Блю

Экспериментальное кино на грани абсурда. Семьдесят минут бездонно синего экрана, который один раз сменяется черным при наступлении финальных титров. Из всего спектра повествовательных приемов — внутренний монолог главного героя, из изобразительных средств — лишь музыка.

Фильм так и называется — Blue, но в данном случае это не только цветовой оттенок. Дерек Джармен вопреки всему создал настоящую экзистенциальную драму, наполненную куда более подходящей здесь «грустью» и «тоской». Тоской, преимущественно, по красочности бытия, а грустью оттого, что та ушла из жизни художника-протагониста фактически навечно: картина повествует о человеке, который в один момент лишился и зрения и каких-либо надежд на будущее. У него диагностировали СПИД.

Далее — чуть больше часа путешествий по подсознанию и грезам, завораживающий калейдоскоп из самых невероятных словесных образов и предсмертной рефлексии. Про фильмы вроде «Blue» не может быть совсем разносторонних мнений: тут либо влюбляешься с первых секунд либо практически сразу же и выключаешь. Но попробовать впустить этот крайне загадочный проект в свое сердце все-таки стоит: а вдруг и для вас окажется, что «синий — самый теплый цвет»?

I am blue
my skin blue
my hair blue
my blood blue
an ocean is blue too

Представьте себе кино без изображения. Только синий экран. Нет движения и нет операторских изысков. Визуальные образы также отсутствуют. Вы спросите: «Зачем? В чем глубина мыслей? Как вообще возможно смотреть на пустоту целые полтора часа?». Друзья, да вы просто не знаете всю безграничность таланта великого британского режиссера Дерека Джармена.

В середине 80х годов ХХ века у Джармена был диагностирован ВИЧ. Уже к 1993 году режиссер практически ослеп. Именно слепота и ощущение приближения собственной смерти вдохновили его на создание предсмертного фильма-завещания под названием «Блю» (Синева).

Описание: «Их души, прополощенные в синьке дождя, обсыхали на ветвях в райском саду, их иссиня-чёрные грехи уносились лоскутьями пепла в небеса. А они уходили в синюю тишину, туда, куда их сослал творец. Пришёл день, и он сам отправился вслед за ними. Где-то в бескрайней синеве они встретились: кинорежиссёр — Джармен, святой Себастьян, художник Караваджо, король Эдвард Второй, философ Витгенштейн, а ещё Иисус, Пилат, Иуда…И только дева Мария осталась на опустевшей Земле, бледна, простоволоса, она с улыбчивым смирением готовилась к расстрелу зрачками наших телекамер.»

На самом деле, кроме синего экрана, фильм имеет звуковое и музыкальное сопровождение. Авторский текст читают любимые актеры Дерека Джармена — Тильда Суинтон, Найджел Терри и Джон Квентин.

Саундтрек-лист полностью состоит из выдающихся имен — Кароль Шимановский, Питер Кристоферсон, Джон Бэланс и т. д. Именно то, что звучит за кадром, наполняет синеву экрана глубинным смыслом. Да, Джармен отверг образы. Но текст и музыка помогают зрителю/слушателю ощутить искренный поток авторской фантазии и окунуться во внутренний мир духовно богатой личности.

Образ синевы — это не «взгляд» слепого, больного человека, а изображение целого мира, всего того, что окружает нас. Blue — это цвет, краска, планета Земля, небо, океан, море и даже сексуальная ориентация. Великолепная, удачнейшая попытка показать бесконечность.

В художественном плане Джармен создал великую смесь чего-то авангардного и полностью минималистического. Приятно, что такие понятия, как «классический» и «стандартный», можно смело и сразу отбросить. Сама идея очень дерзка, а мысли, которые высказывает Дерек в своем детище еще никогда не были изложены таким впечатляющим способом. Экзистенциальные и в то же время сюрреалистические размышления о жизни на земле и небе невероятно точно передают душевные терзания Джарменовского лирического героя.

Да, это тот самый случай, когда эксперементальное кино без движущегося изображения и визуальных образов является настоящим шедевром, одним из величайших творений мирового кинематографа.

Истинный художник виден всегда, пусть даже рисует он одним цветом. «Потерянный во временном пространстве мальчик» Дерек Джармен, судьба кого оказалась настолько непреодолимой, что последние годы жизни он, ослепший, провёл в «комнате ожидания», приравненной им же к «аду на Земле», решился на исповедь и «погружение в безвременье», раскрасив обычный для нас «голубой экран», действительно, только голубой краской. Пытаясь вывернуть обратно свою одёжку наизнанку и таким образом «познать самого себя», он открывает нам дверь в свою сущность, чтобы «заполнить пустоту» и, возможно, убедить нас в том, что главная «тюрьма души» есть видимое. На первый взгляд, парадокс, но смысл его художественного послания как раз и состоит в умении разглядеть в скучном одноцветии глубину и многокрасочность мира, предупредив своего зрителя, что «Земля умирает и мы даже не замечаем этого».

10 из 10

Английское слово blue, согласно кембриджскому толковому словарю имеет несколько ключевых значений, среди которых:

1. Цвет — цвет безоблачного неба в ясный день.

2. Сексуальная ориентация (гомосексуальность)

3. Грусть, печаль, тоска

Не случайно Джармен, обозначает в своем рассказе музыкальное направление — «блюз».

Производное от blue слово blues в значении музыкального направления переводится на русский язык как «грустное, подавленное настроение».

Большинство фильмов, когда либо созданных художниками-постановщиками, являются полноценными аудиовизуальными произведениями.

Правда, с самого своего зарождения кино не обладало звуком, и в понимании людей эпохи «немого кино» являлось исключительно визуальным.

Так было до тех пор пока кинематограф не обрел голос, сформировавшись в современном понимании как соединение картинки и звука.

Самое интересное в произведении Дерека Джармена «Blue», что оно будучи нарушившим основной закон кинематографа, не производит негативного эффекта на восприятие «зрителя» и в тоже время не ознаменовало начало нового течения в кинематографе — «воображаемого кино» (аудиокниги не в счет).

Все что мы видим на протяжении всего повествования — это мерцающая синева экрана на фоне спокойного голоса рассказчика — самого режиссера, сопровождаемого звуками и музыкой.

Однако, описывать данный фильм с точки зрения его кинематографических достоинств и недостатков было бы некорректно, поскольку как-таковой постановки в данном фильме нет — есть только относительно последовательное повествование.

Поэтому к оценке фильма я подошел с позиции интеллектуально-эмоциональных впечатлений.

«Blue-» Джармена это не просто цвет, сексуальная ориентация или печаль — это полное чувственности философское высказывание «мессии», последователями которого является все человечество; послание о любви в ее истинном, безвременном, всечеловеческом значении; сильнейших эмоциях, проникающих в самое сознание через годы, смерть, боль, сожаление и наконец экран (если хотите динамики).

«Blue» дает почувствовать ни с чем не сравнимую обреченность жизни и страх смерти современного цивилизованного человека беззащитного перед болезнями и политическими коллапсами. Он говорит: «сидя в очереди, в больницу, находясь в ожидании, когда тебя позовут, ты понимаешь насколько ты не контролируешь свою жизнь» или «я хотел купить новые ботинки, но подумал что этих ботинок мне хватит до конца жизни».

Словами он рисует картину нашего воображения, так что после «просмотра» эта картина надолго въедается в сознание, словно и не было никакой синевы, и все что мы видели в своей голове, мы видели и на экране.

Экран Джармена, как это не иронично, не является голубым экраном в русскоязычном значении — идеальным, имеющим лишь условную связь с реальностью, наоборот он наполнен жизнью — неотвратимой и безостановочной. На момент создания картины Джармен ослеп, и ему пришлось использовать вместо кинопленки свое собственное воображение.

Страшна не сама болезнь, а неопределенность которую она порождает — возможные побочные эффекты, инфекции, боль и слабость. Ты знаешь что умрешь, но не знаешь когда и как. Такое знание сродни предвкушению смерти. Когда мы думаем о смерти и тешим себя мыслью, что вся жизнь впереди. Все равно что стоять на краю обрыва, поддерживаемого только нашей верой в его нерушимость.

«Blue» полон жизни, красоты и счастья. Автор прощаясь со всем этим, со своими давно утраченным временем, делает последний вздох перед первым лучом рассветного солнца. Но прощание хоть и полно тоски, боли и одиночества, все же бросает улыбку на сам феномен жизни — возможность бытия, самоощущения и творения. Это общая загадка для всех нас — и если мы не можем дать на нее ответ, то может быть стоит задать другой вопрос. Поставить памятник жизни, а не смерти. Carpe diem а не memento mori.

Джармен работал несмотря на болезнь, будучи слепым, изможденным, испытывая страдания от побочных эффектов лекарств и различных оппортунических инфекций. Это ли не доказательство жизни.

Вопреки очевидному, напрашивающемуся выводу, произведение Джармена нельзя назвать «Эпитафией» самому себе — скорее посланием всем нам. Посланием которое каждый интерпретирует в зависимости от своих внутренних переживаний, и своего личного видения жизни.

10 из 10