Кое-что из губернской жизни

Случается так, что вроде бы и литературная основа фильма замечательная, и актеры как на подбор, и режиссер добротный, набивший руку на телепостановках, но все равно в итоге выходит картина, по сути, необязательная. Борис Галантер в 1983 году снял именно такой фильм.

Сразу прельщает россыпь актерских имен, от Миронова до Ахеджаковой. Более того, каждый актер играет сразу несколько ролей. Обычно когда в кадре на протяжении всего фильма встречается более двух шедевральных актеров, это удача, независимо от уровня режиссуры, но и здесь «что-то пошло не так». Наверное, персоны уровня Богатырева или Дурова уже точно сдали все экзамены на лицедейство, и проверять, сумеют ли они сыграть 5—6 героев в 6—7 сценах совершенно необязательно, точнее, неинтересно. Но фильм представляет собой именно растянутый и затянутый (что удивительно при не самом большом хронометраже) как бы экзамен на умение приспособить к очередному нехитрому и меняющемуся гриму очередной нехитрый, состоящий буквально из одной-двух черт характер. Да, Миронов закольцевал ленту спев пару песенок (нетрудно догадаться, совершенно проходных), но где он их не поет? Да, продравшись через плотные и сомкнутые ряды героев-визитеров светского собрания актеры разыграли всего две настоящие истории за полтора часа. Но что оригинального в постановке «Предложения» и «Юбилея»? То, что актеры выходят из роли и радостно удаляются со съемочной площадки, разыгрывая удовольствие от проделанной работы? Маловато, а точнее натужно.

Однако основной недочет в другом. Ранний Чехов разыгран как бы мотивам старого. То есть со смехом сквозь слезы, тяжелой рефлексией о безрадостном и тягостном существовании на нашей грешной планете и проч. Выбрав за композиционную основу давно избитый прием (нанизывание новеллистических эпизодов на рамочную основу), создатели фильма не учли не только то, что есть примеры такого рода явно получше (вспомним хотя бы «Смешных людей» на материале того же раннего Чехова), но и то, что герои раннего Чехова скорее типы нежели характеры и превратить их в полнокровных героев совершенно невозможно. Получается какая-то смесь, за нагромождением париков, бакенбардов, костюмов и шляпок постепенно перестаешь различать, что и зачем цитируется в фильме, у которого в высшей печальной степени говорящее название. Это именно «кое-что» (даже не «нечто» и не «что-то») по Чехову, принцип обращения к литературной основе совершенно автоматизован и избит, и подобная манера ощущается как окончательно тупиковая и анахроничная.