Темная лошадка

Фильм «великого и ужасного» Тодда Солондза «Темная лошадка» вызвал такую реплику одного критика: «Мир, по Солондзу, плох настолько, что сочувствие в нем может вызвать даже малоприятный лузер, если в нем есть хотя бы что-то живое». Что же живого и неживого в этом фильме. Как сохранить в себе первое? И можно ли победить второе? А такой ли уж лузер Эйб? Ведь сам Солондз признался журналистам на фестивале в Каннах, что испытывает большую нежность к своему «умственно отсталому» герою.

Почему-то первым придумался заголовок. В уютном кошмаре. А второе, что промелькнуло в голове, — образ Чацкого! Возможно, мы переборщили с литературными примерами и реминисценциями из русской классики на обсуждении в клубе, и все дело в этом. Но знаете, в свое время Белинский сказал о Чацком, что он «идеальный шут» и «всего лишь мальчик на палочке верхом, который воображает, что сидит на лошади». Спорная трактовка. Но герою Солондза она подходит даже больше, чем грибоедовскому смурному лишнему типу. Всего лишь мальчик на палочке верхом, который воображает, что сидит на Хаммере, и думает, что папа выбрал его в работники на основании справедливого отбора.

А. С. Грибоедов (не случайно все же он открыл и напитал собой всю жесткую сатиру 19 века) очень много внимания уделил созданию ауры, скажем так, неадекватности своего героя, абсолютно выписывающей его из системы тире среды. Неадекватность эта положительно заряженная для тогдашних продвинутых умов: начитанность, образованность, умение красиво говорить и писать, потребность служить делу, а не лицам, достоинство, измеряемое не чинами, золотыми мешками и карьерами, а честью, долгом, индивидуальностью, патриотизмом взахлеб…

Неадекватность Эйба — в подростковой одежде и подростковой же ревности к брату, ярко желтом цвете Хаммера, сдвинутой невесте, увлечении кубиком Рубика и прочими игрушками, проживании в детской и т. п. И эта неадекватность — словно остановка роста. Нежелание дальше расти, становиться частью взрослого (насквозь бледного и насквозь мертвого) мира. И нежелание это можно вполне расценить как его собственный (инфантильный, возможно) бунт против реальности. Ну, вот Обломов лежал диване, и это был бунт — демонстративное неучастие в мире суетящейся пустоты, тактика трех обезьян — не вижу зла, не слышу зла и не скажу зла…

Да, инфантилизм буквально выпирает из каждого угла в фильме Солондза. Но именно то, что он практически все время бьет по глазам, заставляет усомниться, что это послание для режиссера главное. Если по-набоковски сравнивать искусство с шахматной партией автора и читателя, то не всегда ж выигрывать читателю, автор вправе и не подыгрывать ему, и мухлевать, и сбивать с толку, и прятать фигуры, и заметать следы, и выигрывать, наконец.

Солондз не на поверхности. И диагнозы, которые ставит его, безусловно, «диагностическое» кино, кино-диагноз, может, и мелкие, но не поверхностные. И очень больные. Не хочется множить банальности, но правильно кто-то сказал, каждый в этом кино увидит свое.

И тут, разбирая какие-то смысловые детали, я скажу о том, чего сама сильней всего боюсь. И, наверное, да, займусь самодиагностикой. Потому что прав Илья, герой (Эйб) очень похож на нас! Похож. И никакие не натяжки — примеры из русской классики, звучавшие на обсуждении. В нем — и Акакий, и Мармеладов, и Обломов, и чеховские футлярные люди и недотепы отыщутся в легкую…

Маленький. Маленький. Маленький. Бесконечно и безнадежно маленький мирок — хотений, дел и интересов, жизнь, суженная до размеров детской, стиснутая поза — под крылом родителей, под их приплюснувшей крышей. И даже мечты крошечные, как квадратики в кубике Рубика. И цвета их отдают кислотным ядом. Линейка роста заклеена давным-давно. Роста нет. Так, шажки по протоптанной отцом дорожке. И всего боишься. Дрожишь. Дрожишь… Так уж повелось, что страхов в обществе безопасном и цивилизованном до мозга костей (т. е. до идеального потребления) в разы больше, чем «в диких условиях»: живешь — дрожишь, любишь — дрожишь, мечтаешь — дрожишь, умираешь — дрожишь, лишь бы не лишиться своей куцей и спеленатой жизни, где и дышишь короткими, как чек, глоточками и живешь так же.

Как и романтик Сэм Мендес («Красота по-американски», «Дорога перемен»), в своей трагикомедии Солондз тоже сказал: в этой реальности, чтобы изменить… чтобы измениться, надо умереть.

Смерть — революция (или бунт) против уютного кошмара реальности, дорога от нее, бесповоротная, страшно свободная, одинокая, прямая, как выбор.

В этом мире герою было так тесно, так страшно, так неуютно, так подконтрольно, так брошенно, что его финал одарил омывающим чувством свободы и очищения.

Он ушел из мира мертвых душ, мира Ничто, не став мертвой душой, или, как выражался его папа — «полноценной личностью» (помните его убивающую своей уверенностью реплику: «собственность делает тебя полноценной личностью»?). Весь фильм герою кажется, что он может умереть, на самом деле это чувство настигает любого в пустыне безлюдья — страх превратиться в прозябающее существо, получеловека, нелюдь…

Старая добрая безнадежная пустота… Сколько уже режиссеров и сценаристов пропели ей гимн с жизнеутверждающим припевом «Не хочу, не буду». И в «Красоте по-американски», и в «Дороге перемен», и в «Бойцовском клубе» и т. д., и т. д. прямо по-чеховски сказано: «земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь». И что:

Мы почти не говорим друг с другом. Но умудряемся лгать даже молчанием.

Мы прагматики. И совсем разучились мечтать.

Мы сыты и равнодушны. Наши мечты не больше кочки. Не живее чучела чайки.

Мы с легкостью меняем их на уверенность и успех.

Наши души не летят к невозможному. Потому что невозможное невозможно купить.

Мы слишком хорошо знаем, куда идем и придем. А в другие маршруты не верим.

Старая добрая безнадежная пустота… Для нее нет разницы — 6-го или 7-го. Страховка все покроет. А собственность сделает полноценным человеком.

И да. Чек, пожалуйста!

P.S. Солондз дал фильму доброе, дающее надежду и тем контрастирующее с содержанием, название. Темная лошадка — это загадочная фигура, от нее неясно, чего ждать. Она не похожа на победителя. Мало кто на нее поставит. Но ей, несмотря на неказистость окраса (долгое время темные лошади считались слабее светлых), подчас удается удивить, шокировать, умыть тех, кто в нее не верил. В мире выигрывающих, успешных, в мире победителей (эту тему ведут отец и брат героя), в мире безукоризненно правильном и потому неживом — ее дело жить. И пусть в этом кино Эйб жил лишь считанные минуты, но он жил: сомневался, боролся с собой, миром, конфликтовал с родителями, братом и внутренней секретаршей (подавляющий голос взрослого контроля), менялся, пробовал, начинал, падал, бился лбом о стену… он жил. И умер как живой.

В американском независимом кино часто попадаются такие вялые, медитативные истории. Этот фильм нельзя назвать бессюжетным, но и захватывающих событий здесь ждать не стоит. Рекомендовать его можно только любителям жанра, они то получат настоящее удовольствие. Тягучесть повествования можно назвать фирменной чертой Тодда Солондаза. Ещё в своем первом фильме он последовательно рассказывает историю с одним центральным персонажем, которого же сам и играет. Позже, режиссер начинает множить действующих лиц в своих картинах, создавать целые монументальные полотна, соединяя воедино несколько сюжетных линий. В одной из последних своих картин он представляет одного персонажа целым хороводом актеров разного возраста, пола и расы. Это удивительная концентрация на персонаже, молчание которого, как правило, говорит больше, чем прописанные реплики, заметна и в «Темной лошадке».

Главный герой — зрелый толстячок Эйб живет в одной и той же комнате с рождения, работает в офисе у папы, разъезжает всюду на ярко желтом хаммере, коллекционирует игрушки. Сейчас таких называют модным словом «кидалт», то есть ребенок-взрослый, тот, кто так и не смог стать самостоятельным. Эйб вдруг решает жениться, со свойственной ему инфантильностью, принимает это решение мгновенно и просто.

Но фильм совсем не о трудных отношениях отцов и детей, для Солондза это было бы слишком мелко. Чуть меньше, чем за полтора часа становится ясно, что инфантильный Эйб ничем не лучше и не хуже всех остальных обитателей этого мира. Что жизнь человеческая состоит из рутин и повторений, но есть те, кто придает этому смысл и те, кто хочет оставаться в мире своих фантазий и желаний. И те и другие ужасно далеки от чего-то высокого и нужного, чего то такого о чем Солондз тактично умалчивает. Сцены следуют одна за другой, постепенно повышая градус абсурдности, давление на персонажа начинает расти, жизнь вставляет палки в колеса, вдруг оказывается, что он толстый, ленивый, тупой, у его невесты гепатит, а жить им придется все в той же комнате заставленной коллекционными фигурками.

После просмотра ещё долго ничего не чувствуешь, замираешь в оцепенении, как секретарша из заключительной сцены. Чувствуешь себя не человеком, а предметом, запущенным в калейдоскоп событий, смыслов и понятий, где все одинаково неправы, а тебе даже желтого хаммера в утешение не дают.

Вообще странный этот Венецианский кинофестиваль. Судя по тому, какие фильмы туда попадают, не совсем понятны критерии их отбора; то есть, у каждого фестиваля, каждой кинопремии есть своя определённая специфика, благодаря которой можно вывести среднее арифметическое. С Венецианским кинофестивалем такое почти невозможно — все представляемые там картины удивительно разномастны и неоднородны.

Вот и «Тёмная лошадка», казалось бы, не совсем фестивальное кино, даже несмотря на соблюдение всех составляющих, а именно — социальную критику и наличие видений, вызванных не то психотропными медикаментами, не то снами-видениями, не то ещё чёрт знает чем.

Признаться честно, рецензенту до этого не приходилось смотреть фильмы Солондза: это довольно прискорбный факт, мешающий адекватному и комплексному восприятию данного кинопроизведения, но придётся плавать только от увиденного.

А увиденное слишком специфично и неоднозначно, чтобы это можно было оценивать без знания о прошлых фильмах Солондза. Ох.

Ну ладно.

Живёт на свете толстяк Эйб, который никому не нравится — ни папе, ни брату, ни депрессивной девушке Миранде, ни продавцу в игрушечном магазине, ни самому себе… и даже мама, хотя и заботится о сыночке, делает это, скорее, из жалости, нежели от искренних чувств — так, по крайней мере, кажется самому Эйбу. Но живёт он и не накладывает на себя руки не потому, что хочет преодолеть непонимание общества и собственных родителей, а потому что влюблён. Как раз в ту самую депрессивную девушку Миранду, не то социопатку, не то старательно избегающую неказистого кавалера мадам. В перерывах между влюблённостью, истериками, скандалами с окружением и прочими забавными элементами социальной сатиры он лежит в психбольнице и видит видения…

Это что-то типа экранизированной истории про мудреца, смотрящего в воду, в которую с другой стороны её глади смотрит другой мудрец, только без медитативности и с усталой зубастостью. Хотя тут было бы вернее сравнение с «Антихристом» фон Триера — нет-нет-нет, вы не подумайте, вовсе не по тематике и эстетике, а по тому факту, что это тоже фильм, в котором режиссёр явственно выплеснул весь свой негатив, страх и ещё бог знает какие отрицательные эмоции по отношению к миру. Это вроде бы как социальная сатира, но невероятно эмоциональная, зиждящаяся, скорее, на чувствах самого режиссёра по отношению к этим людям; то же самое можно сказать и про драматические элементы и атмосферу фильма в целом. Это не целенаправленная, рациональная критика, но скорее эмоциональный выпад против всех-всех-всех-всех проблем, связанных с самоощущением человека в этом мире. Есть ли в «Лошадке» правая сторона? Её нет. Но дело даже не в этом, — в конце концов, мир устроен так, что правота понятие относительное, — а в том, что все одинаково виноваты. Не просто «у каждого своя правда», а именно что «да все в этом мире идиоты и несчастны, даже те, кто далеко не идиот».

И вот эта обречённость, этот фатализм и страх по отношению к миру… всё это, в принципе, свойственно современным произведениям. Насколько эти качества необходимы современному кино? Решать не мне, а тем людям, которым «Лошадка» может помочь что-то переосмыслить. Я, правда, в это не очень верю, бо имею совершенно иной взгляд на необходимые современному кинематографу и, соответственному, человеку качества, но кто прав в этом мире?…

«Тёмная лошадка» получилась очень мейнстримным произведением. И это я говорю о работе одного из мощнейших психологов всея кинематографического мира, который из фильма в фильм врезается в человеческое естество.

У меня складывается такое ощущение, что именно к этому и шёл режиссёр всю свою жизнь. Кино, уже не показывающее что-то гадкое, а лестно отзывающееся о величайших бедах человечества — глупости, идиотизме и смертельных болезнях. Конечно, свой стиль Тодд сохранил, но вместе с тем, он передал доступную всем и каждому историю, мораль которой напрашивается сам собой — ЖИВИ, человек!!! А как всё это было обставлено — просто загляденье. Обычная семья, с разочаровавшимся в одном сыне, и гордившимся другим отцом; любящая мать; типичные работники в загонах; средних лет женщина, окончательно плюнувшая на свои амбиции. Разве может быть что-то более наглядным, нежели кусочек жизни большинства из ныне живущих?!

Все герои в картине должны были достичь одной точки — смирения. Люди должны быть такими, какие они есть — пердеть, кашлять, засовывать карандаши себе в ноздри, достигать высот, принимать наркотики либо создавать такие вот фильмы. Это тоже мораль.

Говоря о том, что Солондс шёл к этому проекту всю свою карьеру, я имел в виду и то, что получился у него образцовый полный проект с ярко-выраженным одним героем, которого он сопроводил абсолютно логичной историей, а точнее даже он придал ему жизнь, логично, в итоге, закончившуюся. Эйб получился типичным весёлым толстячком, понимающим свой статус, но всё же отталкивающим его. Он плевал на все потуги, способные изменить его (не раз ему говорили заняться спортом). В итоге, оказавшись не готовым к решению проблем собственных, с Эйбом произошло то, что произошло.

Ещё раз повторюсь — это полная история, рассказанная от начала до самого конца. История, познакомившая нас с жизнью неудачного, но в то же время, хорошего парня. Это красивая история, способная пронять. Этой мейнстрим, детка!

Возможно Солондсу нужно предлагать зрителю больше импульсивности и рефлексии, дабы захватить людей в свои лапы, как то сделал, например, Малик со своим «Древом жизни». Но кажется мне, что, не смотря на «голливудскую» драму, задача у режиссёра стояла та же, что и в предыдущих работах, а именно — я не знаю. Вот так вот. Да и это не так важно.

И да, человек, если ты не сочувствовал главному герою, то ты не человек вовсе. Или человек, со льдом вместо крови. И это лучше чем сопереживать.

Очередная остросоциальная работа автора, любящего преподносить зрителю всё социальное и всё острое. И всё-таки — хотелось бы видеть именно арт-хаус.