Дылда

Желтый — цвет осени

Во время конференции, на одном из показов фильма «Дылда» режиссер Кантемир Балагов намекнул на неслучайный выбор доминирующего желтого и зеленого цветов в иллюстрации истории. Не знаю, вкладывал ли автор в это более глубокий смысл, чем просто изобразить послевоенную жизнь в цвете, ведь фильм изначально планировался в черно-белых тонах, но получилось достаточно символично. Желтый цвет в картине не обладает привычным согревающим эффектом, а скорее наоборот, холодит и создает ощущение дискомфорта. Я бы назвал такой цвет тусклым и недостаточным. По сути, он иллюстрирует ту самую страшную осень в разбитом Ленинграде, только поставленную на длительную паузу. И никто не знает, когда эта осень закончится. Но небольшая надежда начать новую жизнь у героев есть. Символ такой надежды в фильме — зеленый — цвет новой жизни, который ближе к финалу начинает преобладать и способствует более яркому раскрытию внутренних переживаний персонажей.

Фронтовые подруги

Не смотря на то, что Кантемиру удалось достаточно коротко, но выразительно раскрыть ряд второстепенных персонажей, главным героем все таки является Ия (Дылда), которую восхитительно сыграла актриса Виктория Мирошниченко. Именно вокруг нее происходит ряд событий, которые одной непрерывной линией сплетаются с ее судьбой, наиболее выразительно подчеркивают внутреннюю боль и страдания. Драма именно этих событий и является вспомогательным инструментом в раскрытии главной героини, молчаливой и порой закрытой от зрителя. Фронтовая подруга Дылды Маша — персонаж Василисы Перелыгиной, является той самой недостающей деталью, без которой понять Ию было бы невозможно.

Но я бы не рассматривал историю фильма только как дуэт двух подруг и тем более в контексте многочисленных рассуждений об ЛГБТ тематике. Автор пытается передать драму двух близких, но все-таки отдельных женщин, прошедших войну, приемами, которые могут показаться немного утрированными. Поступки героинь, хоть и вызывают сперва внутреннее несогласие и непонимание, чаще объясняются их внутренней отчаянностью при внешней безнадежности вокруг. Ведь они, как и покалеченные войной мужчины в госпитале, на самом деле никому не нужны. И это, на мой взгляд, основная тема, которую пытался донести автор. Элементы сумасшествия и приступы, которые порой демонтируют Ия и Маша, не очевидно, но все же намекают на более широкие границы госпиталя. Отсюда и еще одно объяснение преобладающему зеленому цвету в картине, который как стены госпиталя преследует героинь повсюду.

Партийная аристократия

Одной из ключевых сцен в фильме является эпизод с раскрытием персонажа Ксении Кутеповой — матери Саши, который ухаживал за Машей. Семья живет в большом особняке, и на контрасте с действительностью остальных героев наглядно демонстрирует классовую пропасть между ними. Если в начале картины Любовь Петровна навещает раненных в госпитале, раздает подарки и благодарит за службу, пожимая руку каждому, то ближе к финалу четко обозначает границы для обычных людей. Обед Маши с семьей Саши — важная сцена, которая закрепляет за героями статус списанных, никому не нужных людей. Подобное отношение и сегодня в современной России до сих пор относится к разряду очевидной показухи, которая смотрится очень убого.

«Мы пытались не осуждать семью Саши. Мать Саши, героиня Ксении Кутеповой, говорит Маше: мы с тобой похожи, ты не знаешь, через что мы прошли. Без меня найдутся люди, которые их будут осуждать.» (Кантемир Балагов в интервью РС «Голос Америки»)

Образы

Трагический образ женщины, которая прошла войну и пытается остаться женщиной и любящей матерью. В этом пожелтевшем мире среди руин есть только один человек, способный понять и разделить ее боль, — это вторая женщина, также дезориентированная в обществе, в котором необходимо научиться жить заново. Покалеченный солдат, которому легче умереть, чем вернуться к жене и детям в своей новой роли. Ребенок, которому не пришлось расти в новом мире, где взрослые только учатся жить. Приступы Ии, во время которых она просто замирает, как осень, которая неизвестно, когда закончится. Зеленое платье, как флешбэк к чему-то прекрасному и далекому, к которому мечтаешь просто прикоснуться.

Многочисленные образы и символы в фильме «Дылда» способствуют более глубокому погружению в историю и максимальному раскрытию персонажей, без необходимости построения сложных диалогов и динамичного сюжета.

Ярлыки

Печально, что не все зрители правильно поняли картину, называя ее «суповым набором» и чисто «фестивальным проектом». Фильм абсолютно не про феминизм, я правда не знаю, как можно настолько поверхностно смотреть кино, чтобы посчитать его настолько «модным». К разочарованию тех же, кто читает через абзац, никакой ЛГБТ линии в «Дылде» нет. Также как и нет темы суррогатного материнства. Такие умозаключения вообще не стоят того, чтобы их комментировать. Иногда проще принять буквально, чем попытаться понять. Это про тех, кто смотрит для галочки.

Минусы

Желая придать наибольшего реализма и наименьшей искусственности диалогам, авторы немного не подумали о зрителе. В фильме, в котором важна каждая деталь и каждое сказанное персонажем слово, важно не потерять мысль. Такое возможно при просмотре «Дылды», так как речь слишком тихая и неразборчивая. Поэтому комфортнее всего, вероятно, смотреть этот фильм с субтитрами.

В сценах встречи Маши с матерью Саши и последующего «обеда» в особняке чувствуется небольшой перебор с приданием главам семейства негативного образа. Мы об этих людях ничего не знаем, но нам по умолчанию показывают откровенных монстров. И даже во фразу Любовь Петровны о том, что они с Машей не такие уж и разные, уже не веришь. Думаю, это больше художественным прием, который просто должен поднять уровень эмоций к финалу фильма настолько высоко, насколько возможно.

9 из 10

«Дылда» — второй фильм молодого режиссера и уже, наверное, любимчика Канн, Кантемира Балагова. Каким будет третий его фильм — посмотрим, а пока есть убежденность в том, что российское кино живет и растет.

Если вы кинорежиссер, ну или кинопродюсер, и у вас нет под рукой банковского кредита размером в бюджет «Вратаря Галактики», вам рано или поздно захочется снять фильм, который был бы представлен в Канне. «Дылда» — хороший учебный пример.

В первую очередь, забудьте про драматургию, Станиславского, конфликты, катарсисы и прочую ВГИКовскую режиссерскую сверхзадачу. Главное на фестивале — социально-политический дискурс. А чтобы это не выглядело чересчур нагло, надо добавить в кадр расхожей символики из западной массовой культуры и бытовых ситуаций.

Берите только из западной, а то вас отборщики не поймут!

В итоге создается набор кадров-маркеров и сцен-маркеров. Они должны в фильме быть обязательно. И задача режиссера — всего лишь свести эти сцены-маркеры воедино.

Например, ясно, что Александра Роднянского впечатлила «Жизнь Адель», где Адель Экзаркопулос от начала до конца была с открытым ртом, и тем не менее получила приз в Канне за лучшую женскую роль. Вообще, постоянно открытый рот у детей — это так, от недостатка развития мелкой моторики, а когда он у взрослых… но что не сделаешь ради приза в Каннах! И Виктория Мирошниченко (к слову, жена Роднянского) покорно открывает рот. Это намек для критиков — учтите, мы «Жизнь Адель» видели! — ну и далее сюжет идет по по линии ленты Кешиша.

Учитывая, что Александр Роднянский успешно продвигал в Европы фильмы Звягинцева, ему можно верить!

У простой портнихи здесь — лексикон выпускницы вуза, орденоносная зенитчица (у нее даже «Орден Славы» — кстати, а как она его вообще получить могла, если не была на передовой?) из Германии везет… ничего не везет! — и вообще приезжает как незнамо что. Трудно, что ли, было ознакомиться с воспоминаниями, с фотографиями, с фильмами, с песнями, на худой конец!

Впрочем, а зачем? И это лишь в России (не в Канне!) могут спросить, откуда в Ленинграде осени 1945 взялись двухэтажный частный дворец-особняк и частный автомобиль; почему ребенок Маши не был в эвакуации (и как он вообще выжил в войну); как Маша посылала что-то с фронта, если она — как максимум сержантский состав; и как Маша живет в комнате Дылды и даже устраивается на работу в Ленинграде, если у ней явно нет прописки (а карточки?).

Помимо дворца с авто, и многие сцены перекочевали сюда из другого времени. Так, визит в госпиталь неких представительниц властей (профсоюзов?) — явно из 70-х. Это, однако, не страшно — каннские критики в таких тонкостях все равно ничего не смыслят.

Зато весь фильм — о тяжелой жизни тех или иных меньшинств в советском Мордоре. Вот как раз в этом за рубежом очень даже смыслят.

Например, большая часть сцен снята в темном, коричневом колере. Хотя это не зимнее Заполярье, а всего лишь осенний Ленинград. Зато от пейзажа Мордора из «Властелина колец» отличается лишь колером. Страдающие меньшинства — инвалиды и женщины (и тех, и других Мордор, понятно, угнетает). Ряд бессмысленных сцен в фильме явно для показа страдания и угнетения в Мордоре! ЛГБТ-дискурс тоже присутствует — как и ряд других дискурсов, бессмысленных для Ленинграда 1945 года, зато актуальных для Европы-2019 (например, чайлдфри).

Актерская игра «Дылды» по стилистике — замужество «Догмы» с Ингмаром Бергманом. Неопытному режиссеру проще, плюс это хорошие фестивальные маркеры. Правда, то и другое вместе — это конь на безропотной лани (идея «Догмы» в открытом показе эмоций, а Бергман наоборот, длинными монтажными склейками пытался передать размышление), но кого это волнует? Все герои и героини — исключительно хмурые: на Западе считается, что все русские всегда хмурые, и не надо наводить культурный шок на бедных европейцев. А дабы никто не сомневался, грим по концепту взят опять-таки из нашего кладезя идей — мордорской части «Властелина колец».

И да, фестивальному хиту нужно что-нибудь шоковое и «18+» в целом. Прием этот идет из трэша и B-movies, но и тут сработает. Точнее, сработал, учитывая каннские призы. Не буду спойлерить, но тема близняшек раскрыта и не раз. А мальчик Паша — чисто вставной персонаж — введен в сюжет только для одной подобной сцены.

Настоятельно рекомендую «Дылду» для всех, кто хочет получить приз в Канне.

1 из 10

А всех прочих просьба не беспокоиться.

Мне сложно писать о таких фильмах. С одной стороны — победитель кинофестиваля, приветствуем и почитаем. Значит люди что-то прочувствовали, увидели, восхитились и наградили картину. А с другой — я и моё ощущение.

С одной стороны — фильм про людей, переживших войну, ставших инвалидами и пережившими страшное.

С другой — если бы сняли про другое время и оставили тот же сюжет, то вряд ли что-то бы изменилось.

С одной стороны — фильм, затрагивающий тему ЛГБТ и про то, как одна из них очень-очень хочет ребёночка.

С другой — где там ЛГБТ? В смысле, мне не то что обязательно нужен был фильм про это, но с такой заявкой мне просто непонятно что именно хотели показать и с каким именно посылом, про жизнь двух женщин.

Мне с самого начала было неприятно смотреть фильм. С первых кадров, где Дылда замирает в своей контузии и издает противные звуки. Но всё бы ничего, но и её подруга издаёт те же самые звуки в долгих паузах. В очень долгих паузах. Фильм — одна сплошная пауза, которая прерывается какими-то действиями и двумя-тремя словами. В некоторые моменты я даже не всегда понимала, о чем они говорят и что имеют в виду. Был только один для меня эмоциональный момент — с мальчишкой Пашей. Я тогда переживала за героев, за то, что они переживают. Минут 15, а потом идут на танцы.

Два часа с хвостиком медленно тянущегося сюжета, диалогов, построенных на трёх словах, эмоции на лицах актёров, которые нужно разгадывать. У меня одна мыль: «А король-то голый!». Под теми трейлерами и анонсами, которые были представлены, кино оказалось пустым.

Если подытожить, то получается вот что: я не поверила героям, их словам, поступкам, эмоциям и не поверила фильму. Пытались затронуть острые темы, но не затронули ни одну из них. В моей душе ничего не откликнулось и для меня фильм «напрасный».

Начну с того, что я не жила в Ленинграде 1945—46 гг., не изучала специально документы, да и историй об этом времени почти не слышала. Так что судить об исторической составляющей картины не берусь.

Далее. Я не утверждаю, что в СССР не было представителей ЛГБТ (и даже уверена, что они были) или эвтаназии.

Нельзя придраться и к вещному миру фильма — здесь и знакомые всем советские плакаты, и коммуналка, и аутентичные трамваи.

И все же во время просмотра меня не оставляло ощущение, что это кино не про постблокадный Ленинград и вообще не про Россию.

Уже многие рецензенты писали о том, что режиссер не смог уловить дух времени, а на экране показал кого-то, кого не назовешь «советскими людьми». Не хочу повторяться. Скажу лишь, что мне не хватило в этом фильме не то что советского, а даже просто русского мироощущения.

Хотя сегодня все очень спутанно, и, безусловно, Запад оказывает сильное влияние на нас, наши взгляды и ценности. Это не плохо и не хорошо — это факт. Подозреваю, что К. Балагов просто не смог абстрагироваться от этого влияния, от современности. Вот и получилось кино немного «не о том».

Однако у фильма немало и достоинств, на мой взгляд.

Очень понравился актерский состав — приятно видеть новые, не истасканные по всем мыслимым ролям лица.

Интересна сама задумка. В центре сюжета — люди, поломанные, искалеченные войной — во всех смыслах. И они, словно дети, вновь учатся стоять на ногах, цепляясь друг за друга.

А вокруг них — пепелище, пустырь. На обломках старой жизни нужно строить новую, и они стараются, стараются изо всех сил. Каждый — как может. Ведь каждый хочет быть счастливым.

Особенно жаль Машу. Хотя мне не по душе ее бойкость и даже некоторая агрессивность, хоть она и, пожалуй, самый эгоистичный персонаж в этой истории, — ее можно понять. В тот момент, когда она кружится в зеленом платье, щемит сердце от боли: это была обычная девчонка, и мечтала она об обычном счастье. Не ее вина, что она помешана на мысли о материнстве — ведь у нее отняли эту радость.

В целом, несмотря на названные недостатки, фильм скорее стоит просмотра, чем нет.

6 из 10