Доброе утро!

Пятидесятая работа Ясудзиро Одзу, одного из величайших режиссёров не только Японии, но и мирового кинематографа. Его истории всегда про вечное.

Например основной конфликт в этом фильме заключается в том, что мамка не даёт смотреть телевизор. Сумоистов показывают. Тогда старший (лет 10) и мелкий сын (лет 5) устраивают молчаливый бунт.

Доброе и милое кино в тёплой цветовой гамме. Там ещё камера с низкого ракурса снимает, как будто взгляд из детства. У меня есть предположение, что на тему отцов и детей лучше картин Одзу ничего нет. Та же 'Токийская повесть' чистое искусство же!

8 из 10

Ohayô и телевизор как символы перемен
Ясудзиро Одзу сравнительно недавно был открыт широкой публикой, успевшей подзабыть старого классика. Все начинается в подобных случаях с ретроспектив, а заканчивается изданием двух-трех основных фильмов, которые посмотрят два-три человека. Начиная с 20-х годов, этим строгим, скурпулезным японцем было снято порядка пятидесяти фильмов, и в его творчестве отразились все этапы становления кино – от «великого немого» до цветного, почти режущего глаз. Эксперты также указывают на то, что Ясудзиро Одзу не только прошел вместе с кино этапы его развития, но и становление нового японского общества, за короткий срок преодолевшего традиционные социальные модели и после поражения во Второй Мировой войне, победоносно, сквозь унижения, освоившего модернизационные. Его называют вторым режиссером после Акиры Куросавы, а среди интеллектуальной прослойки появилась мода на Одзу. Вроде бы даже возникло такое понятие, как «одзумания», а люди, высказывающие мнение о новом японском кино неизменно находят параллели с «ранним» и «поздним Одзу». Это стало своего рода культурным лингвистическим кодом, призванным отличить посвященных, от непосвященных. Причем о посвящении в творчество Ясудзиро Одзу, как вы понимает, зачастую и речи не идет. В любом случае, однажды наступает момент, когда надо с ним познакомиться, и здесь существует классический совет, начинать с «Токийской повести», вошедшей в десятку лучших фильмов за всю историю. Я же выбрал наугад «Доброе утро» 1959 года, то есть «позднего Одзу» и даже цветного.

Как и обещано, «Доброе утро» затрагивает серьезную, в большей степени японскую проблему слома традиционной социальной структуры посредством вестернизации Японии и послевоенной экономической политики, нацеленной на инвестиции в техническое производство, которое с конвейера проникает в тихие токийские кварталы, исподволь разрушая привычные представления японцев об окружающей действительности, и воспитывая новое поколение. В нем проглядывают черты человека цивилизации потребления, привычного нам, но пока озадачивающего бывалых японцев.

У Одзу этот сложный процесс облачен в форму семейного водевиля, напоминающего старое советское кино. Тихий, почти коммунальный токийский квартал, где люди, как и везде, по-соседски распускают сплетни, лишаются работы, с горя пьют и вновь находят, приторговывают мелочами и воспитывают детей. Японская повседневность 50-х кажется близкой и знакомой, особенно тем, кто вырос в одноэтажных дворах. А телевизор, находящийся в центре внимания, как в старых родительских да бабушкиных историях, становится диковинкой, на которую бегают посмотреть к соседям. Именно телевизор здесь выполняет роль символа перемен, и даже не сам аппарат с кинескопом, а само понятие телевидения. Ведь кто-то и стиральную машину купил, но вокруг нее хоть и разгораются страсти, но они вполне объяснимы извечной человеческой жадностью – деньги пропавшие из общей кассы и злосчастная стиральная машина, появившаяся в неподходящий момент у председателя, который деньги хранит. Герои Одзу сетуют и предрекают скорейшую деградацию общества от этой заразы и в перспективе оказываются правы – японское телевидение сегодня одно из самых агрессивных и фриковых в мире. Но дети, самые восприимчивые ко всему новому, мечтают о телевизоре и требуют купить его у родителей, а когда те им отказывают, устраивают забастовку – наивную и милую, но от этого не менее действенную.

Простые, уморительные житейские истории, снятые с непривычно низкого положения камеры и еще менее привычной, но впечатляющей актерской игрой, приближают в целом фильм к зрителю, жадному до ярких, забавных образов, какими здесь являются маленький карапуз Исаму и хмурый Мимору, мать председательницы, женщины-сплетницы и волевые, но великодушные мужчины. И именно хмурый Мимору, нападая на отца, произносит ключевую фразу, суть которой сводится к тому, что взрослые много болтают лишнего – эти постоянные «Ohayou gozaimasu» («Доброе утро»), Onegai shimasu («Пожалуйста»), Shitsurei shimasu («Прощу прощения»), Osewa ni narimashita («Я –ваш должник») без которых невозможно себе представить ни один японский разговор. По меткому замечанию одного из героев, вежливые многоэтажные конструкции служат социальной смазкой, позволяющей людям снизить степень напряженности и недоверия. С детского взгляда, эти традиционные обороты кажутся лицемерными и изжившими себя, не оправдывающими затраченное на них время, хотя и сегодня невозможно вступить в диалог с японцем не нагрузив свою речь вежливостями различного рода. В этом смысле Одзу был немного не прав, что подобная изюминка языка со временем исчезнет, хотя, большинство вежливых оборотов признаны действительно устаревшими или сугубо официальными.

Достоинство Одзу в том, что сложные культурные и социальные сдвиги он способен подать в развлекательной, легкой форме, ничуть не повредив смыслу, и доходчиво его донося. «Доброе утро» можно и не воспринимать так всерьез, но при этом получить от него чистое, светлое удовольствие, немного посмеяться и понаблюдать, как порой повседневность бывает нелепа и забавна. Может быть «одзумания» и правда существует?

9 из 10