Лермонтов

Нарочно или случайно, анахронизм времени года в фильме как будто намекает на необязательную фактологическую достоверность картины и, может статься, на душевное состояние главного героя. Размеренность и созерцательность повествования, чуждая современному нам ритму жизни, чувственно перемещает зрителя в эпоху двухсотлетней давности, что, судя по отзывам, для многих оказывается невыносимым испытанием.

Формат одного (последнего) дня жизни Лермонтова, внутри которого драматургически выстраивается предыстория его конца и раскрывается его образ, выбран, на мой взгляд, очень удачно. Образ проницательного, глубоко чувствующего несовершенство этого мира, но умеющего наслаждаться жизнью поэта передан Ильей Озолиным во всей противоречивой полноте. Да и вообще выбор малоизвестных актеров только на руку 'Лермонтову' - сплошь молодые интересные лица, органично вписавшиеся в атмосферу тогдашнего Кавказа.

Лермонтов всегда 'восставал против мнений света' - и здесь свет воплощает в себе Мартынов - высокий, холеный, на белой лошади. В противопоставление Лермонтову, ласкающему дворняжку, авторы сопровождают Мартынова поджарыми и резвыми охотничьими собаками.

Я не читал стихотворение 'Ночевала тучка золотая...' со времен школьных лет, но только теперь, благодаря этому фильму, я оценил его лаконичную глубину. Из всего творчества поэта только его режиссер и берет в свой фильм.

Подмывает сравнить 'Лермонтова' с недавним 'Пророком', и в этом сравнении, как по мне, безоговорочно побеждает первый: манерности и лощености фильма Умарова противостоит вдумчивость и первозданная красота в картине Бакурадзе. Возможно, сравнение этих фильмов в какой-то степени близко сравнению жизни их героев. Они, впрочем и умирают по-разному: в отличие от Пушкина, Лермонтов, кажется, всегда был к этому готов.

Прекрасный фильм! Динамичный, яркий, захватывающий! Какая актёрская игра! А сколько здесь авангардистских киноприёмов!

За первые пять минут экранного времени, Лермонтов трижды снял, и быстро надел штаны. Вы думаете, что это случайность? Поэт репетирует отбой? Готовится к чемпионату Северокавказского округа по скоростному сниманию штанов? Ничего подобного. Силу гнева, пламя страсти, и уверенность в победе видит зритель в этом движе. Назовём этот приём - поэтикой спущенных штанов.

Оператор обожает показывать дверные косяки, стены, оконные проёмы. Камера подолгу останавливается на этих увлекательных деталях. Раз в пять минут, на фоне стены (окна, двери) промелькнёт человек. Раз, и нет его. А косяк остался. Стоит. И камера следит. За этим скрывается какая - то мысль. Это неспроста. Назовём это метафизикой косяка.

Оператор не любит людские лица. Вот лоснящийся круп лошади ему по душе. Сальные затылки героев тоже. Я насчитала не менее 15 таких кадров, где камера навязчиво следует за героями сзади, и утыкается в их макушки. Потом, мне надоело, и я бросила это увлекательное занятие. Затылок на фоне крупа - идеальное сочетание. Приём называется - диалектика затылка, плавно переходящего в лошадиный зад.

А что же главный герой? Он показан мужчиной, приятным во всех отношениях. У него очаровательный, недоумённо-брезгливый взгляд аутиста, походка инвалида - ампутанта, но самое главное для поэта - это голос! В фильме есть нежная, лирическая сцена. Поэт привалился к девушке, как пьяный, справляющий малую нужду приваливается к забору. Нам опять показывают красноречиво молчащий затылок гения, показывают долго, минут пять. Всё это время, девица что-то непринуждённо щебечет. Оператор искусно переводит камеру на лицо пиита, и мы видим, что его сейчас стошнит, или он ещё каким - то способом опорожнит кишечник. Чуткая девица понимает, что поэту нужно облегчиться, и коварно предлагает ему - Мишель, прочитайте стишок?

И вот тут-то Лермонтов покажет себя. С трудом проталкивая согласные сквозь забитые бронхи, гундосым голосом контуженной старушки, с прилежанием троечника, читающего стих у доски, Михаил Юрьевич старательно гнусит - Нгхочевала тхучгхка сволотая на гхрудии...

Солнце. Солнце русской поэзии.

Фильм населён какими - то безымянными персонажами. Сами они не представляются, а режиссер не посчитал нужным познакомить зрителя с ними. У них скучающие, опустошённые лица, им нечем заняться, и все они испытывают страшную жажду. Шампанское! Где шампанское? Шампанское от насморка, вместо завтрака, вместо дуэли, шампанское всегда и везде. Шампанское по утрам пьют аристократы, и... герои этого чудесного фильма.

Если верить этому фильму (а почему бы нам не верить?), то воздух на планете Земля стал чище после смерти поэта. 'Он всех нас ненавидит', 'у него гадкий язык', удивительно, как у такого типа вообще могли быть друзья. Да и поэтическое дарование, опять же, если верить фильму, сводилось к умению сочинять частушки в стиле 'Девки в озере купались, их надежды оправдались'. Шуточки про кий и шарики? А эта манера щеголять в расстёгнутом до пупа мундире? Наслаждайтесь моим исподним, дизайнерское. Галантный 19 век.

Жил грешно, умер...

'Мучительнее нет на свете наказанья,
Чем видеть эту смерть, как боль свою и грех...' (с) Л. Филатов

Я была в музее Лермонтова в Пятигорске. И видела гостиную в доме Верзилиных, где случился тот трагический конфликт - совсем небольшую комнату, далёкую от наших представления о бальной зале. Южный вечер. Кто-то играл на рояле, кто-то тихо переговаривался у карточного стола, дамы занимали и без того небольшое пространство комнаты своими пышными юбками. Вдруг музыка стихла, и в тишине послышался насмешливый голос Лермонтова, обращённый к приятелю и сослуживцу: - 'Как же ты хорош, Мартынов! Ты похож сразу на двух горцев' (по другой версии пошутил про горцев с большими кинжалами). Сейчас спустя почти две сотни лет, можно долго рассуждать стоила ли эта фраза смерти гения. Но поручик Михаил Юрьевич Лермонтов тогда гением и не считался.

15 июля 1841 года... Солнечный день (почему-то осенний, простим режиссеру эту вольность). Все слова уже сказаны, но ещё можно что-то изменить. Глебов, 'Монго' Столыпин, Васильчиков, Трубецкой пытаются предотвратить катастрофу. Но сделать это, пожалуй, невозможно.

Лермонтов. Сомневающийся, неуверенный, заносчивый, резкий, остроумный. Неприятный. Да-да, неприятный, именно так характеризовали поэта некоторые современники. Я была в негодовании от трейлера. Но мнение свое кардинально изменила. Озолин как то умудрился стать моим Лермонтовым. Он не говорит умных слов, не совершает благородных поступков и даже не читает стихов. Но из гранитного памятника и портрета в учебнике литературы превращается в живого человека. И я с детства знала, чем закончится эта история у подножья горы Машук. Но каким-то непостижимым образом до последнего верила, что роковой выстрел не состоится.

Очень хорош Евгений Романцов - Мартынов. Вот не знаю, был ли так хорош его прототип. Дамы скучноваты, их образы не раскрыты, но это и не нужно. Обычный день. Обычные, давно знакомые и порядком надоевшие друг другу люди. Обычные прогулки, сплетни, ссоры, курортные романы. Этот день начинался как тысячи других дней. Но навсегда вошел в историю русской литературы. Так уж случилось.

Что ещё? В зале со мной было пять человек, из них двое непритворно заснули и благополучно проспали до финала. Так что к столь масштабному прокату фильма у меня есть вопросы.

Но все это лирика, право. Для меня фильм откровением. Я провела день с Лермонтовым. Не узнала его, нет, конечно. Но он мне стал понятнее и ближе. За это спасибо.

10 из 10

Дух изгнания
Это очень тихий фильм. Прозрачный, как акварель. В нем нет музыки, в нем очень мало и неохотно говорят, больше слышны звуки природы и быта. В нем все неторопливо, воздушно, и жизнь словно хочет растянуть последние часы жизни того, кто так спокойно, словно фаталист, ждет смерти.

Что ж, для русской литературы это не первая и не последняя история выстрела, оставившего вечное многоточие…

Илья Озолин играет Михаила Лермонтова таким же разным, каким он виделся окружавшим его людям - желчным и ядовитым одним, добродушным и грустным другим, и бесконечно одиноким, каким он видел себя сам.

Думаю, что самому Лермонтову фильм бы очень понравился, в нем он немного Мцыри, совсем немного Печорин и слегка Демон, печальный и все понимающий… Он много молчит и наблюдает, ездит по горам верхом, природа и животные ему ближе и приятнее людей.

Бесконечно интересно наблюдать быт и жизнь светских и военных людей на Кавказе, где смесь местных обычаев и уклада привезенной из Санкт-Петербурга или Москвы жизни, затейливо переплетается между собой. Камера неторопливо скользит по беленым стенам и коврам в мазанке Лермонтова, где он спит, словно на рисунке Густава Шведе, останавливается на деталях кавказского костюма Мартынова, подчеркивает колоритные и очень красивые костюмам дам, в чьих туалетах кавказские украшения соседствуют с петербургской модой.

Все актеры совершенно прекрасны в ролях своих персонажей, за каждым интересно наблюдать, фильм не рассказывает, а именно показывает историю, оставшуюся за кадром, и через их общение и отношение к друг другу, складывается общая картина, приведшая Лермонтова к подножию горы Машук.

При этом не стоит относиться к фильму как в документальному исследованию, поскольку кино про великих людей снимают не для дискуссии на тему «все было не так». Ровно как и споров «каким он парнем был». Да, очевидно, Лермонтов очень многим не нравился, и в отличие от Пушкина, не успел стать при жизни «нашим всем», но успел многим попортить много крови своим неуживчивым и высокомерным характером, и только призма времени и его гения заставляет теперь свысока смотреть на его недругов.

Но фильм хорош именно тем, что вовсе не стремится дословно воспроизводить события 15 июля 1841 года, скорее почувствовать витавшую в воздухе неуютную и какую то осеннюю атмосферу гор, создавая практически физическое ощущение тревоги и несчастья.

Здесь не будет хороших и плохих, правых и виноватых, как в советских учебниках, а только та неуемная и отчаянная тоска по чему-то неведомому, которую вы всегда чувствуете, читая Героя нашего времени или Демона.

Налитое тревогой и неопределенностью молчание, пожалуй, затягивают в фильме лучше любого экшена, а навеянные Фаталистом сцены и приближающаяся развязка, снятая абсолютно по-лермонтовски, просто, без пафоса, где самая трагическая роль отдана разразившемуся на месте дуэли ливню, в своей скорбной обыденности настолько же реалистична, насколько и сумбурна, как и неловкая возня секундантов, на чьих руках умер тот, кому суждено стать героем другого времени.