Язычники

С моей точки зрения фильм не является антирелигиозным высказыванием. Его вынужденная антирелигиозность не самоцель и не главная мысль. Религия в целом, и православие, в частности выступают скорее в роли той самой маски, помогающей скрыть отсутствие важных качеств: сострадания, любви, понимания, способности оказать поддержку и прийти на помощь возможно самому близкому в жизни человеку. Так шаман дикого африканского племени оказывается человечнее экзальтированной православной бабушки с мобильником.

В мире тотальной нелюбви, религия действительно может быть хорошим способом, чтобы забыть, не видеть, не слышать, под благовидным предлогом уйти от пугающей действительности, перестать отвечать за собственные поступки. Кстати, похожего эффекта помогает достичь алкоголь, разница разве что в благовидности, но и это зависит от восприятия окружения. Но не стоит пугать причину со следствием, а лекарство с плацебо. В мире, не способном сопереживать, смерть — избавление. Вопрос только в том, действительно ли мы живем в таком мире? Если нет, то попытка увидеть и понять того, кто рядом, будет куда более действенной мерой, чем самое искреннее покаяние, крещение и соблюдение всех предписанных ритуалов.

Бытовуха, насущные проблемы, нехватка денег, экзистенциальный кризис. И вдруг чудо, свет в конце туннеля. Что это, если не Божий дар?

Сын-неудачник и по совместительству безработный отец семейства страдает от несостоявшейся музыкальный карьеры. Мать, вытягивающая всю семью, — задушенная вечной погоней за «лучшей жизнью», потерявшая связь с уже взрослой дочерью, от бессилия превращается в агрессора. И вроде бы обычный сценарий русской жизни, но тут появляется спасительница-свекровь, она же религиозная фанатка.

Дальше все развивается довольно стремительно — сынуля получает хорошо оплачиваемую работу на складе одного священника с помощью своей матери, для его жены-риэлтора тоже находится интересное предложение. Всем спасибо, все довольны. Только теперь свекровь хочет вводить свои правила игры.

Наконец-то всплывают неудобные вопросы: что грузят на этом складе? Свечки и иконы? Вряд ли.

Религия в нашей культуре стала запретной темой, ее не принято обсуждать или осуждать, есть только один вариант — уверовать. Или..?

Очень аккуратно режиссер вводит иронию, сюжет развивается довольно стремительно, борьба с представителем агрессивного православия оканчивается победой здравого смысла.

Спасибо за альтернативный взгляд на эту тему, этого кино мне очень не хватало в период взросления.

P S любимый момент — откровение соседа-пьяницы:

«Я выпил, я смог, и меня не пригвоздило. А потом я сказал одно слово, одно единственное слово. Слово бл**ь. Ты понимаешь. Я пил, матерился, плакал, и я почувствовал себя живым! А когда не пил и не ругался я чувствовал себя мертвым. Так что же это за вера за такая, если нельзя выпить и сказать то, о чем думаешь! Где тогда счастье тогда, понимаешь ты или нет?»

Его внешняя форма — антицерковный пасквиль, творение заблудших в неверии людей (режиссера, сценариста(?), актеров, а главное — продюсеров и спонсоров, его финансирующих). О том, что в сегодняшней, странной для всех, жизни христианство ничем помочь не может, а только усугубляет людские тяготы.

А куда их еще усугублять, если в показе беспросветных трудностей, неустройств и даже мерзостей режиссер совершенно типичный либерал? Поэтому изображенная жизнь — как и сам фильм — серая и тяжелая, люди здесь — сплошь издерганные психопаты, а все, относящееся к Церкви — неприкрытая и типичная богоборческая карикатура на нее. Вплоть до, на первый взгляд, нормального священника (что для героев фильма редкость), который делает полезные дела, на самом деле являясь тайным владельцем склада для перевалки непонятно чего (и от этой непонятности еще более зловещего), позволяющего платить честному, но потерянному атеисту, по доброте принятому им на работу, аж по 100 тыщ!

Но особенно отвратительна — в ключевой для фильма роли верующей бабушки — немолодая, с иссушенным лицом актриса Татьяна Владимирова, сыгравшая роль обесчеловеченной и маловменяемой фанатички, в последнем приступе наступающего маразма. Под благообразностью бабушки с первых кадров ощущается тяга к насилию, ханжество и фальш, и для нее жизнь — лишь место страданий и переход к смерти. В которых упрекают и которую дружно разоблачают остальные герои. Особенно в кульминационных сценах фильма — почти удавшейся попытке самоубийства внучки. То есть полный набор прогрессистских штампов, характерных и для зарубежного, и для советского, а теперь и для нынешнего «освобожденного» левого кинематографа.

Однако есть в фильме возможность и другого взгляда. На котором, как на индульгенции, могут настаивать упомянутые выше деятели. И в этом вполне себе постмодернистские (много зла и немного добра для вкуса). Мол, есть еще те мотивы. И каждому свое. (Да вот только считать ее могут только глубоко думающие и сильные в православной вере люди — а таких по-любому очень немного).

И такая возможная трактовка фильма — это приговор для живущих практическим язычеством людей. Материализмом, атеизмом, либерализмом, верой в партию и коммунистическое будущее. Какими бы красивыми словами герои фильма подобное мировоззрение и следующую из него жизнь ни называли и с чем бы ни связывали — с культурой, философией и даже с пародией на веру (характерны проходящие сквозь фильм и для разных героев тот же Ницше или шаманские африканские учения). Но они все — разных возрастов и условий — приходят к полному жизненному краху.

И даже явное обращение к ним в такой экзистенциальной ситуации Создателя в форме чуда (спародированного и потому «перечеркнутого» в их сознании безумной бабушкой) не способно вытащить их из плена бессмысленного безверия и безверного безмыслия.

А робкая попытка завершающего вполне себе либерального хеппи-энда больше похожа на дурную бесконечность. С конвульсиями продолжающегося несмотря ни на что жизненного пути (уход из семьи, защита диссертации, воссоединение матери и дочери и т. п.), игрой на дудочке над больной, ухмыляющейся африканской маской и хорошо слышимым матом по отношению ко всему — к себе, к другим, к самой жизни.

Тех людей, которые за небом, красотой и любовью не способны увидеть Бога. И придти к нему.

Язычники, однако.

С самых первых кадров видим людей на льду. Одни сознательно (но безопасно) погружаются в темную пучину, представляя себе чудесное перерождение, другие ступают на хрупкую поверхность спасаясь от безысходности, может и не столь всеобъемлющей, а скорее довлеющей в силу внутреннего максимализма, но в глубине себя также надеющиеся нащупать узкую тропинку сквозь опасные полыньи, которая выведет и спасет. Но лед, как известно, вещь ненадежная, а в общественном месте и при свидетелях — вдвойне. И возможно впервые испробовав такой способ заявить о себе самом и поквитаться с этим жестким миром, ощутив в этом стремлении выражение своей собственной воли, силы и отчаянья, кто-то пробует совершить этот проход (или найти выход) снова, только уже более радикальным способом…

Создатели фильма, возможно и не ставя себе это целью, но открыто маршируют известный марш определенной категории лиц, и заходя, как бы это сказать, с другого конца указывают на пока ещё доступную свободу собственного духовного выбора каждого конкретного человека. Пусть религия и чувства к ней и защищены теперь законом, но показать ту сторону и религиозного института и религиозного сознания, которая частенько «сияет» совсем по-другому, это Слава Богу пока ещё очень сильная возможность действовать и защищаться!

«И вот семья, обычная семья, Мама, папа, я. Живёт семья, приличная семья, Лошадь, крыса и свинья.» Тут конечно, как и везде, возможны и другие животные, но очевидно что из этого языческого зоопарка отчетливее всего проглядывает мертвая ворона. Образ мертвого животного конечно наверное может заставить зафиксироваться на себе сознание юной девицы, но как-то странно что он был захвачен и сохранен аж в трех-летнем возрасте… Когда появляется бабушка, то их гадский мир начинает сопротивляться, но некоторые — только до момента когда становится видна материальная выгода такого неожиданного визита… Когда смотришь фильм, то кроме девочки, переживать не хочется ровно ни за кого! Каждый оказался там и делает то, что более всего хочет, получая за это либо желанные упреки, либо укрепление в чувстве собственной инаковости и избранности.

Когда я досмотрел фильм до середины (до момента когда начали свершаться первые позитивные «чудеса»), я подумал, что всё — теперь до конца будут идти только нескончаемые прелести. Но продолжение оказалось совершенно противоположным…

10 из 10