Маленькие гиганты

Отмечая очередную днюху, Френки, как водится, закатывает шумную вечеринку, собираясь завершить праздник фейерверком первого секса с обещавшей его подругой, но, внезапно оборвавшаяся гулянка оставила именинника наедине с лучшим другом, а ночная погоня отправила их сбросить усталость в общую постель, где они оказались ближе, чем раньше могли бы подумать, один, удивившись, другой — испугавшись, обвиняя не себя, а второго. И, если Френки хотел, чтобы они объяснились между собой, то Баллас решил разобраться с Френки, сняв с себя ответственность и обвиняя приятеля, забыв, как сам объяснял тому, кто в этом деле главный, изворотливо подставив под удар своего товарища.

У них действительно два пути, два разных пути, которые в ту ночь не свели, а развели их в разные стороны. Френки пытается понять своё состояние и трезво оценить нежданное постельное происшествие, а Баллас, рванув прочь, бросается уничтожать главную улику, которой является его друг — товарищ, поставленный им на грань психологического краха и физического выживания, в отличие от него, сохраняющий лицо и набирающийся терпения, чтобы, если не получить ответ, то узнать самому то, что он должен знать о себе.

И это не удивительно, потому что Френки привык думать. Думать о себе и о людях, задавать вопросы себе и остальным, откровенный с сестрой и матерью, порядочный и терпимый, с обострившимся чувством несправедливости и взаимопомощи, позволяющим ему повернуться к отцу, расставшемуся с семьёй ради общей жизни с другим мужчиной — всё в том же поиске собственного места в личных отношениях.

Создаётся дикий контраст трусливых разоблачений Балласа с аналитическим упорством Френки, препарирующим самого себя, ради выяснения скрытой сути, что обнаруживает свойственную традиционным отношениям ненадёжность одного и внутреннюю прочность характера другого, формируя полюса доверия и предательства, устанавливая ценность каждой персоны, а сам сексуальный инцидент, чуть промелькнув, и едва прозвучав, даёт повод для хорошего разговора, кристаллизующегося в объяснении отца, по обычаю, наставляющего своего любимого сына, в той жизненной параллели, которая прослеживается на протяжении всей этой картины, оперирующей общечеловеческими ценностями, наивысшей из которых является сам человек.

В таком измерении невозможно не симпатизировать Джошу Уиггинсу, мужественно справляющемуся с долей изгоя — отщепенца, не теряющего самообладания и обаяния, тем более, что фильм ни на секунду не даёт усомниться в надёжности главного героя, пусть и сопровождаемого драматическим давлением, но всё-таки избавленного от трагического одиночества, крупно выделяя критическую ценность поддержки, сверкающей в слезах Френки, узнающего об унизительном насилии над девушкой, или, со смущённой улыбкой, уступающего просьбам сексуально дезориентированной школьницы, сам убедившись, как важно знать, чего ты хочешь.