Демон

Неудачливый мужчина позволил себе больше, чем мог себе позволить, обзаведясь бедной любовницей, не отказываясь от кормящей его заработком работящей, но бездетной жены, осчастливленный скорым рождением первенца, а следом ещё двух детишек, оставшихся на руках безработной женщины, прозябавшей в ожидании денежных передач.

Иссякшее терпение взорвалось вспышкой гнева, скоротечными сборами и налётом на логово обманщика, водившего за нос обоих, теперь же не знающего, как уладить открытый конфликт: нет денег — нет няньки и, сброшенные с рук содержанки, детишки оказались на полу неведомого дома, провожая взглядом, след сбежавшей матери, простывший раньше, чем они успели моргнуть.

Женская драма сжата здесь в кулачок — материнская измена повисает безответным вопросом о том, как же она посмела и как же она смогла. Тщетные поиски, бесполезные расспросы, наспех собранные вещи и последние распоряжения соседям, которым нечего рассказать.

Режиссёрский взгляд обращен к мужчине, мечтавшему стать отцом и, наконец, получившем всех троих, не имея шанса уклониться от выбора: быть отцом своих детей или мужем разгневанной жены, разжигающей его сомнения в происхождении младенцев, заставляя колебаться между страхом за себя и ответственностью за детей, между деловой несостоятельностью и личной слабостью, не в силах защитить своих малышей.

Гнев обманутой жены объясним и понятен, как и её непреодолимое желание, всеми мерами изжить принесённую подкидышами боль и печаль. Но этот гнев становится испытанием отцовства, которого хотел и получил её непутёвый муж, получивший три попытки решиться, встать на ту сторону или остаться на этой, вместе или порознь с гневом и любовью, не замечая, что в выборе этом он не один.

У годовалой крохи не спросишь, да и трёхлетняя дочка всё ещё сама не своя — весь груз на плечах старшего шестилетки, разгадавшего весь их горький, безнадёжный расклад, вместе с режиссёром ведя свой короткий отсчёт: три, два, один, надеясь достучаться и успеть остановить трагедию, оставаясь её заложником и, одновременно, творцом.

Отец и сын замыслены равными сторонами, каким бы разным ни был масштаб их исполнителей: непостижимо пластичного, метущегося в страхе Кена Огаты и отчуждённо застывшего, малоподвижного Хироки Ивасе, поставленного руками режиссёра в жёсткие рамки, упорно дуя в одну и туже страдающую дуду.

В своём фильме, опирающемся на роман известного «криминалиста» Сэйте Мацумото, Ёситаро Номура уклонился от масштабного развития истории, выбрав для воздействия единичный нерв, раздражая который, он добивается высочайшего морально-нравственного напряжения ситуации, обостряя её точечными ударами, выстраивающимися в замысловатый криминально-психологический сюжет, до поры отсекающий посторонних людей, которые, появившись в конце, остаются лишь свидетелями последнего слова, заменяющего собою долгую смерть».