Аттенберг

Животное, светлое, нагое в декорациях индустриальной Греции
Двадцатитрёхлетняя Марина никогда не целовалась. У неё есть лучшая подруга с богатым сексуальным опытом, а также отец, умирающий от рака. Марина любит передачи о животных сэра Аттенборо и иногда все трое подражают представителям фауны.

Звучит как синопсис очень странного и слишком смелого порно. Нет, это не порно, а всего лишь второй фильм Афины Рахель Цангари (о первом почти ничего не известно). Любопытен он неторопливой, размеренной постановкой, играющей на стыке перформативного и бытового. Вам нужно привыкнуть с самых первых кадров к вызывающему, но очень органичному касательно рамок замысла стилю режиссёра: все три основных персонажа ведут себя немного странно, я бы сказал – как дети, хотя обсуждают между собой весьма взрослые темы. Что ещё делать в этой тихой местности?

Секс и смерть, тактильность и забвение, свобода и тишина – контрасты, главенствующие в «Аттенберге», отзываются как в Марине, так и в её окружении. Девушка познаёт жизнь, природу внутреннюю (через минимальные возможности своего тела по мере возникновения сексуального и околосексуального опыта) и внешнюю (в передачах о животных, в общении с людьми). Девушка взрослеет, раскрывается для самой себя, решается на некоторые поступки, не свойственные закоренелым девственницам. Наконец, девушка познаёт потерю – и это крайний рубеж, после которого ты уже точно не будешь прежним. Спокойная, почти бесконфликтная драма взросления.

Фильм прост и понятен, лишён насыщенного нарратива, выстроен на палитре ощущений. Цангари работает на стыке человеческого и звериного, облекая свои находки в шуточную форму детского баловства с нотками совсем не детского эротизма. В одном кадре героини могут плеваться из окна, в другом – ходить под ручку и беседовать о снящихся деревьях с членами, в третьем Марина «рубится» с папой в лексическую игру, превращая диалог в театрально-перформативное действо. Где-то между запрятаны эпизоды с ездой на мотоцикле, битвой фигурок в настольном футболе, летающим теннисным мячиком, звенящими гитарными струнами и просто ни к чему не обязывающим существованием. Выразительны также сцены сугубо пластического характера (в основном – как раз те, где в основе своей зиждется подражание животным). Всё это вместе взятое составляет полотно необычное, тихое, местами сонное, но живое, пульсирующее, ритмичное.

«Аттенберг» говорит о простых вещах таким же простым, но изобретательным и ощутимым языком, следы которого могут остаться у зрителя на коже, губах, за ушами, в изгибе локтей, на границе солнечного сплетения – как будто с этим фильмом вы учились первому поцелую, но зашли чуть дальше. И когда очарование перестало быть в новинку, посмели остановиться. Вот так бывает. Просто остановились. Но кожа помнит, и губы помнят тоже, и воздух заряжен тем же воспоминанием.

7 из 10

Стенограмма первой встречи режиссёра с продюсерами
Р: Давайте снимем картину о девушке, которая не умеет общаться с людьми.

П: Значит, нам надо показать ее отчужденность от общества? У нее есть семья, друзья?

Р: Есть отец, но его образ прорабатывать не будем. Покажем только, как они пародируют игры горилл из телевизора. Наверное, это намекнет на искусственность их отношений. Пожалуй, добавим еще сюда Эдипов комплекс. Кроме отца, есть подруга, отчасти противоположность нашей героини, но на неё никак влиять не будет, и развития, как персонаж, не получит.

П: С чего начнём? Каким будет первый кадр?

Р: О, открывающая сцена должна быть запоминающейся и броской, чтобы жюри на всевозможных конкурсах встрепенулось и оживилось. Мы должны сразу захватить их внимание, заявить о себе. Правда, у нас может получиться мало метража, так что давайте в случайном порядке вставим кучу длинных общих планов природы и города, как в документалках. Глядишь, дотянем до стандартных 96 минут.

П: Итак, у неё проблемы с коммуникабельностью? Она не может влиться в социум?

Р: Верно, но пусть все остальные тоже ведут себя неестественно и говорят безэмоционально, как роботы. Да, я понимаю, что наш фильм не про дегуманизацию общества и разобщенность людей. Пусть такой ход ни к месту, но, чёрт возьми, это ведь так круто! *радуется по-артхауски*

П: Что будет происходить с центральным персонажем?

Р: Это будет единственный герой, переживший изменения (кроме отца, в определенном смысле). Её нераскрытая сексуальность проснется, она встретит любовь и начнёт долгий путь к нормальным человеческим отношениям. Поделим картину на три ровные части по пол часа, переходами будут служить знакомство и тесное сближение влюблённых. Ведь мы придерживаемся классической структуры повествования, в конце концов!

П: Хорошо. В каком ключе вообще будет идти фильм?

Р: Пусть это будет медленная и тянущаяся история с бесцветной и невыразительной картинкой. Пресной настолько, что зрители станут бросать соль и специи в экраны. Интересные планы и игра с камерой нам не нужны, оператор сможет работать на автопилоте. А фестивального лоска и загадочности нам придадут сцены кривляний и странных прогулок подруг по тротуарам. Объяснять, или хотя бы обосновывать, мы, конечно же, ничего не будем.

П: Звучит прекрасно! Ваше видение истории просто потрясающее! Приступим скорее к работе!

Определенный почерк просматривается в фестивальных фильмах: атмосфера максимально приближена к реальности, зритель ощущает правдивость происходящего, однако, нет эффекта документальности, реалистичность создается именно определенной манерой съемки. Ручная камера отражает субъективное ощущение происходящего, глазами главного героя. Шумовая основа иллюзорно приближена, это дает ощущение, что действие происходит не где-то за экраном, а прямо в помещении зрительного зала.

Такие фильмы выходят все чаще и чаще, и создаются специально для экспорта за границу на фестивали. Представляются в Каннах или в Венеции. Ярким примером такому кино является трилогия Ульриха Зайдля «Рай: Любовь» (2012), «Рай: Вера» (2012), «Рай: Надежда» (2013). В российском кинематографе представителями такого кино являются режиссеры российской «новой волны»: Звягинцев, Попогребский, Хлебников, Лозница…

Фильм «Аттенберг» (2010) режиссера Афина Рахель Цангари – яркий пример такого кинематографа из Греции. Он был представлен на Венецианском фестивале в 2010 году. Снят он именно в стиле «экспортного кино». Однако фильм нельзя назвать новаторским в плане кино-языка, в Греции до этого был «Клык» (2009), где использована такая же манера съемки.

Фильм «Аттенберг» – это история девушки Марины, которая не приспособлена к социальной жизни. Все ее окружение – это больной отец, лучшая подруга и первый мужчина Спирос. Жизнь героев течет бессмысленно. И если усталый, мертвый взгляд отца оправдывается его смертельной болезнью, однако такой взгляд присущ всем героям фильма. Они ведут себя как животные, и даже если не брать в счет явное копирование горилл в играх Марины с отцом, и совершенно животные движения и плевки с ее лучшей подругой, главная героиня выстроила вокруг себя звериную оболочку, своим внутренним криком.

Тема некоммуникабельности, начатая еще Микеланджело Антониони, в «Аттенберге» показана как актуальная и для наших дней. Однако вместо экзистенциального проявления, Марину одолевают, по сути, подростковые проблемы, выраженные в отсутствии любимого человека. Об этом и поют подруги, гуляя по улице города. А песня звучит Француазы Арди, повествующая об отсутствии любви у лирической героини песни, она так и называется «Найди меня мой мальчик».

Подруга Марины – Белла, полностью уподобившись животному миру встречается с многими партнерами, которые, зачастую, старше ее, а вот Марина делает мелкие шажочки в изучении человеческой фауны, которые выглядят робко, а иногда и абсурдно. Концовка фильма показывает нам, что по настоящему она любит лишь одного человека – своего отца, ее же отношение с подругой и первым бой-френдом – это лишь эксперименты, не несущие настоящих чувств.

«Аттенберг» - это попытка режиссера создать очередной фестивальный фильм, который якобы поднимает насущные вопросы современного человека. Однако артхаусный стиль ставится во главе фильма, что не совсем благотворно влияет на идейное развитие фильма.

7 из 10

Деревья с пенисами – членодеревья. ©
Греческий чувственный и тонкий “Аттенберг”, начинается двусмысленно, продолжается по-детски наивно, длится с напускной серьезностью, разбрасываясь образами и аттракциями всех видов сексуальности и эротических фантазий, на самом деле скрывает в себе главное и единственное желание всех живых существ – быть счастливыми. Или стать счастливыми. Или найти свое счастье в ком-то другом. Как угодно.

Не знай я заранее, что режиссер и автор сценария – один человек (наилучшая, на мой взгляд, комбинация для создания картины), то предположил бы это в течение первых десяти минут фильма, когда пейзажи плавно сливаются с диалогами, а события превращаются в героев точно так же гармонично, как их внешние противостояния переходят во внутренний конфликт с самим собой. “Чего я хочу?”, “Хочу ли я то, что мне нужно или это разные вещи?”.

Простая истина кроется в сложных поворотах банальных (или прекрасных) жизней – исполнение собственных желаний не делает нас счастливыми, но заставляет идти вперед – к новым мечтам, желаниям, людям. Вновь и вновь оставляя за спиной прежний “смысл существования” и находя его в чем-то или ком-то ином. Не потому ли мы обычно делаем это? Чтобы утвердиться, почувствовать себя нужными, желанными?

Расставляя точки над i, напоминаю себе “Аттенбергом”, который, кстати говоря, является ни кем иным, как греческим ведущим программы о животных, что возможность добиться счастья в этой жизни лишь для себя одного, так же мала, как вероятность закончить жизнь чем-то иным, помимо смерти.