Кояанискатси

Беспечные Боги просыпали пепел, оставшийся от более могущественных вселенных, в некогда заброшенное ими пространство, томившееся триллионы лет под крышкой «закупоренного небытия» — там, где нет времени, в предвкушении эпохи великого Возрождения. Ожившая пустота вдохнула темноту, разбавленную тусклым освещением бесчисленных звезд. Галактические часы, вновь зашагали в ожидании заселения миров новорожденными цивилизациями. Однако, Боги были заняты более глобальными вопросами созидания, неподвластного пониманию смертных существ, не замечая случайно просыпанного пепла, впоследствии ставшего хаосом, предоставленным самому себе. Они еще не скоро узнают, что Богом для всех забытых вселенных, в их отсутствие стал Хаос, заполучивший в свое распоряжение еще миллиарды лет, до тех самых пор, пока увлеченные великими делами Создатели, не обратят взоры вниз и не исправят столь ничтожную по их меркам оплошность. А до тех пор, забытые миры — новоиспеченные дети Хаоса, затерянные в мириадах галактик, будут довольствоваться пугающими взгляд творениями слепого Космоса. Живые существа станут детьми природы, творящей жизнь согласно своему бескомпромиссному видению совершенного равновесия. Но равновесию свойственно нарушаться, особенно когда обитатели планет, созданные для жизни, а не для познания, приобретают в процессе эволюции разум, не рассчитанный самим космосом на столь ничтожных по галактическим меркам существ.

Живая картина без слов, порой способна сказать больше, чем тысячи других картин, с чрезмерным обилием реплик. Настоящее кино, иногда можно встретить там, где меньше всего ожидаешь. В представшей взору картине, спокойное погружение в недра первозданной природы, завораживает с первых минут, чему способствует величественная музыка, неторопливо шагающая по спящему подсознанию, ожившими наскальными рисунками, пробуждая давно забытую в генетической памяти историю мира. Иллюзорные призраки тумана растворяются в небесном холоде, вечно бодрствующем под эфемерными покрывалами облаков. Грандиозные пейзажи сменяют друг друга в океане незыблемой монотонности, не предвещающей конца тысячелетней идиллии. Но камера неожиданно разгоняется в полете над красочными цветами полей, музыка приобретает привкус металла, и уже летит вслед за камерой над пропастью, отрезвляя рассеянный взгляд, не без труда поспевающий за внезапно ускорившимся темпом, прямиком в промышленный век, переживший мировые войны, и не раз испытавший ядерное оружие. В век сверхзвуковых самолетов, атомных электростанций, металлургических предприятий, небоскребов и высоковольтных проводов, «натянутых струнами» над головами пешеходов, бегущих в ногу со временем, пытаясь от него не отстать. В век фантастических открытий в области высоких технологий, и в век отходов, льющихся рекой.

Картина набирает обороты. Путешествие достигает критической скорости. Полет над гнездом прогрессирующей цивилизации, превращается в бесконечную смену кадров, тонущих в трясине торжествующей урбанизации — там, где автомобильные фары проносятся по ночной магистрали миллионами огоньков, исчезая в темноте подобно искрам. Там, где человек, утративший свою идентичность в беспокойной суете мегаполиса, растворяется в несущейся навстречу прогрессу толпе. Там, где обезличенный человек, несется по кругу инертной массой, исчезая в пучине цивилизованного рая. Музыка достигает сумасшедшей скорости. События проносятся по экрану сверкающими молниями. Толпа несется дальше, еще дальше, дальше по кругу, дальше вверх и дальше вниз, дальше во всех направлениях. Станки, печатающие микросхемы, заводские конвейеры, фабричные конвейеры, мигающие светофоры. Вновь конвейеры, конвейеры с сосисками, конвейеры с авто, конвейеры с деньгами, конвейеры с телевизорами. Люди растворяются в океане рекламных вывесок. Фастфуд, газеты, кофе, бег, терминалы, карточки, кофе, фастфуд, газеты, бег. Люди несутся дальше, исчезая в дебрях метро, поглощая на ходу тонны ненужной информации, «съедая» сокращенные до состояния анекдотов статьи из журналов. В спешке переключают тысячи каналов, встречаясь и тут же навсегда расставаясь с людьми, продолжающими нестись живыми потоками по «накатанным рельсам» повседневного расписания. Быстрее, еще быстрее, запредельно быстро, невозможно быстро, без возможности остановить слетевший с катушек ритм комфортабельного рая. Люди несутся и не видят людей. Люди несутся и не видят себя. Люди несутся по рельсам глобального конвейера, превратившись в бесконечный ресурс, обеспечивающий безостановочное движение шестеренок государственных механизмов.

В апогее безостановочного сумасшествия, раздается внезапный «взрыв тишины». Музыка, подобно бегуну на дальние дистанции, тяжело дышит за финишной чертой. Камера, вновь пристально рассматривает наскальные рисунки, будто не замечая недоумевающих взглядов, требующих разъяснений. Путешествие вернулось к старту и осталось лишь отделить зерна от плевел — правильно расставив ударения и запятые, в поисках золотой середины между «реальной современностью на грани трагедии» и «морализаторством на грани мракобесия». Истина где-то посередине, как и равновесие, на поиски которого, у человечества еще много времени. Благо, впереди еще целая «вечность».

С вашего позволения, я порекомендую — для наилучшего восприятия картины — позаботиться о качественной аудиосистеме с полнозвучными басами, будь то объёмистые наушники или колонки с сабвуфером; по возможности потушите свет и зажгите благовония. «Кояанискатси» следует смотреть неотрывно, погружаясь в гипнотический транс. Впрочем, после десяти минут просмотра оторваться самовольно будет невозможно: настолько завораживает, захватывает дух это симфополотно. К сведению, целых три года ушло на то, чтобы написать музыку и контрапунктом ввести её в ткань картины. Итоговое сплетение превосходит всё, что я видел-и-слышал на экране. Музыка в совершенстве оттеняет волокна визуальной компоненты.

Кратко говоря, фильм повествует о превратностях прогресса, о его тенденциях, лейтмотивом которых выступает лозунг «Всё больше и больше, всё быстрее и быстрее», о жизни, слетевшей с катушек. Однако, как ни очевиден идейный вектор фильма, направленность последнего определяется главным образом воздействием на глубинные пласты души, на первобытную бессознательную грань. Действительно, всякие вербальные средства постижения картины излишни. Одной только музыки — а подлинная музыка соткана из чистейших эмоций — достаточно, чтобы произвести на психику неизъяснимое метафизическое впечатление. Что же касается изображения, оно наполнено не только потрясающими кадрами, но и тончайшей метафоричностью. Сцены время от времени вступают в перекличку и создают параллели.

Начинаясь неспешно и неярко, фильм постепенно набирает темп, двигаясь строго выверенным ритмом. К середине фильма чуткий зритель будет всецело поглощён происходящим. Когда же темп достигает апогея, психоделический эффект фильма сравним разве что с финальной частью «Космической одиссеи» Кубрика, озаглавленной «Бесконечность», помноженной на кульминацию «Echoes» Pink Floyd. Глаза широко разверсты от восторга, по жилам бежит электричество, по коже — мурашки, в мозгу совершается феерическое коловращение. Правда, оканчивается фильм в менее живом ключе и, уж конечно, не внушает оптимизма. Однако, подобно эстетической ценности глубочайшей меланхолии, присущей, скажем, «Прелюдии и смерти Изольды» Вагнера или «The End» Doors, сумрачная концовка фильма, внося художественную завершённость, не противостоит чувству прекрасного. Во всяком случае, глаза раскрываются шире, и остаточное свечение фильма, а также грозовые тучи общечеловеческой будущности, занимают прочное место в нашем мировосприятии.

Имеется небольшой ряд общепризнанных шедевров получивших заслуженное внимание мировой публики, кинокритики, и просветлённых, внимательных зрителей любящих исскуство кино, после открытия, которых чувствуешь себя не иначе как первооткрывателем неизведанного мира. Их имеющиеся особенности, характеристики, краски и даже отдельные мельчайшие детали остаются с тобой на всю жизнь, до самых последних минут, до последнего вздоха. Именно такого типа и является документальная музыкальная картина Годфри Реджио, результат кропотливого труда шести лет.

Вы только себе представьте! Шесть лет, группа неизвестных тебе людей снимающих по своей сути музыкальный клип, разделённый на несколько глав, лишённый так такого привычного сюжета, который был, к примеру, у великой «Космической Одиссеи», люди постаралась в него внести не только свою душу, а также внести душу своей планеты. Ни какого излишнего непонятного символизма, всего лишь уйма движущих картинок говорящих о шатком балансе окружающей среды, созданных с желанием предоставить человеку, сидящего у себя дома, возможность увидеть то, что он сотворил своими руками. И если космическая эпопея Кубрика являлась структурированной историей о борьбе человека с искусственным разумом, заставляла поразмыслить о том, — откуда мы пришли, кто мы такие. То «Кояанискатси» думают, о доме в котором мы с тобой живём, простой истине, доказательством которой служат отчёты ученых об экологической, неблагоприятной ситуации. Да и уже ни для кого не секрет, сердце нашей «матери» может сломаться, а починить его будет как всегда труднее.

При просмотре, ты как будто ощущаешь себя в невесомости, и глядишь на всё с высоты, оператор меняет ваш ракурс и круг обзора. Эти потрясающие виды богатств земных недр, сменяемые нищетой, разбитыми окнами, огнями городов, лицами людей, ритмичное постоянное движение, пульс учащается. У тебя захватывает дух, музыка Филипа Гласса гипнотизирует, и ты уже во власти этого грандиозного зрелища, чувствуешь себе иначе как богом. Величественная мозаика, вобравшая в себе воедино все смыслы, сказанные ранее, и повторяемые различными режиссёрами, их они повторяют разными способами, меняю подачу и способы проекции на экране, вам самим это хорошо известно! Её невероятной силы формула потрясает, важнее всего она помогает, а главнее всего, после такого эффекта, чувствуешь себя сильнее, и каким-то образом даже очищенным.

Американец Голдфри в 1983 году выразился фильмом, полностью лишённым без слов, намного громче и чётче о проблемах нашего дома, чем это делали до него. И как я думаю, и, наверное, многие со мной будут согласны, в этом и заключается великая магия кинематографа. И тут ещё хочется уточнить, что посыл Голдфри заключается не в том, чтобы люди бросили развивать технологии, науку, электронику, он же всего лишь художник нарисовавший портрет Земли, какой она и является на самом деле, прекрасной и израненной её же детьми.

Надеюсь, вы его посмотрите!

Лично я его уже успел посмотреть уже три раза, и с каждым разом от просмотра радуюсь и просто получаю удовольствие от просмотра.

Спасибо за внимание, смотрите кино.

Ознакомился с этим фильмом после того, как посмотрел Накойкаци (2002). Из трилогии каци этот фильм наиболее новаторский и интересный. Вместо того, чтобы поступать, как режиссёры своего времени — просто снимать природу, людей, что можно увидеть в фильм Барака (1992) — Годфри вложил свои чувства в фильм, то, как он видит мир. И, фактически, в фильме мы смотрим на мир глазами одного человека.

Этот мир ускоренного движения, несущийся в ведомом лишь ему направлении. А режиссёр, как улитка, медленно за ним наблюдает со стороны. Иногда, действительно, со стороны виднее.

Впервые посмотрел на Староместскую площадь с башни Астрономических часов, внизу были люди. Что понял, не нужно знать каждого человека, чтобы увидеть, куда они идут. С высоты было прекрасно видно, куда они направляются, и где они будут.

И вот, смотря фильм, видишь, что режиссёр говорит: «У вас два пути, либо вы одумаетесь, либо погибнете». Собственно, это прямиком заимствовано из верований хопи, небольшого народа на северо-востоке Аризоны.

Бенджамин Уорф, лингвист, занимался изучением языков индейцев и написал интересные статьи о непосредственном влиянии языка на мышление.

«Нам, для которых время есть движение в пространстве, кажется, что неизменное повторение теряет свою силу на отдельных отрезках этого пространства. С точки зрения хопи, для которых время есть не движение, а «становление более поздним» всего, что когда-либо было сделано, неизменное повторение не растрачивает свою силу, а накапливает её. В нем нарастает невидимое изменение, которое передается более поздним событиям. Это происходит так, как будто возвращение дня воспринимается так же, как возвращение того же самого лица, ставшего немного старше, но несущего все признаки прошедшего дня».

В русском языке что-то подобное так же есть: «повторение — мать учения».

То есть можно сказать, в том, что их цивилизованные соседи делают день ото дня, хопи видят накопление несущее угрозу. Но, кроме того, видят и второй путь. Так же можно отметить, что режиссёр недопонял этого момента, хопи не говорят: «будет либо то, либо это». Они говорят: «будут два пути, одни пойдут по одному, другие по другому».

Финальная сцена, кстати, очень запоминающаяся — отклонение ракеты от курса, и её уничтожение — под музыку, словно от Ханса Циммера для Интерстеллар (2014).