Дантон

…при чем здесь Лех Валенса. Однако обязательное упоминание его имени в связи с опусом Вайды давно набило оскомину синефилам. Многие критики отождествляют Дантона именно с Валенсой, поскольку оба политика были «народными трибунами». Вайда предсказуемо для художника отрицал эти параллели, однако количество политической болтологии (по-французски «парламент») в его фильме наводит на мысль о том, что вся картина — одно сплошное высказывание на тему. Авторское кино социалистической Восточной Европы в силу известных причин было донельзя политизированным, апофеозом этого тренда стали гротескные фильмы Душана Макавеева. Поляк Вайда, будучи важной составной частью процесса, в то время тоже делал фильмы только о политике. Месседж «Дантона» читается без труда: всякая революция, пусть и справедливая, добившись нужных результатов, приводит к отдалению новой власти от народа, а тех, кто не хочет отдаляться, делает своими врагами. Это послание облачено в филигранную режиссуру и украшено идеальной актерской игрой, большинство героев абсолютно убедительны и обладают яркой индивидуальностью. Но проблема в том, что фильм состоит почти целиком из политических прений в закрытых помещениях и напоминает удушливую театральную постановку. Ни режиссер, ни оператор не делают ровным счетом ничего, чтобы хоть как-то разнообразить протокольный стиль картины. Поэтому «Дантон» больше подходит любителям не кино, а театра и французской истории. Истории пополам с художественным вымыслом: «я так вижу».

Холодной весной 1794 года, во второй год республики, Жорж Жак Дантон возвращается в Париж и пытается остановить машину террора, запущенную якобинским Комитетом общественного спасения…

Режиссером «Дантона» был известный польский режиссер Анджей Вайда и, разумеется, критики увидели в фильме отображений происходящих в Польше событий. Тем не менее, Анджей Вайда всегда был выше простого политизированного режиссера и данный фильм нельзя однобоко рассматривать как аллегорию на противостояние между Войцехом Ярузельским и Лехом Валенсой.

На фоне страдающего народа разворачивается безжалостная борьба между Максимилианом Робеспьером и Жоржем Жаком Дантоном. С первых минут режиссер погружает зрителя в мир революционного Парижа — голодные и оборванные люди, ждущие свою скудную пайку хлеба, безжалостная Национальная гвардия, алчущий крови Комитет общественного спасения и гильотина, неумолимо отправляющая людей на смерть.

Франция охвачена «тихой» гражданской войной и не с двумя, а с множеством противоборствующих сторон — якобинцы, кордельеры, роялисты, журналисты и многие другие. Несмотря на принятие в 1789 году Декларации прав человека и гражданина и повсеместное декларирование демократических ценностей, страна движется к диктатуре, знающей только одно слово — смерть. Национальный конвент первым почувствовал дыхание смерти, и самая многочисленная фракция депутатов полностью оправдала свое прозвище — «болото».

Жорж Дантон изображен человеком, полным иллюзий, думающим, что словом можно сокрушить машину террора. Он отказывается разгромить якобинцев силой оружия и думает, что сможет превратить суд в трибуну для пропаганды и склонить народ на свою сторону. Но боги революции жаждут крови своих детей и первым на плаху пойдет Дантон. Я не могу точно судить об исторической аккуратности данного портрета Дантона. Тем не менее, можно точно говорить о том, что эта роль — одна из самых лучших у Жерара Депардье. Если вы хотите насладиться настоящим Жераром Депардье, игравшим у лучших европейских режиссеров и блиставшим в паре с первыми актрисами мирового кино, то ни в коем случае не пропустите данную картину.

В исторической и художественной литературе сложилось два противоположных портрета Максимилиана Робеспьера. Одни авторы его изображают как безжалостного монстра, купающегося в крови невинных людей, а другие авторы рисуют портрет подлинного мученика Революции. Анджей Вайда показал Робеспьера аскетичным человеком, фанатично преданным идеалами Революции. В начале картины он еще сохраняет остатки человеческого облика и пытается уберечь бывших друзей и соратников от безжалостного Трибунала и гильотины. Но, по мере ужесточения ситуации во Франции и озверения членов Комитета общественного спасения, душа Робеспьера все больше и больше мертвеет. Когда я читал литературу про Робеспьера, я представлял его в образе Войцеха Пшоняка — аскетичные манеры, тихий голос и взгляд, от которого стынет кровь.

Кульминацией фильма является процесс против дантонистов. Данный процесс можно охарактеризовать следующей приписываемой Октавиану Августу фразой: «Ты должен умереть!» В мире террора нет места справедливости, равенству сторон, законности и презумпции невиновности. Несмотря на мужество и ораторский талант Дантона, попытки апеллировать к законам и чувствам народа, Комитет общественного спасения уже заочно приговорил его к смерти. Но, Максимиллиан и многие другие последуют за Дантоном и на горизонте уже загорается звезда бригадного генерала Наполеона Бонапарта, окончательно похоронившего Революцию.

Подводя итог, хочется сказать, что получился один из самых сильных и страшных фильмов про Великую французскую революцию. Рекомендую посмотреть «Дантон» в паре с «Королевой Марго».

Настоящий фильм мастера, с первого до последнего кадра, с первого до последнего слова, с первого до последнего титра. Анджей Вайда снял безупречное и идеальное кино. Небольшой по времени срез событий эпохи Французской революции поражает накалом страстей, драматизмом и высокой эмоциональной насыщенностью. Картина, где благодаря выверенной режиссуре, профессиональной работе оператора и великолепной актерской игре мы с легкостью слышим даже мысли героев, не облеченные в слова. Лента, по большому счету, камерная, но в то же время она масштабна именно вот этой внутренней смысловой наполненностью и эмоциональностью. После ее просмотра поневоле задумаешься о многом, ибо большинство проблем, актуальных для французов двести с лишним лет назад, злободневны и сегодня.

Все актеры в «Дантоне» выложились до конца, но на пределе сыграли, конечно же, Жерар Депардье (Дантон) и Войцех Пшоняк (Робеспьер). Не знаю, возможен ли в принципе лучший Дантон в кино, чем исполненный Депардье, настолько убедительно и сильно он сыграл одного из вождей революции. Дантон и вправду настоящий ее романтик, пусть и не такой наивный, как, скажем, Камилл Демулен, но таки верящий, что она может изменить к лучшему многое. И в то же время своим острым умом (пусть зачастую Дантон и выражает свои мысли в грубоватой простецкой манере) он понимает, куда все это может зайти, какие опасности таит, если перейти черту, за которой революция из попытки перемен к лучшему превращается в средство для претворения в жизнь амбиций, тщеславных желаний, стремления к власти любой ценой, циничного сведения счетов, а также далеко не бескорыстных замыслов. И жестокий террор никогда и ни при каких обстоятельствах не может служить оправданием, во имя каких бы светлых, благородных и далеко идущих целей он не провозглашался. Всю эту гамму экспрессии, воодушевления в своем персонаже Депардье мастерски демонстрирует на экране. Это выражается во всем: слове, жесте, взгляде, движениях — арсенале, который этот актер, как правило, всегда использует на полную катушку, но в «Дантоне» это проявилось, как в никаком другом виденном мною фильме с Жераром. Его Дантон — фигура неоднозначная, трагическая, но на редкость живая и настоящая. На сегодня он для меня пока — одна из лучших ролей Депардье.

Однако еще большее впечатление производит в картине Робеспьер, потрясающе сыгранный Войцехом Пшоняком, который стал для меня настоящим открытием. Настолько, что поиск лучшего Робеспьера в кино станет еще гораздо более трудным, чем поиск другого Дантона. Далеко не все актеры могут играть на равных с Депардье в одном кадре и вообще в одном фильме, Жерару вполне по силам подавить своей мощностью, силой и темпераментом кого угодно, но Пшоняк сумел это сделать. Ряд эпизодов с ним можно смело заносить как в учебник по актерскому мастерству, так и в пособие по работе оператора. Достаточно вспомнить эпизод в заключительной части фильма, когда мальчик зачитывает Робеспьеру выдержки из Конституции о равенстве прав. Лицо и всю игру чувств одного из вождей революции надо просто видеть, никакие слова не передадут всего, что читается на лице актера в этот момент. Мимика Пшоняка вообще крайне выразительна при внешней ее скупости, и на протяжении действия благодаря этому мы можем составить куда более полное представление о мыслях, чувствах и переживаниях Робеспьера, чем когда он начинает говорить, а словами этот персонаж не бросается. И еще, что очень важно, он оставляет после себя загадку: почему Робеспьер делает то, что делает, хотя осознает справедливость аргументов Дантона с еще большей ясностью и остротой, чем он сам? И однозначного ответа на этот вопрос нет, есть только информация к размышлению.

Самых лестных слов заслуживает в этом фильме и работа оператора Игоря Лютера. В картине масса крупных планов, каждый из которых — свидетельство высокой профессиональной подготовки и опыта в работе с камерой. Настолько вовремя поймать в кадр лицо, глаза, выражение, движение — это действительно надо уметь.

Фильм также полностью атмосферный, ты погружаешься с головой в ту эпоху, живешь в ней в течение почти двух с половиной часов, буквально проникаешься концом XVIII века. Это тем более ценно, что создатели не акцентировали специально внимание на деталях антуража, однако ты чувствуешь и ощущаешь то время.

Мощный, сильнейший фильм, который стал одним из моих любимых.

9 из 10

Данный фильм наглядно продемонстрировал нам революцию, которая не оправдала себя. Изначально, Дантон и Робеспьер, зарядившись лозунгами «Свобода, Равенство, Братство» низложили короля, свергнули роялистов и установили республику на славу народу. Только вот народ почему — то, как оставался без куска хлеба при свободных аристократах, так и остался таким же при проведении перемен на его же благо.

Своим произведением Вайда смог показать изнанку великих вождей. Робеспьер, который безусловно хотел добиться всемирной гармонии и вечной добродетели, но в противостояниях с жирондистами, дантонистами (и другими -истами) утратил то к чему шел, то к чему призывал. Последняя сцена великолепна, потому что она обнаруживает понимание Максимилиана отхода от желаемой им справедливости. Его политика являла собой зрелище не революционера-освободителя, а фанатика, не захотевшего даже близко рассмотреть полутона.

Дантон. Я была о нем худшего мнения перед просмотром; не знаю, с какой точностью режиссер изобразил его (не вмешалась ли туда собственная симпатия), но именно в его речах, словах были слышны отголоски первого этапа Революции, в них еще сквозит давно забытый девиз. Он еще помнит для чего это все было организовано: для народа и только для него. «Не будьте любимы, вот рецепт долгой жизни.»

Какая ирония, быть обвиненным собственно созданным конвентом, нарушить законы, которые сам же возвел.