Молот ведьм

«Молот ведьм» — кинокартина чехословацкого режиссера Отакара Вавры, вышедшая на экраны в 1969г. Сюжет фильма взят из одноименной книги доминиканского инквизитора Генриха Крамера времен средневековья. Его «путеводитель по демонологии» активно использовали с конца 15 до конца 17 века как руководство по уничтожению ведьм в Европе. Вдруг события 300-летней давности вновь проявляются в нашем мире, и режиссер проводит параллель между средневековым фанатизмом и сталинскими репрессиями.

Стоит обратиться к политической ситуации незадолго до выхода фильма. В 21 августа 1968г. страны Варшавского договора (СССР, Польша, Венгрия, ГДР и Болгария) вторглись в Чехословакию, чтобы предотвратить начало политики либерализации и дальнейшего прихода к демократизации общества. Советское руководство боялось потерять идеологически родственную страну и власть над ней, поэтому стали применяться насильственные методы. За независимость Чехословакии бастовали не только сами граждане этой страны, но и русские. Во время вторжения было убито 108 и ранено более 500 граждан Чехословакии. В 1969 новое правительство страны заявило, что основной задачей внешней политики ЧССР станет «восстановление доверия и развитие братских отношений» с СССР и социалистическими странами. С самого начала этих событий чехословацкой армии было приказано не сопротивляться. А советские войска (до 130 тыс. чел.) оставались на чужой территории до 1991 года.

Но вернемся к фильму. Время действий — XVII век. Фильм начинается с того, как женщины моются в бане. Сцена полна откровенности и одновременно эстетической красоты. Женщины представлены ангельскими созданиями. Ненароком вспоминается Зигмунд Фрейд и подавленность бессознательных желаний, но вскоре эта идея оказывается на мели, но об этом чуть позже.

Завязка происходит в храме, когда во время Причастия одна старушка сплевывает облатку в платок. Ее призывают к графине, где она признается, что совершила это для одной повитухи, у которой корова не может родить. В награду ей хотелось получить гороху. Молодой священник раздражен таким поступком и предлагает вызвать инквизитора. Прибывший Боблиг жестоко пытает старуху, после чего по цепочке из-за невыносимых издевательств люди сдают друг друга в надежде скорее избавиться от мук. Дело разворачивается до крупномасштабных сожжений 40 неповинных людей, последним же становится образованный диакон Криштофер Лаутер, который давно начал высказываться о несправедливости приговоров.

Композиция фильма напоминает сказку, только для взрослых, из-за кровавых и обнаженных сцен. Сюжет упрощен и предугадывается, а характеры героев соответствуют своему социальному статусу. Несмотря на это, блестящая игра актеров помогает зрителю испытать сострадание и поверить во все обстоятельства. Атмосфера фильма полна страха и обреченности, однако некоторые реплики черного юмора Боблига и его коллег вызывают улыбку (если священник играет на скрипке, значит, тут замешан Дьявол, если человек силен морально до последнего, значит тоже не без помощи колдовских сил). Все сводится к тому, что если герой не способен доказать свою правоту, то он автоматически становится преступником. Дьявол же воплощен в лице Боблига и его компании, которые механически, не внимая на живых людей и их искренность, отправляют подозреваемых гореть на костре.

Пока «правоверные» фанатики истребляют людей, Боблиг забирает полученные земли в свои владения. В этом одна из ключевых мыслей автора, что извращенная капиталистическая система зарождалась уже давно. Держать народ в страхе и властвовать над ними — забава главного инквизитора. Он даже признает, что кухарка дьякона Зузанна ему по вкусу, однако «человек тщеславен, вся эта красота на поверхности, а внутри только мясо… кровь, скверна и тщеславие», поэтому герой бездушен к судьбам невинных женщин.

Внутренний конфликт инквизитора заключается в его стремлении добиться такого же уважения, как у Криштофера Лаутера, и даже превысить его. Боблиг откровенно завидует доверию народа к дьякону («Почему я тебе не нравлюсь?» — спросил он священника). Поэтому уже изначально цель всего расследования была уничтожить «церковника» через показания против него всех близких людей.

Инквизитор добился того, что даже некоторые из его коллег под страхом наказания поддерживают всю систему пыток. Имущество же сожженных людей передается в казну Боблига, который под конец выглядит все омерзительнее и ничтожнее. «Я уже необычный человек, я уже на небесах» — в заключении провозглашает он, опьяненный вином, за пустым столом. Становится очевидным, что инквизитор захватил власть у графини с графом и является хозяином городка. Таким образом, Дьявол отождествляется с Боблигом, которого призвал молодой священник, настоявший на расследовании первого дела с облаткой и старухой в храме. Он запустил систему, с которой потом не смог справиться в одиночку. Графиня с графом показали свою несостоятельность властвовать и понимать ситуацию вообще, ведь в их правах было остановить беспредел в городке.

Можно смело сказать, что этот фильм из страшной сказки перерастает в фильм-катастрофу. А трагедия разыгрывалась в реальной жизни на политической арене как внутри СССР (методы допроса в НКВД), так и при насильственном вторжении Советского Союза в Чехословакию в 1968г, о чем писалось выше.

Отакар Вавра нашел удивительные сходства в повторении истории инквизиции в XX веке, в завершении же показал торжество зла (Боблиг прожил долгую жизнь да еще и женился). Видимо, это было связано, во-первых, с тем, что на момент выхода фильма советские войска контролировали Чехословакию вплоть до развала СССР, не давая развиваться стране своим путем. Тогда здесь брошен вызов «надзирателям» и подан знак начать борьбу народа с агрессором. Фильм был прекрасно понят властями, отчего был снят с проката и появился на телеэкранах только после 1989 года. Также несправедливая концовка фильма независимо от эпохи побуждает зрителя не оставаться равнодушным к жестокости, дабы не породить новых «Боблигов».

Был ли усвоен урок истории — покажет время…

Экранизация одноименного романа Вацлава Каплицкого 1963 года, основанного на документах реальных процессов над ведьмами в Оломоуцком крае Чешского королевства с 1678 по 1695 годы. Говорят, Вацлав Каплицкий лишь добавил несколько второстепенных персонажей и придал сюжету некоторую мелодраматичность.

Страшные события начались, казалось бы, с пустяка. Мальчишка в церкви заметил, как старушка-прихожанка спрятала облатку в платок, и сообщил об этом священнику. Выяснилось, что облатка нужна местной знахарке, которая с ее помощью хочет излечить старухину корову от потери молока. Образованный и прогрессивный диакон Лаутер видит в этом не более, чем сельское суеверие, и предлагает наложить на бабку епитимью и отпустить с богом. Однако его рьяный коллега предлагает вызвать для расследования инквизитора Боблига, известного своим умением добиваться признательных показаний. Жернова завертелись.

Любая мелочь может привести к трагическим последствиям в обществе, где для того есть благодатная почва. Местная графиня давно обеднела. Ей страшно от самой мысли о появлении ведьмы в ее владениях, но и любопытно увидеть настоящую колдунью. А когда под молот инквизитора начинают попадать не только крестьяне, но и знатные люди, графиня начинает видеть в этом наказание тех, кто ее столько лет обкрадывал.

Верховной власти нет дела до проблем глубинки, ведь страна находится на грани очередной войны с турками. Ее позиция: «Подождем и посмотрим, что будет дальше». Местная знать также предпочитает не лезть на рожон, ведь под пытками обвиняемые называют всё новые и новые имена, и, как показывает практика, никто не застрахован от попадания в черный список инквизитора.

И вот уже друзья, которые раньше проводили время в совместных пирах, музицировании и приятных беседах, зовут одного из своих соратников, чтобы дать возможность инквизиции арестовать его без лишнего шума. И, как мне кажется, не стоит проводить никаких исторических параллелей с конкретными диктаторскими режимами. Как сказал один умный человек, «Охота на ведьм многолика и заразна, возникает, как чума, то тут, то там, невзирая на даты в календаре и границы государств».

8 из 10

Вся эта история началось в 1678 году, когда владельцы замка Велке Лосины Жеротины приютили у себя инквизитора Генриха-Франца Боблиха фон Эдельштадта.

В Вербное воскресенье во время утренней службы местный священник Шмидт заметил, что одна из прихожанок по имени Марина Шу вытащила изо рта освящённую облатку и украдкой спрятала её. Шмидт тут же сообщил про это Жертоинам, у которых в то время уже проживал Генрих Боблих. Известный инквизитор, осудивший «к Костру» к тому моменту более 200 жертв, незамедлительно начал расследование. Выяснилось, что перед службой Марина Шу зашла к местной знахарке Доротее Гроер, чтобы спросить, что ей делать с больной коровой, которая совсем перестала давать молоко. Знахарка и посоветовала Марине дать корове облатку с утренней службы.

После проведённого дознания инквизитор заявил, что в деревне скрывается целое гнездо ведьм, началась настоящая «охота» — их ловили и пытали. Во время пыток «ведьмы» называли всё новые имена участниц «заговора». За пятнадцать лет с 1678 по 1693 года, было сожжено более сотни человек. Это длилось до тех пор, пока местная немецкая и чешская знать, испуганная что дело зашло слишком далеко, не выступила с протестами к высшим иерархам церкви. Казни прекратились.

Таковы исторические факты, по крайней мере те, в достоверности которых можно не сомневаться.

И Отокар Вавра старается их придерживаться. А если и отступает, то только для усиления эффекта присутствия. И именно из-за этого и возникает главный вопрос — а о каком годе снимал режиссёр свой фильм. О 1678 или 1968 ? И от того как зритель ответит сам себе на этот вопрос, от того и зависит мораль вынесенная от просмотра. Действительно если принимать всё происходящее «как есть», то мы имеем крепко сделанный, с грамотно подобранным реквизитом, обстановкой и костюмами исторический фильм, которому могут позавидовать и современные режиссёры, снимающие исторические фильмы с таким количеством ляпов, что хочется воскликнуть — Господа, самим то не стыдно?

А вот если принять мысль что режиссёр снимал фильм с «двойным дном», то ситуация кардинально меняется. Настолько что мурашки по коже. И сразу лезут мысли — а может это и про 1937 год ? И никакая это не Чехия, а наш СССР ? Впрочем какая разница, как выясняется в любое время, и при любом правителе «своя рубашка» ближе к телу, и вот уже лучшие друзья стыдливо отворачивают глаза, а знакомые делают вид что вообще не знакомы. И даже люди церкви которые должны первыми выступить против зла становятся на его сторону. Потому что те, кто пытается нет, не выступить против — а просто высказать сомнение, оказывается тоже не застрахованы от застенков, пыток, и в конце концов столба. Ну чем не родная российская интеллигенция — тоже любит поговорить умными словами, а как дело доходит до действия — никого. Потому что страх парализует. И опутывает — как паутина. Опутывает незаметно — но верно. Сегодня не выступил против, завтра побоялся передать письмо в защиту, а послезавтра и сам ставишь свою подпись под приговором. Колесо истории сделало свой оборот.

Во времена моего детства по телевизору часто демонстрировали французскую комедию с Пьером Ришаром «Игрушка». И там есть момент, когда владелец газеты приказывает главному редактору раздеться догола, и голым пройти по редакции. А когда редактор начинает раздеваться — задаёт ему вопрос: «Кто из нас двоих хуже — я, приказавший вам сделать это, или вы, бросившись его исполнять ?»

У меня если честно ни тогда, ни сейчас нет на него однозначного ответа.

P.S. Одна из версий событий 1678 года гласит, что весь процесс Жеротины затеяли для укрепления своего пошатнувшегося финансового положения после тридцатилетней войны. Но не рассчитали силы, и сами (в который раз в истории!) оказались пешками в руках зла, которое рассчитывали возглавить. Зато сейчас именно процесс над ведьмами активно используют для привлечения туристов в Шумперк, и Велке Лосины. Вооистину правы историки, когда говорят что «добро (в материальном смысле) всегда побеждает зло».

А фильм отличный, я бы его показывал в школе.

10 из 10

…свидетельница Зузанка Фогликова, станцевав в испанских сапогах, наконец, сумела вызубрить признание в том, что летала в Вальпургиеву ночь на Петров камень (раздел «стандартный самооговор», форма N 9), но все еще питает иллюзии и не желает лжесвидетельствовать о своем бывшем любовнике Лаутнере, чья казнь потешит мое эго. Мария Саттлерова с дочерью после легкого вразумления изнасилованием проявили покорность матери Церкви и выдвинули обвинения против зажиточных соседей (по списку). Число обвиняемых достигло двадцати девяти, шестеро уже сожжены и одна «задушена нечистым» вследствие служебного рвения писаря. Имущество осужденных конфисковано. Процесс вышел на самоокупаемость и обещает приносить чистую прибыль в течение нескольких лет. Г.-Ф. Боблих фон Эдельштадт.

(извлечение из «подлинных протоколов допросов инквизиции»)

«Молот ведьм» — из тех редких фильмов, которые противопоказано смотреть без сопровождающей исторической справки: вырванные из контекста, они меняются до неузнаваемости, точно лицо человека после смерти. Сейчас трудно найти информацию, задумал ли Отакар Вавра снимать историю о зверствах инквизиции до того как войска стран Варшавского договора вторглись в Чехословакию, или и сама идея навеяна теми событиями. Но, как бы то ни было, они наложили свою печать. На момент окончания съемок фильма не прошло и года после того, как последние бутоны Пражской весны погибли под гусеницами дружественных танков, а надежды на не вполне социалистическое будущее сменились мрачной подавленностью масс и бдительной лояльностью чиновников. Еще горели заживо на площадях студенты-идеалисты, медленно сходили с ума в спецклиниках сочувствующие диссиденты и не утихала подковерная борьба в ассамблеях ООН. Еще болело внутри, пылали щеки от стыда, бессилия и невозможности выплакать эту горечь. И, конечно, она просачивалась вовне. О нет, «Молот ведьм» — не антисоветский памфлет или персональная демонстрация. Скорее — чемодан с двойным дном, исповедальная история о парализующем страхе перед бесстыдным надругательством над невинными, из страха же облеченная в исторические одежды.

Защитная маскировка по факту удалась даже слишком. Когда, спустя 20 лет, фильм все-таки был снят с полки, шифр оказался слишком сложным, а старая боль, которая одна могла бы дать к нему ключ, уже утихла. Вложенная автором идея изжила свою актуальность/узнаваемость, зато ее ороговевшая оболочка, этот труп метафоры, обрел собственную жизнь. Сегодня сами обвинения в антисоветизме, приведшие к консервации «Молота ведьм», часто списывают на сезонное обострение паранойи у цензоров, увидевших крамолу там, где ее не было. А сам фильм, в принципе не поднимающий темы религии и веры (лишь один эпизодический персонаж может быть назван верующим, да и подоплека событий — чисто экономическая, местами даже классовая, бунт дорвавшегося до власти изгоя против интеллигенции и буржуа) вдруг оказался антиклерикальным, да еще и авторитетным в этой области. Отстраненная авторская манера вкупе с обширным отвлекающим цитированием пассажей из Malleus Maleficarum и педалированием идеи «снято с использованием подлинных протоколов» приводит малосведущих зрителей в состояние должного почтения перед «полудокументальным» источником, а сведущих чуть более — в недоумение относительно мотивов создателей, выдающих за документ плоды своей фантазии. В конце концов, произвольно множить на экране преступления инквизиции — все равно, что приписывать нацистской Германии эпизод с Катынью: публика скушает, охота на ведьм в замке Велке Лосины действительно была, а кто уж там заметит явные подтасовки и логические несуразности на кровавом-то фоне?

Стержнеобразующее препарирование слабости образованного общества, пытающегося игрой на флейте и легким блудом отвлечься от воплей боли из дома соседей, проведено Ваврой мастерски. Но вычленить этот идейный контур из фильма получается лишь через усилие: он теряется за спитчами безумных монахов и зябкой обнаженной плотью, тонет в сером водовороте необязательных событий. Смотреть фильм одновременно скучно и тягостно: за короткой завязкой о роковой ошибке священника, посчитавшего кощунственную попытку местных язычниц подлечить корову Телом Господним достойной внимания инквизиции, тянется вереница однообразных уклончивых сцен подчеркнуто не зрелищного насилия. Дорвавшийся до власти полуграмотный деспот в промежутках между возлияниями и планами скорого обогащения ломает очередную жертву, едва выделенную из массовки парой внешних черт, и тут же принимается за следующую, столь же безликую, а пока еще живые покорно, точно овцы, дожидаются своей очереди.

Все повторяется, круг за кругом, снова и снова, без изменений, без развития, без конфликта, без выраженной цели. Нет даже эмоций, которые могли бы придать происходящему хоть какое-то подобие смысла: ни гнева, ни обличения, ни сочувствия к гибнущим, ни богоборческого бунта, ни надежды, ни страха, ни даже какого-нибудь садистического сладострастия — вообще ничего. Но при этом за бесчувственностью проглядывает какое-то тихое остервенение, растущее упоение этой самой безнадежностью, смакование ее. И ближе к финалу закрадывается крамольная мысль: уж лучше бы это действительно был фильм о мракобесии. XVII век был к нам добрее века XX, зная жестокость, он не ведал беспросветного уныния. Там, где есть (пусть — только в головах людей) нечто более высокое, чем мы, есть и место упованиям, мужеству, раскаянию, есть надежда на высшую справедливость, смысл в каждой жизни и каждой смерти. У безрелигиозного же и безыдейного бытового террора нет героев и мучеников, только статистические единицы, нисходящие в рукотворный ад, где зло всесильно, а добро малокровно и нежизнеспособно. Сопротивляться мучителям во имя «права», «общечеловеческих принципов» и «доброго имени», конечно, можно. Но недолго, очень недолго.