Человек, который смеется

Человек, который смеется — это экранизация одноименного исторического романа Виктора Гюго. Для начала, прочитайте синопсис. Это важно. Прочитали? Забудьте. Фильм не об этом.

Тупой и напыщенный театральный фарс. С самого начала видно, по стилистике съемки, по диалогам, по игре актеров, что как будто смотришь спектакль. И это выглядит действительно классно и интересно, тем более в антураже постсредневековья, но чем дальше эта сказка идет, тем больше перестаешь верить в происходящее. Повествование сумбурное, скомканное, бессвязное, фильм не может решить, кто он. В нем никакущая драма, глупая комедия, и все это будто конкурирует друг с другом, что превращает в кашу абсолютно всю историю. Я сказал, что это театр? Пожалуй, я ошибся. Перед нами цирк. Фильм — лишь нелепо скачущий шут, тщетно пытающийся развеять тишину публики.

Что нам, собственно, говорит синопсис? Что несмотря на все трудности, герой вырастает благородным и добрым человеком. Прекрасная история. Ага, конечно. На деле же, Гуинплен — вечный ребенок. Он не думает о последствиях, сам не понимает, чего хочет, что в итоге и играет с ним злую шутку. Характер этого человека дико нестабильный, я приведу пример: в сюжете была Герцогиня, которую поразил наш герой. Сначала Гуинплен безразлично относится к ней, но потом зачем-то дразнит ее, но добившись влечения — динамит. Что, хватит? А вот Гуинплен так не думает. Он всячески показывает, как не уважает знать и, соответственно, ее, ну а в следующем кадре уже не сопротивляется поцелую. Парня несет все дальше, Герцогиня говорит ему фразу, от которой он ее снова бросает, а теперь догадайтесь, какой следующий шаг Гуинплена? Он с ней спит. Занавес. И вот эта нестабильность, помимо нашего «светлого и доброго протагониста», красной нитью пронизывает ВСЕ аспекты фильма. Ни разъяснений, ни внятных мотиваций, эмоций, характеров. Даже когда поднимаются какие-то проблемы, будь то социальное неравенство, или же противопоставление Гуинплена и знати (по идее, как я понял, должно было выглядеть все так, будто он, хоть и страшен снаружи, но прекрасен внутри, а богатые люди — наоборот), но кино радостно и с улыбкой идиота запарывает и их раскрытие. Кроме Гуинплена и Герцогини, в этой мутной воде еле видна любовная линия с Деей — слепой девушкой с которой герой вырос. Обе линии мерзкие и с подтекстом инцеста, только в случае с Герцогиней, все довольно прямо, ведь она с какого-то черта является его кузиной, а незрячая девушка — ему фактически сестра, так ее позиционируют, дальше этих рамок линия выбиться не может, так что равносильно неприятно смотреть и на то, и на другое.

Я совершенно без понятия, хороши ли старые фильмы или сама книга. Первоисточник я обязательно прочту, может быть даже гляну другие ленты, но, если честно, конкретно это кино убивает любые мысли еще раз прикоснуться к истории Гюго. Если идея и была, то ее довели до состояния еле видных разводов. Отвратительное сырое кино, не стоит никакого внимания. Если «человек и смеется», то только над зрителем, решившим посмотреть этот фильм.

3 из 10

Надежды не оправдались… Даже те, что ожидали более длительную картину. Мне ужасно не понравился Гуинплен! Быть таким дерзким, чтобы предать и таким нежным, чтобы бояться не суметь сделать счастливой Дею! Омерзителен! Некоторые нотки намекали на любовь к славе главного персонажа. Это жестоко внушить Гуинплена, как положительного, чистого и честного, хрупкой создания, убивающего жизнью. А потом воевать хитрый прищур и страсть его похоти. Я была готова ко всему: к постельным сценам, размолвкой, дракам, ссорам, но только с Деей… Предатель и убийца душ, сам того не осознавая, что-ли, не разобравшись в себе, вдруг приползает к Дее. Отведовший всех лакомств богача, является несолоно хлебавши к родному берегу.

Здесь не раскрывается бутон отношений Гуинплена с Деей; что-то намечалось, расцветало, но увы. Увы и ах. Он оказался предателем, а она простила на скоропостижном закате жизни. Мы не видим ни счастья, ни горя в истории (именно любовной истории) юноши и девушки.

Непростой фильм показывает разбитых, несчастных людей, у которых нет ничего, кроме силы довольствоваться тому, что отнять способна только смерть. Они «на дне». Но тут судьба дарит шанс подняться к поверхности, но какой ценой! Драгоценный камень утонуть в воде, но пустой шар всегда будет плыть по воде. Так и с нашими героями… Жаль Дею, жаль Урсуса. А человека, который смеётся, даже не понявший своей сути, можно отнести к пустоте… которую нельзя убить, пожалеть. Он юнец, глупый мальчишка! Жизнь стольким существенным его обделила и стольким многим избивала, что модно было понять, чем доложить, за кем волочиться!

Да, он мог оставить богатство, но не имел права задирать нос над изувеченными губами! Его дают зрителю двуликим: одно лицо ценит близких, хочет защитить бедных, предпочитает улицу дворцу, сдерживается в той карете; второе — быстро привыкает к хорошему, расправляет плечи, забывает своё истинное сокровище и спит с той рыжей дьяволицей. А главное — всё это, эти два лица, две жизни существуют в одинаковое время.

Гуинплен убил Дею, не мышьяк! Эта боль проданного сердца о предательстве.

Как буд-то бы он мёртвый и похож на Дориана Грея. Мне его не жаль. Мне жаль уничтоженных. Наверно, в Гуинплена столько вложенно, а он оказался… обычным человеком, которого способны изменить богатство, знать и страстне вздохи женщины.

Он — уничтожение уничтоженного, разрушил и себя и остальных, здесь разрушается уничтоженное

Вольготно экранизировать Виктора Гюго допустимо, но в то же время не чтить его — нет. У всего есть свои рамки, в особенности когда речь заходит об интерпретации литературных жемчужин, где безграничная режиссёрская фантазия бывает очень некстати. Французский постановщик Жан-Пьер Амери знать не знает каких бы то ни было мер, равно как и не чувствует своего соотечественника-писателя, превращая один из самых прекрасных романов Гюго в вульгаризованный грифонаж. Любопытно, что одни произведения требуют побуквенного следования, а другие нуждаются в индивидуальном подходе и стиле. «Человека, который смеётся», с его длительными сюжетными экскурсами и детальным раскрытием мира свойственной ему эпохи с супротивными слоями населения, следует таки отнести ко второму виду экранизации, но с оглядкой на первый. Стоило бы Тиму Бёртону в своё время взяться за такое дело, когда ещё он был полным фриком, а Джонни Депп — в расцвете сил. Но, вероятно, Тому Хуперу вновь предстоит «запеть». Нежелание превращать фильм в безликий мини-сериал слишком отдалило Амери от основного курса, а вместе с тем и от самой сути. Роман, где в наибольшей степени нашли отражение гуманистические взгляды автора, выразителем которых преимущественно стал его герой Гуинплен — преобразовался в киноленту с высказыванием то ли на тему искушения, то ли любви с приставкой «pseudo», притом с минимальной смысловой нагрузкой и поверхностно-примитивными отношениями и конфликтами между персонажами. О внутренней же борьбе говорить не пристало.

Гуинплен, лорд по происхождению, ребёнком попавший в руки компрачикосов, обезобразивших его лицо, вырос среди народа и полностью испил чашу унижений и позора обыкновенного ярмарочного скомороха. Ах, если бы всё так! Для отображения жестокости и грязи Амери слишком уподобляется женской и лёгкой манере повествования, и проявляет лишь малые отблески происходящего ужаса. Даже внешне своего героя он наделяет нежными чертами, — «избавляется» от ушей, загнутых до самых глаз и бесформенного носа, созданного для подпрыгивания очков фигляра, — оставляя только вечно улыбающуюся физиономию из двух тонких порезов. Лицо, на которое невозможно было взглянуть без смеха, стало лицом, вызывающим нечто наподобие умиления, красивое душой чудовище превратилось чуть ли не в ловеласа, по крайней мере, в более раскрепощённого и незакомплексованного молодого человека. Но не столь важна внешняя метаморфоза (индивидуальный подход не отменялся), сколь внутренняя: Гуинплен недостаточно обдуманно принимает серьёзные решения, оказывающие значительное влияние не только на его жизнь, но и на близких ему людей; от его любви остаётся только само слово. Существенные события происходят в мгновение ока, повествование ведётся быстро, не оставляя места ни запоминающимся диалогам, ни неге хрупкой драмы меж Гуинпленом и Деей, уродливым гуманистом и слепой красавицей, которую в далёком детстве он спас от холода и смерти. Колыбель Ньютона у Амери выходит из строя: шары обрываются и катятся по инерции, не закреплённые более ничем. И всплывает одна проблема за другой: Урсус, некогда приютивший мальчика с застывшим смехом на лице и с ребёнком на руках, всего лишь отдалённо напоминает философа и надёжного наставника, ведь даже единственному своему товарищу, любимому волку Гомо, он не уделяет должного внимания, а мизантропические убеждения, по-видимому, выражает во время сношения случайной дамы. Это как если бы Данте во время странствия с Вергилием в потустороннем мире отошёл бы отлить!

Краткость — сестра таланта, но не всем дано её умело применять. Амери лаконичен, но оттого не более убедителен, ведь паутина сплетается не в сию секунду, тогда как он тщетно пытается сплести её вмиг, небрежно кидая своих героев то в жар, то в холод; правда, больше в холод. А ведь те даже точно не знают, чего хотят, кроме Деи, безудержно влюблённой в Гуинплена. Режиссёр делает всего-то элементарное: перенимает у Гюго обёртку, в то время как искажает содержание по ходу всего действа. Амери зацикливается на самом ненужном: привязанности компрачикоса к своему творению или подробных описаниях постижения богатой жизни, вместе с тем попутно бросаясь отдельными книжными фразами, вроде несвоевременного и небрежно произнесённого в ходе спектакля «рая богачей, сотворённого из ада бедняков». Человек, который смеётся, веселил людей и дарил им забвение, являлся символом страдающего народа, жестоко искалеченного высшим обществом. Его уродливая внешность была видимостью, прикрывающей душевное благородство, способность к самопожертвованию и любви. Но кинематографического Гуинплена с книжным роднит разве что умение развлекать и заблуждаться, зато Амери горд лишить его девственности. Поллюции — они такие разные! Помимо всего, Гюго в своём романе изобразил два смежных мира, два разные отталкивающиеся полюса, между которыми вся комедия и трагедия жизни. У Амери же вышел не более чем упрощённый для имбецилов тривиальный парафраз, в котором к тому же нашлось место нелепой попытке придать всей картине эмоционально глубокий окрас посредством напускного финального твиста. Для счастья героям было необходимо несчастье. Для какого-либо эффекта фильму была необходима драма.

Покажись, Гуинплен… Подари забвение.

«Не всякий огонь есть свет. Ибо свет — истина, а огонь может быть вероломным. Вы думаете, что он освещает, а он испепеляет».

Виктор Гюго

Экранизировать классику сложно и просто одновременно. Идеи бессмертных романов описаны с мастерством, оставляющим вопросы лишь у неспособных задуматься и проанализировать. Режиссер, берущий на себя ответственность экранизации какого-либо литературного колосса, сам должен обладать незаурядными способностями. Иначе его фильм опошлится, станет примитивным, плоским. Взялся за экранизацию — соответствуй. При желании создатель фильма даже может изменить сюжет. НО. Изменить талантливо, достойно первоисточника. Так почему мы всегда трепетно сравниваем классическую литературу с ее воплощением на экране? Потому что кривое экранное детище способно убить вкус к хорошему произведению у юных, неискушенных зрителей, еще не читавших книгу; извратить их понятие о сути истории; ввести в норму примитивность.

Рассмотрим первоисточник — книгу.

Виктор Гюго прекрасный писатель. Более того, он писатель бессмертный, поскольку вопросы и темы его романов будут актуальны до того дня, пока существует человеческая натура. «Человек, который смеется» — это рассказ о растоптанном сословии английских крестьян и о блистательной роскоши пэров.

Главный герой — обезображенный в детстве на потеху публике Гуинплен. Гримаса на его лице ужасна: рот открывается до ушей, уши загнуты до глаз, нос сплющен. Гуинплен может страдать, но вырезанный по коже смех вечен. Зато в душе этот человек прекрасен. Смелый, благородный, умный, порядочный, храбный. В книге есть момент, когда Гуинплен благодарит свою жизнь за уродство, ведь с его помощью он зарабатывает деньги фиглярскими выступлениями для Деи и Урсуса.

Урсус — старик, приютивший когда-то Гуинплена и Дею. Его монологи восхитительны! Урсус хвалит знать, тем самым обрисовывая всю никчемность богатства и невежества пэров и королей. Подобно Гуинплену, ужасному снаружи и прекрасному внутри, Урсус сварлив на словах и добр делами. И Урсус, и Гуинплен показывают, какая пропасть лежит между внешним и внутренним. Урсус нелюдим, к человечеству относится со скепсисом, а его брат — это прирученный волк Гомо.

Гомо является полноправным героем. Это кроткое и справедливое существо. Гомо не бросается на обывателей, но Урсус вынужден ночами сажать волка на цепь, чтобы уберечь от людей хуже и ниже животных.

Слепая девушка Дея — воплощение женственности и чистоты, ангел, сошедший с небес. Благодаря слепоте Дея не отвлекается на внешнюю шелуху, она видит сердцем. Кроткая и открытая, она искренне любит Гуинплена. Для нее он самое прекрасное, что есть в жизни: «Быть некрасивым — что это значит? Это значит причинять кому-либо зло. Гуинплен делает только добро, значит, он прекрасен».

На контрасте с Деей описана герцогиня Джозиана — молодая, дерзкая, испорченная аристократка. Пленительная девственница с душой грубой портовой шлюхи. Джозиана — собирательный образ тошноты той прекрасной эпохи, когда разряженные в пух и прах господа предавались разврату, пыткам и казням. Если Дея любит Гуинплена за его душу, то Джозиана хочет Гуинплена за его ужасную внешность. Герцогине даны ум и красота, это сочетание было бы восхитительным, если бы не тлетворное влияние окружающего уклада. То же самое можно сказать и о лорде Дэвиде Дерри-Мойр, который мог быть благородным, если бы не его воспитание при дворе.

Что мы видим в фильме.

Сильный духом Гуинплен превращен в растерянного и взбалмошного мальчишку. Он сомневается в себе, страдает от уродства и самовлюбленно позирует перед толпой. К слову, создатели фильма решили не заморачиваться, сведя уродство героя к улыбке Джокера. Киношный Гуинплен рассказывает свои страхи и огорчения Дее, накладывая еще большее бремя на слепую девушку. Где сильный, самоуверенный мужчина-герой, описанный Гюго? Перед нами инфантильный мальчик. Если кино восхваляет таких слабых и взбалмошных персонажей-мужчин, то не пора ли прикрывать лавочку?

Что касается Деи, то ее экранное время сводится к растерянному лицу и желанию затащить Гуинплена к себе в постель. Герои постоянно целуются, а он даже приходит в спаленку Деи, где та предлагает ему себя. Непорочные чистые отношения книги растоптаны режиссером. По закону жанра около героини появляется малозначительный персонаж Сильвиан. Пусть зритель знает, что Дея прекрасна и нравится еще кому-то (видимо, режиссер не понадеялся на игру актрисы).

Урсуса играет Депардье. Играет не плохо и не хорошо, это просто другой Урсус, более добродушный и мирской. Никакого отрицания, остроумия, игры слова, просто предупреждения в лоб.

Единственный сильный персонаж фильма — герцогиня Джозиана. Нужно похвалить игру актрисы Эмманюэль Сенье. Да, режиссер и сценарист виновны в коверканье трактовки произведения, введя зрелую искушенную женщину, вместо молодой герцогини, но игра Сенье прекрасна. Она искушает, унижает и показывает развращенную до мозга костей знать, играющую чувствами и умами людей. Если в книге Джозиана только на начальном пути своего чудовищного шествия по головам, то Джозиана фильма уже сделала все нужные для этого шаги. Минус истории с Джозианой в том, что сюжет сведен к маловразумительной любовной интриге, где не ясны ни чувства Гуинплена, ни мотивы герцогини.

В книге есть момент, когда брошенный мальчик Гуинплен натыкается на виселицу с покойником, пожираемого воронами. Эта сцена символизирует рок, закон короля и мучения человека. Аллегория, показывающая дух того времени. В фильме нет подобных параллелей.

Один из ключевых и сильных моментов — выступление Гуинплена в парламенте, перед знатью: «Кто я? Я — нищета. Милорды, вы должны меня выслушать», с описанием всей боли и горечи от его слов и реакции окружающих пэров. В кино сцена сведена к вульгарному и кичливому выкрикиванию в лицо лордам и королеве рассуждений о том, что вы живете неправильно и народ победит вас обязательно. Где та тонкость подачи, что была в книге? Скажи такое в лицо королеве, в тот же час преступник был бы казнен. А представление Урсуса перед Деей, после возвращения от Гуинплена? В фильме Урсус безжалостно обрушивает новость на нее без капли сострадания.

Чем ближе к финалу, тем глупее становится сюжет. Точка невозврата фильма — приезд Деи и Урсуса во дворец. С этого момента все продолжает развиваться настолько несуразно, нелепо и пошло, что вызывает полнейшее недоумение. Центральная тема — жизнь бедных и богатых — не показана вовсе. Зачем-то введена привязанность доктора к Гуинплену. Вопросом много. Классика — это что-то вроде детектора лжи. Пытавшиеся экранизировать только ради денег и славы — погорят, как потонула в смысловых недоразумениях данная «экранизация». Которую экранизацией можно назвать с натяжкой. А потому присоединяюсь ко всем голосам, кричащим: читайте книгу.