Город глазами кота

Местные жители, видимо, настолько устали от надоедливых туристов, сующих свой нос, куда не следует, что решили создать данный фильм. Как еще объяснить застревание авторов на мусоре, мусоре и еще раз… крысах?

Да, в каждом городе живет очень много крыс, хоть мы их и не видим чаще всего. В каждом крупном городе не очень-то чистая вода в реках, а мусора скапливается тонны. Но в каждом городе существует и положительная сторона, а не только люди, которые бросают пакет с мусором под дерево (?!?!) и оставляют еду на тротуаре. Вы думаете, что это и есть мир глазами кота? Что кот не видит ничего, кроме грязи и крыс? Возможно, но тогда он не может увидеть и жаб на дне реки.

Что-то странное происходит и с восприятием дня и ночи. За весь фильм ночь приходит несколько раз, но в конце фильма нас убеждают, что прошел лишь день. Ну что ж, и это можно списать на странности кота.

Но всё-таки, казалось бы, в фильме должно быть нечто большее, чем мусоровозы, мусор на тротуаре, заводы по переработке мусора, мусор в реке, мусор под землей, мусор в клювах, мусор в лапах, мусор в руках, мусор днем, мусор ночью, мусор в сознании… но нет. Вся жизнь животных, людей, птиц, насекомых — вся жизнь показана мельком. Ты даже не успеешь зацепиться за мгновение красоты, как тебя опять бросят в урну.

Возможно, излишнее концентрирование внимания на негативе было создано для отображения проблем экологии, а посыл состоял в том, чтобы народ задумался и замедлил своё бессознательное разрушение всего и вся. Увы. Амстердам в фильме мелькнет и исчезнет, а память о крысах останется надолго. Излишнее выпячивание негатива способно уничтожить любую мотивацию в сторону изменений, потому что «аа… тут уже ничем не поможешь, только если с нуля начинать».

Полтора года назад по просьбе одного из издательств я написал статью об уроках Великой Октябрьской революции, которая начиналась так:

«Так получается, что я — свидетель Великой Октябрьской революции, переворотов августа 1991 и октября 1993 годов в СССР и России. Это при том, что мне в нынешнем году исполнится всего 60… Жена иногда шутит: «Фархад, ты, случайно, динозавров не видел?» По логике моего эссе, которое вы, надеюсь, сейчас почитаете, выходит, что со мной могло случиться и не такое. С вами — тоже.

Чтобы оглянуться на прожитые годы, мне достаточно слегка повернуть голову: 60 лет в истории одной страны, тем более человечества — «лишь только миг». Но этот «миг между прошлым и будущим» вобрал в себя столько событий, перемен, в том числе и революционных, что с полным правом могу сказать, что за свою короткую жизнь я чувствовал на себе дыхание динозавров, боль свежих мозолей от ручки тяжелого кетменя (мотыга) и невесомость нано-гаджетов».

Вчера произошло событие, которое заставило меня вспомнить мое «динозаврское» прошлое: просмотр фильма «Дикий Амстердам» в рамках кинофестиваля ECOCUP в Сочи.

Фильм снят красиво, пронзительно искренне, так искренне, как если бы действительно рассказывал кот: коты же врать не умеют, они не знают что это такое. И я по-другому увидел город, по которому когда-то гулял как турист. По-другому увидел город, в котором я живу. Курортный город, когда-то и Город-сад, органичное продолжение заповедника. Сейчас — враждебный ему обломок, самостоятельные, все более растущие и голодные на лучшие куски от его тела, «каменные джунгли». И я волей-неволей один из «динозавров», пожирателей этих кусков. Ибо хата моя далеко не с краю…

Я вспомнил мою первую встречу с экспертом ECOCUP, профессором Анатолием Кудактиным до олимпиады «Сочи-2014» («Сколько голова/суток выдержит курорт Сочи?»). Я и пришел на просмотр фильма «Дикий Амстердам», чтобы задать Анатолию Николаевичу вопросы: изменилось ли хоть что-нибудь? Послушав его выступление после фильма, его ответы на вопросы из зала, я понял, что «воз и ныне там»…

Я смотрел фильм с жутким чувством обреченности, как когда-то «Жизнь без людей». Здесь с точностью до наоборот: при всей толерантности, которая проходит красной нитью через весь фильм, человек отнял у животных (впрочем, как и у себя) естественную среду обитания, «подарил» им грязные и опасные железобетонные джунгли, опасные навыки и болезни. Они теперь никогда не будут жить так, как они жили раньше. Они никогда не будут такими, какими они были раньше…

Я не застал Сочи как город-сад. Когда приехал, у него уже была предрасположенность к «окаменелости»: там, где раньше были разбиты красивые парки и скверы, цветочные клумбы, пестрело бесчисленное множество уродливых торговых лавок, прямо у морского берега тянулись ввысь многоэтажные громады. Меня уже тогда поразила какая-та скукоженность, скрюченность города, неприспособленность для отдыха: здесь можно только обреченно тратить деньги. Или плюнуть на все и уехать без мысли вновь вернуться.

Но я прекрасно помню свое сельское детство на окраине южного города среди садов. Помню диких волков, лисиц, фазанов и прочую живность, которая попадалась прямо у нашего дома, соловьиные и перепелиные концерты. Помню своего кролика-великана Петра Иваныча, который жил вне клетки, который куда-то пропадал, потом снова появлялся и, как ни в чем не бывало, солидно пристраивался ко мне и думал о чем-то своем, позволяя его гладить и говорить с ним. Потом он умер от гнойной раны от чьих-то клыков на хребте, которую, видимо, получил во время своих прогулок. И мы его торжественно, со слезами, похоронили.

Казалось, так будет всегда, но через много лет я вернулся туда и не узнал: кругом какие-то серые заброшенные бетонные строения… И я понял, что детство ушло безвозвратно.

Безвозвратно ушел и город-сад, но надо ли нам, чтобы так же безвозвратно ушли заповедник, горы и леса, море со всеми обитателями? Чтобы мы могли снять фильм «Жизнь без зверей» и триумфально получить какого-нибудь оскара?

К сожалению, динозавр во мне говорит, что последнее более вероятно, чем рождение работающей «Концепции экологической безопасности курорта Сочи».