Мышонок

Среди недовольных комментариев к тому или иному фильму можно часто встретить обвинения в его бредовости. Обычно это значит не более того, что зритель счёл фильм глупым и бессмысленным. Но порой основой всего кинофильма ложится расстройство мышления главного героя, и бред в его самом прямом значении становится основной движущей силой развития сюжета. «Мышонка» это касается настолько, насколько это возможно. Во всех значениях.

С одной стороны фильм отличается крайне нерасторопной манерой повествования, постепенно перерастающей в откровенную затянутость, с другой — довольно напряжённой атмосферой, причём это психологическое напряжение создаётся не столько за счёт игры Терзич, проходившей весь фильм с одним загадочным выражением лица, сколько за счёт Сексана. Как только он со своей неблагонадёжной физиономией появляется в кадре, притаившаяся где-то опасность сразу ощущается намного ближе и отчётливей. Так тотально не вызывать доверия, казаться подозрительным, как это делает он, тоже надо уметь.

Отдельно стоит упомянуть о «монстре» (своеобразном альтер эго боснийского мышонка) — визуализации очередной фантазии главной героини, выглядящей так, словно этот монстр только что сбежал то ли с инопланетного корабля, то ли из мира фэнтези. Его мимолётные появления производят довольно эклектичное впечатление, к тому же сперва, пока воспринимаешь происходящее без его полного отрыва от реальности, добавляют хаоса и в без того беспорядочную историю. В остальном, помимо редких эпизодов с этим монстром, чего-то соответствующего жанру ужасов ждать от этого фильма не стоит. Это психологический триллер. Насквозь пропитанный грубыми и в некоторой степени неожиданными аллегориями.

Но однажды психологизм просто перестаёт производить должное впечатление. Во-первых, из-за неприлично однообразной игры актрисы, во-вторых из-за творящегося на экране: иллюзорность происходящего становится всё менее иллюзорной, грань между реальностью и бредом окончательно размывается, и возникает закономерный вопрос, есть ли тут вообще эта грань, либо же это целиком и полностью буйство фантазии нездорового разума.

Впрочем, этот вопрос не останется без ответа. Ведь если пристально вглядеться в содержание, то тут, как говорит Павел Дуров, выходит вся мякотка. И, как это ни парадоксально звучит, когда у зрителя пропадают шоры, ему в полной мере открывается зашоренный ход мысли создателей фильма, их ограниченное видение сербско-боснийского конфликта, ведь именно это главная подоплёка всей этой картины — отголоски той самой войны в истерзанной психике её жертвы.

Может показаться характерным, что в фильме нет ни одного сербского актёра при двух персонажах-сербах. Четыре основных задействованных актёра — три боснийца и немец. Что не удивительно: то, как создатели настойчиво рисуют образ злых, коварных сербов, вызывает искреннее недоумение (хотя можно неловко контраргументировать, что такой нелестный собирательный образ они изобразили как бы через призму восприятия психически нездоровой боснячки, насмотревшейся на зверства войны). Причём шаржируют они образы не только сербов, разумеется, но и немца-европейца как этакого пассивно-сострадательного гуманиста; мусульманской бедненькой жертвы, которую как бы горькая и несправедливая жизнь на самом деле заставила поступать так, как она поступила в концовке (после того, как фантазии мышонка наконец-то закончились). Всё это удивительно наивно. И следствие этой наивности — чертовски тенденциозное видение как той войны, так и более глобального вопроса причин мусульманского терроризма.

Резюмируя, можно заключить следующее: в результате авторских потуг получился тягомотный во многих местах психологический триллер, неумелыми, примитивными аллегориями взявшийся обрисовывать такие проблемы, до которых его создатели, очевидно, не дорастут никогда.

2 из 10