагает заглянуть главный после Годара революционер кинематографа, театра, на подмостках которого разыграется вечная история любви и смерти, расхожий сюжет об Орфее и Эвридике. В сущности на поверхности общего между этими фильмами одного режиссёра, ставшими экранизациями пьес, немало: в обеих произведениях, жанрово смешивающих комедию и драму, главный герой или умирает, или уже умер, основную драматургию обеспечивают герои второго плана, действие клаустрофобически оказывается замкнутым в пределах условного театра, а простота изложения кажется дико обманчивой, фиктивно неизобретательной. Да и итог обеих картин вроде бы рифмуется в канон «театр=жизнь».

Но если» Любить, пить и петь» напрочь отвергал привычные для Алена Рене игры с реальностью, то эта картина, использующая мотивы двух пьес Жана Ануя, «Эвридики» и «Дорогого Антуана» при всей фабульной незатейливости и некоей стилистической неброскости, уравновешенной парочкой эффектных синефильских книксенов в сторону Хичкока, Ромера и Клузо, напоминает того самого концентрированного Рене, которому претит транслировать сугубо реалистические идеи, и которому важно все метафорическое, метафизическое, мистическое или надреалистическое. Что удивительно, «Вы ещё ничего не видели» при всей своей драматичности полно непривычной для постановщика иронии или даже самоиронии, ведь якобы скончавшийся Антуан так подозрительно схож на самого Рене, чье жизнь и творчество полны были мистификаций, философий и умозрительных конструкций в его собственной киновселенной, в которую много позже подселились и Линч, и Кубрик и кое-кто масштабом персоналий поменьше. Да и даже само обращение режиссёра к трагической любви Орфея и Эвридики не кажется просто случайностью, ибо нетрудно увидеть эдакого ерничанья выдающегося француза над теми, кто предпочел прочитать ouvre Мариенбад как переложение того мифа на язык кинематографических образов абстрактно-сюрреалистического плана. Это толстый намёк и на главный фильм режиссёра в его карьере, и в то же время то самое потакание желанию слепого большинства, учитывая сколь много снял Рене в лёгком жанре после 1986 года.

Впрочем, «Вы ещё ничего не видели» является фильмом, в котором реальность множится натрое, а актёры и их персонажи меняются местами, причём финал картины искусно рифмуется с её началом. Экспозиция ленты крайне кинематографична, режиссёр с лёгкостью насыщает повествование множеством героев, давая им емкие и меткие характеристики. Это не тотальные метафоры надвселенского Мариенбада и не карикатуры Эйкборна. Довольно скоро реальность кинематографическая сменится театральной условностью, которая овладеет всеми без исключения, их роли корнями срастаются с их личностями, и вот уже фильм обретает реальность мифа, который происходит у нас перед глазами. В этой реальности, сотканной из такого триединства, за которым последует Любовь, Смерть, Искусство, Ален Рене обнаруживает для себя, что Эвридика вместо вечной любви предпочитает Смерть, вместо жизни тотальное бегство от неё, эскапизм от всего, что связывает её с прошлым и настоящим, а Искусство не всегда способно даровать бессмертие тем, кто даже любви ещё не заслужил. А потому Антуан, он же сам Рене, снова предпочитает правде обман, игру, правила в которой он написал сам, как и в кинематографе и в театре, который в сущности и есть тем средоточием творческого вдохновения и бессмертия. Обманув своих актёров, Антуан так или иначе, но обманул самого себя, превзошёл всех своей игрой на публику, вовлекая её все больше и больше в мир своих химер. Орфеем и Эвридикой Жан Ануй утвердил свою незыблемую гениальность, этой же пьесой Ален Рене решил завершить свой осознанный кинематографический бег, после которого будет лишь укутанная вуалью абсолютной скрытности Жизнь Райли.

На первый взгляд кажется, что «Вы ещё ничего не видели» и «Любить, пить и петь» Алена Рене тождественны друг другу. Это один слог, одна рифма, одно существительное — театр, за кулисы которого предлагает заглянуть главный после Годара революционер кинематографа, театра, на подмостках которого разыграется вечная история любви и смерти, расхожий сюжет об Орфее и Эвридике. В сущности на поверхности общего между этими фильмами одного режиссёра, ставшими экранизациями пьес, немало: в обеих произведениях, жанрово смешивающих комедию и драму, главный герой или умирает, или уже умер, основную драматургию обеспечивают герои второго плана, действие клаустрофобически оказывается замкнутым в пределах условного театра, а простота изложения кажется дико обманчивой, фиктивно неизобретательной. Да и итог обеих картин вроде бы рифмуется в канон «театр=жизнь».

Но если» Любить, пить и петь» напрочь отвергал привычные для Алена Рене игры с реальностью, то эта картина, использующая мотивы двух пьес Жана Ануя, «Эвридики» и «Дорогого Антуана» при всей фабульной незатейливости и некоей стилистической неброскости, уравновешенной парочкой эффектных синефильских книксенов в сторону Хичкока, Ромера и Клузо, напоминает того самого концентрированного Рене, которому претит транслировать сугубо реалистические идеи, и которому важно все метафорическое, метафизическое, мистическое или надреалистическое. Что удивительно, «Вы ещё ничего не видели» при всей своей драматичности полно непривычной для постановщика иронии или даже самоиронии, ведь якобы скончавшийся Антуан так подозрительно схож на самого Рене, чье жизнь и творчество полны были мистификаций, философий и умозрительных конструкций в его собственной киновселенной, в которую много позже подселились и Линч, и Кубрик и кое-кто масштабом персоналий поменьше. Да и даже само обращение режиссёра к трагической любви Орфея и Эвридики не кажется просто случайностью, ибо нетрудно увидеть эдакого ерничанья выдающегося француза над теми, кто предпочел прочитать ouvre Мариенбад как переложение того мифа на язык кинематографических образов абстрактно-сюрреалистического плана. Это толстый намёк и на главный фильм режиссёра в его карьере, и в то же время то самое потакание желанию слепого большинства, учитывая сколь много снял Рене в лёгком жанре после 1986 года.

Впрочем, «Вы ещё ничего не видели» является фильмом, в котором реальность множится натрое, а актёры и их персонажи меняются местами, причём финал картины искусно рифмуется с её началом. Экспозиция ленты крайне кинематографична, режиссёр с лёгкостью насыщает повествование множеством героев, давая им емкие и меткие характеристики. Это не тотальные метафоры надвселенского Мариенбада и не карикатуры Эйкборна. Довольно скоро реальность кинематографическая сменится театральной условностью, которая овладеет всеми без исключения, их роли корнями срастаются с их личностями, и вот уже фильм обретает реальность мифа, который происходит у нас перед глазами. В этой реальности, сотканной из такого триединства, за которым последует Любовь, Смерть, Искусство, Ален Рене обнаруживает для себя, что Эвридика вместо вечной любви предпочитает Смерть, вместо жизни тотальное бегство от неё, эскапизм от всего, что связывает её с прошлым и настоящим, а Искусство не всегда способно даровать бессмертие тем, кто даже любви ещё не заслужил. А потому Антуан, он же сам Рене, снова предпочитает правде обман, игру, правила в которой он написал сам, как и в кинематографе и в театре, который в сущности и есть тем средоточием творческого вдохновения и бессмертия. Обманув своих актёров, Антуан так или иначе, но обманул самого себя, превзошёл всех своей игрой на публику, вовлекая её все больше и больше в мир своих химер. Орфеем и Эвридикой Жан Ануй утвердил свою незыблемую гениальность, этой же пьесой Ален Рене решил завершить свой осознанный кинематографический бег, после которого будет лишь укутанная вуалью абсолютной скрытности Жизнь Райли.

«Вы еще ничего не видели» — одна из последних картин А. Рене, представляющая собой весьма элегантную интерпретацию «Эвридики» Ж. Ануя. В середине 80-х резко изменив тональность своего творчества, Рене порвал с трагическим модернизмом своих прежних картин («В прошлом году в Мариенбаде», «Мюриэль», «Провидение») и на протяжении последующих тридцати лет предлагал зрителям необычное прочтение известных водевилей, комедий, драм («Курить/Не курить», «Дикие травы». «Сердца»). Эти работы стали в глазах публики образцом «постмодернизма первого поколения»: умного, сложного и лишенного деструктивного пафоса.

«Вы еще ничего не видели» иронически сталкивает лицом к лицу аристократизм и респектабельность первых постмодернистов с наивным хулиганством и поверхностностью его «молодой поросли». Выстраивая весьма прихотливую структуру, вызывающую в памяти его совместные с Роб-Грийе эксперименты с нарративом времен «В прошлом году в Мариенбаде», Рене пытается показать взаимопроникновение искусства и жизни, продемонстрировать как персонажи живут в душах исполнителей, как пьеса оживает, заполняя жизненное пространство.

Все это напоминает поэтику фильмов Ж. Риветта, режиссера, на протяжении многих лет разрабатывающего тему экзистенциальных связей искусства и жизни, реального и воображаемого, и сделавшего свое кино благодаря многочисленным ссылкам на структуралистскую и поструктуралистскую литературу эзотеричным и практически нечитаемым. Подчеркивание театральной условности происходящего, его вербальная насыщенность, медленный темп заставляют искать аналогии с творчеством М. Оливейры.

Видимо, все режиссеры, перешагнувшие восьмидесятилетний рубеж, начинают снимать примерно одинаково: они берут за основу сценария проверенные, сложные сюжеты из большой литературы, замедленный ритм их картин — дань возрасту, располагающему к спокойному созерцанию вне суеты, приглашают для работы маститых, опытных исполнителей, с которыми давно знакомы. Рене собирает для своей ленты ансамбль прославленных актеров, среди которых С. Азема, П. Ардити, М. Амальрик и сам М. Пикколи, одно присутствие которого в кадре излучает ностальгическое очарование авторского кино 60—70-х.

Заглавие ленты намекает зрителю на его пресыщенность и скептицизм в отношении всего нового, дерзкую попытку режиссера удивить не поверхностным эпатажем, а глубоким проникновением в суть литературного материала, поданным в новаторской, но не пижонской форме. Умная, снисходительная, но не издевательская ирония пронизывает отношение режиссера к молодежной интерпретации «Эвридики», которую смотрят на экране герои: выдержанная в стиле «арт-повера» постановка тонет в многочисленных клише псевдосоциального театра, так модного в наши дни. Напротив, проживание своих ролей зрелыми актерами по ту сторону экрана исполнено глубины и личной заинтересованности.

Рене усложняет восприятие своей ленты, используя для исполнения ролей Орфея и Эвридики две пары актеров — помоложе и постарше, чтобы сделать сюжетную коллизию объемнее, мастерски монтируя одинаковые фразы, по разному произнесенные, он добивается не фарсового эффекта, как Кира Муратова в «Вечном возвращении», а напротив усиливает трагизм происходящего. Порой сцену начинают одни актеры, а продолжают другие, перекликаясь или споря с тем, что делают молодые артисты в модной экранизации. В какой-то момент мы понимаем, что разыгранные перед нами сцены — воспоминания исполнителей об их ролях. активизированные увиденным на экране.

Когда-то один из зрителей «В прошлом году в Мариенбаде» написал, что настоящее кино — это то, которое создается в голове, а не диктуется экраном. Ален Рене — выдающийся визионер ментального пространства в истории кино, возможно лишь ему, наряду с Феллини, удалось найти подходящий визуальный аналог литературному «потоку сознания», создать карту внутреннего мира человека, в котором личная боль переплетается с мировой скорбью (вспомним хотя бы его шедевры «Хиросима, моя любовь» и «Провидение»).

В «Вы еще ничего не видели» он остается верен себе, по-новому, иронически перелицовывая собственные темы, однако и здесь есть место неподдельному трагизму: происходящее начинает захватывать даже незнакомого с первоисточником зрителя. Ведь кто такой актер, если не внимательный читатель, сделавший читаемое содержанием своей жизни?! Пусть мы не играем в театре, но сталкиваясь на экране с дорогим нам материалом, мы внутренне проживаем его вместе с актерами и в некотором роде подобны им. Актеры выводят на поверхность нечто основополагающее, общечеловеческое, свойственное всем, если образ при исполнении не становится архетипическим, а увязает в личностных характеристиках того, кто его создает, то чудо спектакля не состоится, радости узнавания у зрителя не произойдет. Актер показывает не столько свою внутреннюю жизнь, сколько человеческую вообще, а значит, и мою, зрителя, тоже.

В фильме Рене все это становится очевидным, ибо обнажен сам механизм воздействия театрального представления без потери его очарования — фокус раскрыт, но продолжает завораживать. Простота и одновременно барочная изысканность декораций и мизансцен, выполненных Жаком Сонье, работавшим с Рене на протяжении полувека, резко контрастирует с беспомощным эпатажем молодежной постановки, которую видят герои. Создавая нереалистическую предметную среду, Соиье визуализирует ландшафты внутреннего мира персонажей, заставляя зрителя стать их частью, особенно в сцене прощальной встречи Орфея и Эвридики, когда желание успокоенности и счастья вступает в борьбу с жаждой правды. Извиваясь в объятиях любимой, Орфей пытается вырваться навстречу истине, бесповоротно разрывая и губя личностные связи.

Трагизм этой ситуации поистине страшен, но не безысходен: Рене — не пессимист, ему всегда было чужд фатализм в восприятии человеческой жизни в отличие, скажем от Фассбиндера, и, несмотря на то, что как всякий постмодернист, он смотрит на антропологические проблемы через призму интертекстульности, все равно воспринимает человека как существо, наделенное свободой воли, а значит способного выйти из прочного круга внешних обстоятельств.

Удивителен, но бесспорен сам факт того, что «Вы еще ничего не видели», несмотря на всю очевидность в нем постмодернистского контекста, который как известно, провозглашает лингвистическую детерминированность человеческих поступков, является фильмом в защиту свободы воли. Свободно проживая чужую жизнь как свою и делая ее достоянием зрителя, актеры становятся самими собой, прорываются к тем корневым, общечеловеческим жизненным ситуациям, которые формируют личность.

Сталкивая экзистенциализм и постмодернизм, Рене примиряет их, осуществляя то, на что оказались неспособны сами философы-оппоненты. «Вы еще ничего не видели» — картина-диалог, между искусством и жизнью, театром и кино, актерами и персонажами, зрителем и экраном и даже враждующими философскими направлениями, это чрезвычайно важно в наше время нетерпимости, прикрытой фальшивой маской «толерантности».