Откровения

- Всю ночь проработала.
- С ума сошла или не хочешь спать с папой?
- Я не сошла с ума, просто у меня статья…

Этим диалогом можно описать происходящее в фильме «Откровения» (2011).

Кризис семейной пары с детьми и расследование главной героини, которое подтолкнет её к попыткам понять себя…

О чьих именно откровениях идёт речь в истории: журналистки, пишущей статью, о студентках-проститутках?

Сцены сексуальных встреч девушек с клиентами подчеркивают, Анна проживает истории своих респонденток. Новая тема для журнала Elle выводит её из роли матери и жены, хозяйки дома и учит искусству флирта.

Так в течение фильма зритель является свидетелем давно отлаженной рутины: готовка, уборка, стирка, отвезти сына в школу. А также откровенных признаний привыкшим к большим деньгам девушек:

- Со своим первым клиентом я провела на кухне несколько часов. Мы готовили.

- Это как курить. Начав однажды, трудно бросить.

- Мне нравится как он на меня смотрит, разве вам такое не нравится?

Расспрашивая юных студенток, журналистка сталкивается с рядом собственных убеждений про секс и переосмысливает причины, возможно по которым теперь вместо секса с женой её супруг предпочитает смотреть эротические фильмы.

- Вам не казалось это унизительным? — спрашивает Анна.

- У Вас много клиентов?

- Вы перезваниваете тем, кто вас удовлетворил?

- Наверное вы чувствуете себя одинокой?

Я поймала себя на мысли, что мне хочется увидеть счастливый конец кризиса под названием «Это не только я виновата, это наша общая проблема». Но фильм не даёт ясных инструкций, а оставляет наблюдателя в процессе поиска ответов на вопросы об исследовании сексуальности в паре:

Почему исчезает сексуальное желание?

Игнорируете ли вы трудности в постели?

Заботитесь ли вы об удовлетворении друг друга?

Что вас обоих заводит?

Как добавить новизны в секс?

Ответы на какие вопросы помогут паре изменить свою сексуальную жизнь?

Название фильма на языке оригинала «Elles» личное местоимение множественного числа женского рода. Это подсказывает, что кинолента о женщинах, которые сделали удовольствие своим бизнесом и о тех, кто знает, что либидо несколько сложнее обычного желания секса.

Хороший фильм, как хороший парфюм, раскрывается не сразу. Это фильм тому подтверждение. Еще в процессе просмотра он вызывает чуть ли не физическое отвращение от дурно пахнущих чересчур откровенных сцен, натурализм которых выходит за рамки допустимого в художественном кино. После просмотра еще сохраняются тошнотворное впечатление и досада на потерянное время: как будто ты пытался найти глубокий смысл, а вляпался в человеческое дерьмо. Но понимание приходит позднее.

Смысл все же есть. И ключ к нему дает героиня в сцене, где она пытается сделать мужу минет: «Я стараюсь для нас двоих!» На мой взгляд, героиню отнюдь не накрыл чувственный ренессанс как результат общения с проститутками. Сцена с рукоблудием больше похожа на акт самоистязания, чем на приступ нимфомании. Уставшая и опустошенная женщина пытается стать сексуальной. Зачем? Затем, что в результате откровений она невольно открыла для себя параллельную реальность, в которой чьи-то мужья и сыновья реализуют свои сексуальные, порой извращенные, фантазии. И постепенно она понимает, что и ее муж и ее сын ведут двойную жизнь. Она остро реагирует на отсутствие сына, а в это время режиссер показывает нам сцены секса проституток с молодыми людьми, партнер проститутки готовит то же блюдо, что и ее муж, оба они оказываются порнозависимыми. Героиню охватывает паника. Она понимает, что всех членов ее, казалось бы, благополучной семьи связывают только проблемы быта, финансов и образования, а место любви занято сексуальным удовлетворением на стороне. Она не пытается в лучших толстовских традициях разбудить утраченную любовь мужа, поскольку понимает, что это бесполезно. Суррогатом любви давно стал разврат на стороне. Но как вырвать, отвоевать мужа у параллельного мира проституток? Стать ею в стенах собственного дома. Но муж воспринимают эту попытку в штыки:' Я не могу!» Его вполне устраивает двойная жизнь. Сцена семейного завтрака — эта сцена ее поражения и его победы. Видимость семейной гармонии. Она смирилась и по-прежнему вошла в отведенные ей рамки жены-матери-прислуги. Но только теперь она знает, что эта только театральные декорации и что есть другая реальность, против которой она оказалась бессильной.

Фильм из серии, как Нимфоманка. Про секс, комплексы, желания и т. д. Чаще всего, когда я смотрю подобные фильмы, мне они не нравятся. Да, я понимаю, что животрепещущая тема, и если просто снять фильм об ЭТОМ, то это будет Шедевр! Но я думаю, что тема секса и всяких откровений в этой сфере — очень замусолено. Все эти якобы шокирующие открытия — просто фантазии людей, которые на самом деле в реальной жизни ноль, поэтому они и начинают гиперболизировать в своей голове. Есть реально возбуждающие вещи, и с дополнительными предметами это не связано.:) В общем, мое мнение: такие извращенства — больше показатель как раз фригидности, чем раскрепощенности.

Но при этом, этот фильм мне даже понравился. Наверное, дело в Бинош. Она тут очень естественная, эмоциональная, в общем классная. Плюс снимали французы, а они умеют показывать многие вещи очень тонко.

Не могу сказать, что хочется посмотреть фильм второй раз, но всем советую, если еще не видели.

В одном своем интервью Андрей Звягинцев процитировал рассказ Борхеса «Сад ветвящихся тропок»: «Какое слово не употребляется в условиях загадки? «Отгадка»». По его мысли, отгадку в искусстве должно заменить откровение. Но где ж их напасешься — откровений, да еще вот таких Откровений, тем более на всех? Все чаще художники останавливаются где-то посредине между откровением и просто отгадкой. И получаются фильмы пунктирные, нечеткие, словно подслеповатые, с неровно-алогичным сюжетом, без ясных формулировок не то что ответов, но даже проблем, с полузаданными вопросами, с полусовершенными поступками, с полуфиналами и полуидеями, как «Откровения» полячки Малгожаты Шумовской. Ну что ж, как говорят, намекающая позиция автора оставляет широкое поле для собственных решений и всевозможных авторефлексий…

Несмотря на то, что жанр интервью предполагает слушающее молчание задающего вопросы, больше всех в фильме говорит, показывает и рассказывает журналистка Анна (Ж. Бинош). Без слов, полутонами, паузами, усталостью и печалью, навсегда прописавшимися в глазах, сдавленным дыханием, нервным курением, прохладной бледностью, старостью тела и чувств, бессилием любить, незнанием как жить по-другому, чем жить…

Тем не менее, ей (судя по финалу, ненадолго) хватает смелости не отводить глаз, когда рядом начинают звучать «откровения» о стыдном, хватает мужества не отдернуть руку и сполна получить прививку жизни — такой, какая она есть. Ей страшно, но приходится признать, что рассказывают девушки-студентки, по большому счету, не о собственной продажности, не о социальном расслоении, не о жажде комфорта в мире, где именно он диктует, как жить, кем и с кем быть, не о комфортабельной услуге — сексе, а о любви, такой, какая только и осталась в мире. Уродливой, нищей, спешаще-судорожной, проникающей в тело, а не в душу, ищущей не кого-то, а что-то, требующей лжи полного обнажения, чтобы только оставаться закрытой и герметичной, как несгораемый шкаф. Чтобы только никому не достаться, не открыться, не отдаться и быть похороненной заживо (в каждой, в каждом) вместе с ранимостью, нежностью, доверием — откровениями, которые, прибавив кого-то к нам, могли бы сделать нас действительно нами.

Нищие любви вынуждены ее покупать и имитировать. Нищие любви берегут ее за семью засовами. Нищие любви ненасытно-откровенны с теми, кто им заведомо лжет. Нищие любви могут давать другому лишь тоску по ней. И деньги.

Бинош идет вслед за воображаемыми портретами, оргазмами, извращениями, фантазиями студенток и постепенно начинает видеть себя и своего мужа. И чем дальше она идет, тем острее становится страх ответа. И тем мужественнее жажда — понять, узнать, преодолеть, вырваться.

Хорошая семья, стабильная жизнь, комфорт, благополучие, карьера, дети. За вычетом любви — это лишь хорошо закамуфлированный ад, мерзость которого не меньше, а то и больше, просто секса за просто деньги, ложь которого немыслимее, чем ложь юных красавиц, лгущих-продающихся (тоже!) за те же житейские наркотики, дающие видимость благополучия. Неслучайно героиня Бинош произносит: «Я не уверена, что они шлюхи. Не больше, чем все остальные…».

Итак, если это все, в чем тогда новое слово, то бишь «откровение» Шумовской? Всевозможные имитации, подделки, симулякры любви — это ж приоритеты современного искусства. Старьем торгуете. И самый элементарный, вдоль и попрек исхоженный ход — сказать об этом с помощью древнейшей профессии. Верно, но неинтересно.

Но есть все же то, что зацепило и тронуло меня, помимо как всегда убедительной и откровенной игры Жюльетт Бинош.

Первое. Анна в своем сером, как будни, халатике, вечно торчит у холодильника. Он почти всегда открыт и словно затягивает ее в свой изобильный холод. Да… Ее семейная жизнь состоит в основном из готовки и поедания завтраков, обедов, ужинов. Все должно быть как у людей, с церемониями, до паскудства прилично. И только несчастье и одиночество хрустят на зубах. Во время еды. Неслышно. Ведь каждый наглухо замурован в себе.

Второе. Этой замурованности, этому «скрытому» логичной и очень точной антитезой становятся непристойные исповеди Алисии и Шарлотты. Анна выходит за рамки брезгливости и щепетильности (вечных автоприкрытий лжи), ее начинает тянуть в сторону их открытости и искренности. Там ей мерещатся истина и жизнь. Но ее затянувшееся интервью одна из студенток обрывает словом «ложь». И здесь прорывается коренное недоумение фильма: а где же правда? в чем настоящее?

Наверное, в том, что и полная обнаженность одних, и затхлая замкнутость других — две стороны одной медали. Ложь повсюду, во всех областях. Но не это даже… Есть общая, объединительная ложь, Ложь с большой буквы, почти как одна на всех Истина. А любви больше нет. Огни догорели, цветы облетели… Только и всего.

P.S. А еще в фильме, безусловно, получились безнадежно-изнурительный порыв к любви и завершающая его катастрофа. И веселенький семейный завтрак а ля комильфо в финале как венец этого неудачного порыва, по-моему, куда трагичнее, чем явление триеровской Меланхолии.