Побег из тюрьмы

«Побег из тюрьмы», снятый по роману «Хагоку» о «короле самовольного ухода», психологической драмой о превратности судьбы сентиментального моряка.

Пенитенциарная система Японии времён второй мировой войны размышлением в зрителя. Уголовный преступник в четырёх стенах казённого каземата кинодействием наслаждения. Познавательный аспект для сравнения ГУЛАГа с тюремным бытом имперского трона. Величайший мастер актёрской сцены лицедейством погонного мундира. Пожалуй именно эти аспекты послужили побудительным мотивом для ознакомления.

Исправительное учреждение с отбыванием наказания по-японски, мне встречать не приходилось. «Здесь», всё больше американская киношкола пестрит сюжетами. «Мотыльки» 1973 года и 2018 наблюдением за преступившими законные нормы общества, «Побег из Шоушенка» 1994 года с многострадальным Энди Дюфрейном без вины виноватым в кругах клети ада, «Полуночный экспресс» 1978 года ужасами турецких застенков, «Тюряга» 1989 года с «милейшим парнем» Сильвестром Сталлоне и так далее, и тому подобное. Из под ветвей расцветающей сакуры, обычно выходили, рождаясь, самурайские фильмы. Люди долга, люди чести представали вниманию зрителя. Продажные женщины усладами гейш в танцевальных ритмах. Многочисленной была и остаётся армия якудза, а равно сражающихся с ними сил добра — полицейских. Но надзирателей хлеб, всегда был табу. Не освящался.

Так какова же она, крепость заключённых под стражу в 40-х годах прошлого столетия? Проста и потешна для нынешних времён. Барачное помещение расколотое коридором по середине на две части. Дубовые выгородки стенами отделённых друг от друга комнат. Пространство камер длиною в 2,5—3 метра и шириной в 1,5. Решётчатая дверь с намордником, матрас и одеяло с подушкой в комплексе минимализма. Слышимость — сто процентная. Паёк на день — 900 грамм риса или пшеницы. Мало? Много? Судите сами, у надзирателя — 350 по норме. Для особо ретивых — наручники или кандалы усмирением. И никаких тебе штрафных изоляторов, и никаких тебе карцеров для острастки. Буянишь? Тебя станут упрашивать успокоиться. Не подчиняешься приказам спать не пряча голову под одеяло? Упрашивать… станут чаще.

Это что, курорт что ли? Ну, курорт ни курорт, а «санаторий» для экстремалов точно. Как тут не сравнить «эту прелесть» с российским «Затерянным в Сибири», 1991 года. И временные рамки всё те же. Только Сталинский лагерь с цепными псами с автоматным дождём в погонях, прогонах, более величавы. Побег там, и побег здесь ой, как разнятся по своей сути. И начальнички надзирателями в общечеловеческом бесчеловечии выворотом.

Такеши Китано главным надзирателем с убойным сроком службы системе — до ретушированных под цвет вороньего крыла седин. Ой-ой-ой. Тюрьма вчера, тюрьма сегодня, тюрьма завтра. Ой-ой-ой. Как тут не вспомнить Анатолия Дмитриевича Папанова — «Твой дом — тюрьма!» или вот ещё — «Тебя посодют, а ты не воруй!» День за днём ДОБРОВОЛЬНО в ЗАСТЕНКИ. Вот ужас, то! Долг? Кредо? Фанатизм? Да-да, что то в этом такое есть. Дедушкой, величает этого цербера приговорённый к пожизненному заключению Сакумо. Молчаливый надсмотрщик редко роняет с губ слова. Его застывшая безучастием маска силится понять, осознать поведение подопечного. Из года в год они лицом к лицу друг с другом. Один мается преодолением, неся бремя вечности на плечах. Другой — рассматривает, опасаясь ослабления хватки когтей, держащих жертву.

Скованные одной цепью
связанные одной целью.
Здесь суставы вялы, а пространства огромны,
Здесь составы смяли, чтобы сделать колонны.
Одни слова для кухонь, другие для улиц,
Здесь сброшены орлы ради бройлерных куриц.
И я держу равнение, даже целуясь,
На скованных одной цепью,
Связанных одной целью.
Скованных одной цепью,
Связанных одной целью.

Так что же мы видим здесь? Поединок? Нет, не думаю.

Некое подобие дружбы? Тоже вряд ли.

Созерцание ограничения свободы? Возможно.

Здесь два полюса единого целого. Одному уготована мука и рывок на побег, один за одним, пьянящей свободой от оков. Другому определено сдерживать охраняя. И оба несут свой крест в вечность. Философская притча с незамысловатым сюжетом.

7 из 10