Четыре минуты

Есть те ленты, которые можно пересматривать бесчисленное количество раз — и всякий раз они будут звучать, как в первый, и всякий раз задевать за самые живые и трепещущие уголки души, и слёзы всякий раз будут наворачиваться не наигранные, не оттого что «положено» и не оттого что надавили прямо на слёзную железу, нет — лишь оттого, что ощущаешь себя живым, и сама жизнь внутри тебя в эти моменты плачет, видя себя полностью проявленной, во всём своём великолепии и красоте, на экране.

И давишься этими слезами, и душат они тебя, и комом в горле стоят — и не вытравить их, и не задавить.

Страшная лента, абсолютнейше злостная, со всеми мерзостями тюремной жизни, с драками, гнётом, затравленными женщинами, дорвавшимися до власти неудачниками, считающими своим долгом ещё больше втоптать в грязь человека по их меркам опустившегося — даже если тот от Бога талантлив, даже если притом он ещё и невиновен. С ужасами нацистского режима, повешениями и газовыми камерами, попытками подмять человека под систему — и предательством самых близких и родных.

И да — с жизнью после этого предательства, опустошённой и лишённого всяческой самоцели, без любви и веры в себя, без надежд и мечтаний, когда смыслом остаётся лишь проживание и терпение. С насилием родителей, с жертвами во имя этой самой, упомянутой выше любви — и пониманием после, что не любовь то была, а лишь желание воспользоваться. Со смертью детей.

Грязно, жутко, холодно и безжизненно-серо.

И сквозь всё это лавиной льётся музыка — от Шуберта, Шумана и Баха до негритянских и джазовых ритмов. Музыка льётся, плещется, разливается водопадами, заполоняет собой всё — и не встать ничему и никому у неё на пути.

И старая немка, преподавательница игры на фортепиано, понимающая всем своим естеством, что лишь музыка и успокоит израненную душу этой юной истеричной девочки, талантливой до одурения, нервной, ногти грызущей, костяшки о клавиши расколачивающей, тащит эту девочку за собой, будто на буксире, туда, где музыка побеждает всё — и топит любое, самое жуткое горе.

«Если и есть смысл в жизни, то он в том, чтобы не зарывать свой талант» — кричит она, получив от своей подопечной внушительную затрещину.

И девочка корчится, морщится, кидается по углам квартиры, но понимает — права эта престарелая, уставшая, предавшая саму себя фрау Крюгер. Права. Ещё как права.

И едет на свой конкурс молодых пианистов, стотысячный в её жизни, будучи заключённой, сбежавшей из тюрьмы — и играет своего Шумана, концерт ля минор, в три с половиной раза быстрее оригинала, негритянского, с ударами по крышке и рокотом пальцев, бегущих по струнам, и кровью от в очередной раз разбитых костяшек, и упавшим табуретом — и склоняется в почтительном книксене перед той, перед кем не стыдно побыть милой, перед кем не страшно скинуть маску оторвы беснующейся, перед той, кто единственная разглядела её в классической пианистке, юном гении, угодившем в переплёт.

И на последних кадрах эта девочка — вновь милое, гениальнейшее, сияющее изнутри чудо. Несмотря на всю беспросветную чернь — и дула автоматов, направленные ей в лицо, и полицейских, вновь скручивающих ей руки за спину.

Всё осветилось в эти четыре минуты — и за то гран-мерси Краусу, снявшему всего один яркий фильм, зато какой. И Ханне Херцшпрунг, сыгравшей то, что, дай Бог, людям пяти в этом мире дано. И Шуману. Разумеется, Шуману.

Главные героини фильма очень разные. Одна — молодая девушка, мотающая долгий срок по обвинению в убийстве, кидающаяся на охранника и калечащая его в приступе гнева, а обнаружив посреди ночи труп повесившейся в изголовье ее нар сокамерницы, она первым делом обшаривает карманы той на предмет наличия сигаретки; вторая — старая сдержанная и чопорная фрау, первым делом норовящая спросить у маленькой девочки, умеет ли та делать книксен. Но есть и то, что этих двоих объединяет: они обе помешаны на музыке! И о том, что выйдет из их встречи в качестве ученицы и учительницы игры на фортепиано, и рассказывает эта картина.

В фильме создается атмосфера мрачная и безрадостная, и единственной отдушиной этого удушающего мира является музыка. И две судьбы, сошедшиеся в ней, раскрываются перед зрителем: обе трагичные, и вполне объясняющие, почему главные героини таковы, какими мы их видим — травмированные прошлым, не видящие ничего отрадного ни в настоящем, ни в будущем, и взаимно проецирующие друг на друга свои кошмары, они тем не менее одинаково отчаянно хватаются за музыку, что и держит их вместе.

Смешав на одной сцене двух помешанных (буйную и тихую), их непростые взаимоотношения, а также добавив Шуберта и «негритянской какофонии» получаем 1:48 неплохой психологической драмы и 4 минуты поразительной музыки.

Концовку обнадеживающей я, к слову, не считаю. Лучшее на что может надеяться оптимистичный зритель, что Дженни не сойдет с ума и не наложит на себя руки, если и дальше сможет выплескивать свои чувства в игре на фортепиано, а не в избиении надзирателей и попытках пробить ударопрочное стекло собой. Но фильма такой финал не портит — он ему в тон; хэппиэндов и в Голливуде хватает, а взрослому европейскому кино -

8 из 10

Довольно-таки интересный фильм представляется взору зрителя из Германии сегодняшних дней. Здесь повествуется о женщине-учителе музыки в женской колонии, где кстати говоря только 4 ученицы, 1 из которых повесилась, 2 другие неинтересны для зрителя, но вот четвертая является собой персонажа на которого стоит обратить внимание, потому что далее идет сюжетная линия связанная довольно тесно с ней. В ней сочетается грубая ярость и музыкальный талант (по мнению фрау Крюгер, который тратится на бестолковую «негритянскую» музыку).

И мы далее потихоньку узнаем и о самой фрау Крюгер довольно интересные факты, из-за которых в общем-то и сложился характер 80-летней старушки.

Ее ученица очень вспыльчивая и довольно часто совершает очень странные и импульсивные поступки. И далее эта парочка готовиться выступить на конкурсе пианистов. Преодолевая различные трудности им все таки это удается. Музыка, которая получается у нее, отличается от Шумана фрау Крюгер или «негритянской» которую любит Дженни, эта музыка является синтезом классики и той самой «негритянской» музыки. Здесь мы видим, как в этих 4 минутах передается характер и психологический портрет Дженни, такой импульсивный, непредсказуемый, необуздаемый и свободный от каких-то рамок, и легкий в плане движения этой музыки.

Фрау Крюгер оказывается очень непроста. В ее жизни бывали очень сложные ситуации в довольно нелегкие времена, но она их пережила отстранившись от людей не доверяя никому. Потом в фильме мы видим как фрау Крюгер все-таки хочет поделиться своими переживаниями и рассказывает их Дженни, но она их воспринимает по началу холодно и даже оскорбляет (до этого ударив старушку), тем самым выводя из себя пожилую женщину. Но Дженни оказывается в том же положении, что и Крюгер, но если фрау отстраняется от мира, то она мечется в ярости, она словно тигр готовый наброситься на любого, даже на того, кто хочет ей помочь, именно потому, что сама в жизни пережила довольно нелегкие ситуации. (Изнасилование отца, взять вину своего молодого человека в убийстве на себя, тем самым запороть свою оставшуюся жизнь). Она тоже не в восторге от людей, но периодически мы видим в фильме, как Дженни видя фрау Крюгер и то, что она делает, понимает, и я думаю так можно выразиться, что «мир не без добрых людей.»

Также фильм демонстрирует, что даже в самых, как нам кажется «конченных» людях присутствует, то что делает их даже лучше людей, чем те которые берутся их судить.

Таким образом, фильм Крис Краус очень достойный, и я бы его советовал посмотреть людям особенно интересующимся темой музыки в смеси с преодолением жизненных трудностей.

Последние 4 секунды довели до слез, из-за них фильм даже показался милым. Хотя сначала я была уверенна, что режиссёр вложил в него через чур много жестокости. И как вообще такое можно было снять!?.. Человек с одной стороны отдаёт музыке всю свою жизнь, а с другой просто у талантливого человека нет выбора. Режиссёр показал нам двойной образ того, кто не сможет долго без музыки, того кто будет одёргиваться при каждом звуке любимого инструмента…

Ассоциация только с фильмом Чёрный лебедь, когда нет ничего важнее искусства и ничто не может встать на его пути.

Оценка 10 за финал и актёрскую игру девочки.

10 из 10