Безумие

О подобных фильмах, c одной стороны, определенно хочется что-то написать, с другой — не уверен, что тебе есть, что сказать.

За два дня я посмотрела два фильма чешского режиссера Яна Шванкмайера — «Полено» и «Безумие». И для меня они стали чем-то вроде двух частей одного целого, которую я бы назвала «дилогией абсурда».

Другой перевод названия «Sileni» на русский язык, который я встретила, звучит как «Лунатизм», однако чаще встречается именно первый вариант. Итак, «Безумие» — смесь ужаса и комедии, этакий сюр, жанр абсурда на экране, Эжен Ионеско в кино. Плюс небольшой бюджет, неизвестные актеры, в общем, общепринятые признаки артхаусного фильма. Как выражается сам автор, «Безумие» не претендует на звание искусства, и называет свое творение, скорее, данью произведениям Эдгара Алана По. They got everything: ужас, безумцы, оргии, богохульство, танцующие под бодрую музыку куски мяса, бегающие отрезанные языки и глаза. Чего только стоят одни интермедии с двигающейся живой плотью, перекликающиеся с основным повествованием, ведь в фильме мы наблюдаем страшные пытки в виде отрезания тех самых частей тела. Безумцы меняются местами с людьми, на первый взгляд, здоровыми, и уже не понять, кто лжет, а кто говорит правду, самые невинные овечки превращаются в неистовых нимфоманок.

Молодой мужчина Жан Берло, мучающийся кошмарами о психиатрической лечебнице, знакомится с колоритным персонажем — таинственным Маркизом (по всей видимости, это ссылка на Маркиза де Сада), и с этого начинаются его так называемые «приключения». Страшные санитары из снов Берло, которые пытаются надеть на него смирительную рубашку, будут теперь, боюсь, сниться мне в наиболее неприятных кошмарах. Передо мной до сих пор стоит это лицо с безумными глазами и вожделеющий оскал. В различных источниках можно найти фразу о том, что эта картина — фильм ужасов «Безумие», в котором происходит проверка двух подходов к руководству больницей и лечению психически нездоровых людей: «абсолютная свобода» или «контроль и наказание». Как бы там ни было, мы убеждаемся в том, что абсолютный безумец, устраивающий оргии, оказывается нормальнее и адекватнее здорового человека, более того, директора клиники! Последний предстает в образе ненасытного садиста, командующего своими псами, живодерами-санитарами. Его идеи настолько безумны, словно он консультировался с Люцифером или, на крайний случай, с Джеком Потрошителем. Его методы лечения чудовищные, дикие, уродливые, взятые на заметку фашистами из «Сало, или 120 дней Содома». Сложно сказать, кто настоящий душевнобольной — выпускающий психов на волю или с жадностью и голодом отрезающий им конечности. По мне, это и есть истинное безумие.

Хочу отдельно отметить игру актеров, исполняющих роли Жана Берло и Маркиза. В фильме актеры смотрят прямо в камеру, как будто герои разговаривают с недоумевающими зрителями. И в такие моменты, как мне кажется, сложнее быть искренним, настоящим и натуральным. И мне эти актеры показались просто редкими профессионалами своего дела, или, скорее, самыми настоящими Берло и Маркизом, за которыми мы иногда подсматриваем, а порой даже осмеливаемся вести с ними беседу.

Я вряд ли бы стала советовать кому-то этот фильм. Кто захочет, и кто смотрит подобные вещи, рано или поздно узнает о нем и найдет самостоятельно. Но я бы обязательно послушала, что говорят о «Безумии».

Вот что бывает, когда безвольная кукла попадает в руки некоего «злого гения», который в данном случае даже не злой гений, а просто-напросто грязное животное.

Маркиз далеко не де Сад. Разве злой гений может так сурово подавиться бананом? Злой гений изящен в каждом своем жесте, тонок в каждом своем слове, он бесконечно обаятелен и безгранично восхитителен. Он бесподобен. И он вызывает только желание служить каждой его прихоти. Давящаяся бананом свинья подобных чувств не вызывает.

Хотели показать тяжелую атмосферу безумия? Получили легкий запах непонятки. Хотели антирелигиозный шедевр, получили… Кхм… Ничего не получили.

У господ киношников было все, чтобы снять интригующую и интересную картину: хорошие актеры, вполне пристойный сценарий (если не считать внезапных танцующих кусков мяса и органы, противоречия в тексте и многое другое), идеи маркиза де Сада… Но почему-то вместо того, чтобы снять нечто эпохальное, переворачивающее мораль с ног на голову, вместо того, чтобы снять торжество безумия, они решили пополнить корзину киномусора очередным «непризнанным шедевром». Запомните: если перед началом картины режиссер (сценарист, продюсер, актер первого плана) говорит в вам в лицо, что сие произведение — не кино, а что-то там еще (личные переживания, пародия на общество и бла-бла-бла), то можете смело выключать сие художество. Почему?

Да потому что в настоящем искусстве вам никто не будет указывать пальцем в суть, идею, замысел. Вы должны будете сами понять, ощутить, осознать, либо сама картина ненавязчиво намекнет. А если сам автор тычет вас носом и заранее объясняет, в чем суть, то вас заранее считают не способным к мышлению существом. А ведь многие купились.

Да и терапевтические похороны в мою молодость проходили несколько иначе…

Сюрреалистическая притча, в которой сочетаются психоанализ Фрейда, французская революция, рассказ Эдгара Аллана По «Заживо погребенный» и философия Маркиза де Сада.

Где заканчивается нормальность и начинается безумие? Все мы заключены в определенные границы, которые указывают нам, какое поведение будет принято обществом, а какое станет причиной для отправки нас в сумасшедший дом. Эти границы установлены культурой. Они направлены на усмирение наших желаний, природных инстинктов. Нам вручают лживые иллюзии, внушают существование чего-то высшего, что имеет какую-то власть над нами. Любое отрицание и неповиновение приведет к применению негативных, часто несправедливых, санкций.

Шванкмайер предлагает нам поучаствовать в занимательной дискуссии, предлагает представить мир без ограничений. Мир, в котором каждый может выражать себя, как он хочет, даже если это подвергает опасности свободу других, окружающих его людей. В мире Шванкмайера нету культурных преград, доминирующих над нашими чувствами и инстинктами. Все они далеко, заперты в подвале старой, то ли чешской, то ли французской психбольницы. Вам позволено все. Можете забить сотню гвоздей в распятого Христа, можете насладиться оральными ласками нимфоманки, нарядившись в обличие папы римского или, например, проявить свой художественный талант на оголенном теле музы, привязанной веревками к кушетке. То есть воплотить все то, что было у Вас в голове, назойливо, как муха, забравшаяся летом в открытую форточку Вашей комнаты, жужжало, не давало покоя. Все это предлагает Вам Ян Шванкмайер.

Но, к превеликому сожалению автора, в итоге оказывается, что люди в принципе не готовы отдаться всему тому, что будоражит их, волнует сознание. Они могут с легкостью довериться банальным любовным уловкам или даже наивно полагать, что какой-то там бог огорчиться, узнав какие гадости они вытворяют тут на земле. А им еще в рай потом нужно как-то попасть. Нет, так не положено, а значит, невозможно.

Итак, перед нами грустный фильм ужасов о том, что люди не являются жертвами культурных и моральных ограничений. Они их создатели и готовы пожертвовать всем, даже Свободой, ради того чтобы эти ограничения поддерживать. Наш выбор — быть куском мяса на полке универмага.

Мрачновато-серое загадочно-атмосферное явление кинематографа, вглядывающееся прямо внутрь поддавшемуся желанию с ним ознакомиться. Кто есть сумасшедший? Что есть страдание и подавленные страхи? Не стимул ли к жизни и не благодаря ли осознанию собственной порочности человек стремится все глубже постигнуть первостепенную причинность существования? Сюжет и фабула не важны, ибо то, что сокрыто под нагромождением действия, прямиком выстреливает сознанием к извечному томлению искушенных чресел первобытной сущности человека, будто спороносный перитеций в пик своего созревания, не способный более томится наполненностью вызревших спор его аскусы. Апологетом истины выступают как ни странно сам Маркиз де Сад со своей трактовкой телесности и его верная спутница под кротким волевым именем liberte. Маркиз вторичен благодаря удивительной аллюзии на героя произведения Э. А. По «Заживо погребенный», с его истинно оригинальным методом балансирования между безумием и, собственно, относительно безмятежным существованием при помощи подражания персонажу рассказа классика (который, в свою очередь, впадая в каталепсию, заблокировал памяти доступ к воспоминанию об акте укрывательства от ненастной погоды на барже, тем самым открыв для себя способ компенсирующего стрессового избавления от душевных мук), однако, эта вторичность лишь возвращает нас к главному посылу, преследуемому Шванкмайером — конечны ли ступени самокопирования творца или это вневременное явление, наслаивающееся во всех отражениях проявленной деятельности мыслящего создания. В контексте выбора Маркиза — только такое потакание своим страстям способно обезопасить нашу психику от дальнейших увечий, само собой действие переносится непосредственно в место, где данный метод требуется возвести на уже идеологический уровень, предоставив каждому поселенцу сумасшедшего дома (общечеловеческого масштаба) погрузится в пучину так называемой «абсолютной свободы». Благодаря Маркизу и доктору Марлопу происходит невольное конституирование сумасшедшего дома как места уютного и даже условные ужасы навязчивых состояний его «постояльцев» не способны испугать Берло (протагонист) в конгломерате расхождения временных контекстов репрезентаций интерьеров, облачений персонажей, их поведенческих особенностей. Именно поэтому, а не в силу его самообмана относительно влюбленности в Шарлотту, Жан остается в клинике.

Соединение некоторой загадочности, фантасмагоричности происходящего и хаоса предметности будто перетекает одно в другое; на экране наблюдаются атрибуты современности (целлофановые пакеты, клавиатура компьютера, настольные лампы, холодильник), проникшие в довольно цельную составляющую интерьера начала 19 века, идентификация времени превращается в фарс при попытке углубится в определенности. Подача информации настолько систематизировано-продумана, что по истечению получаса после начала просмотра картины уже просто принимаешь на веру безумие суммы миров, присутствующих в ней. И мы с упоением способны наблюдать, как вынужденная стагнация Шванкмайера, выстрадавшего носимую в сознании 30 лет идею облачить настолько гармоничный сценарий в форму удачно проэкспонированной пленки не менее удачно выбранным знатоком своего дела Юраем Галванеком, принимает очертания шедеврально многоуровневого произведения.

И тут на помост такого искренно театрального действа выступают твердолобое поколение эскулапов со всей их скрупулезно изобличительной сущностью. Мерзких, лишенных чести возводить свое право судей над несчастными обывателями рушащегося на их глазах мира, со своей терапевтической методикой «контроля и наказания тела во благо души». Шванкмайер сталкивает лбами две школы узкого верования в собственные апологетические истины (характеристики их особенностей также несут сумму некоторых отсылок на институты управления и контроля не только медицинской среды), и свидетели этого столкновения однозначно постигают тот самый ужас обреченности, обещанный нам в начале картины.

А лицезрение копошащихся, аллегорично близких человеческой суете живых фрагментов изрубленных останков животных напоминает игру симфонического оркестра высочайшего класса исполнения, и так хочется, чтобы все сорвалось, чтобы возникла фальшивость, хоть на миг, и растворила страх, возникающий от обреченного знания, что нас всех ожидает свой собственный мясной прилавок, без разницы какова идейность нашего пути. Однако танец продолжается, действие и не думает замедлиться, а тем более нарушить свой порядок, творческая форма «коллектива» поражает синхронностью и уверенностью анимации маэстро. Зерно сомнения в благодатной почве. Браво! Бис!