Джорджино

Очень странный, неоднозначный фильм. Потрясающая мрачная атмосфера, напряжение, которое не позволяет выключить эту весьма затянутую историю через полтора часа просмотра, когда ты все еще не понимаешь, что тут вообще творится. И полный сумбур в сценарии, в котором напихано все: и война, и психиатрия, и колдовство, и даже нездоровый женский коллектив. Сюжетные ветки растут одна из другой, и ты уже не понимаешь, о чем эта история. Может, поэтому главный герой ведет себя порой нелогично: он просто не знает, за что хвататься. Дети, с пропажи которых начинается фильм, к середине действа уже благополучно забываются главным героем. Ведь наблюдать за инфантильной Кэтрин (Милен Фармер) гораздо интереснее.

Надо признать, что Милен Фармер подают в фильме как деликатес — понемногу и всегда с флером тайны. Она настолько эротична, что главный герой пытается овладеть ею даже в самых экстремальных условиях, когда по-хорошему надо бы жизнь спасать. Но это неважно, ведь все здесь умирают не когда это логично, а когда прикажет сценарий.

И все же в фильме параллельно с неадекватными поворотами сюжета есть просто потрясающие неординарные ходы. Такое ощущение, что если бы режиссер поменьше времени напускал тумана таинственности на персонажа Милен Фармер, часами запутывая и дразня зрителя, то могла бы получиться отличная мистическая драма.

Ведь несмотря на то, что фильм смотрится низкобюджетным, актеры не всегда хорошо играют, атмосфера здесь просто великолепная. Жутковатая таверна, полная пьяных злобных женщин, измученных войной, а какие мощные кадры психиатрической больницы со зловонным подвалом, полных озверевших больных, да и мрачный зимний лес завораживает. Все это куда интереснее, чем смотреть на однообразную игру Фармер, которая весь фильм сохраняет отрешенно-наивный вид и является объектом постоянного спасения и транспортировки. Партнер играет не лучше, но поскольку он активно совершает кучу нелепых поступков, соответственно и вызывает больше вопросов.

Хуже всего то, что когда фильм заканчивается, остаются только догадки, что же все-таки произошло с этими детьми, что с ними делали в этом приюте, причастны ли к этому жители деревни. Решать вам, мой бедный зритель. Потому что все это посчитали ненужным рассказывать, ведь можно просто посмотреть трехчасовой клип с Милен Фармер и полюбоваться ее рыжими волосами и бледным личиком.

В начале, по-видимому, была она, и без неё ничего бы не было. Мари Элен Готье была не только идеальной актрисой его мира, — она сама была творцом с зашкаливающей энергетикой и лицом нежным, нездешним, непостижимым. Ему нужно было только зажечь эту тонкую спичку: рыжие волосы, кажется, навсегда изменили характер и судьбу певицы Милен Фармер. Может быть, он видел её умирающей и воскресающей Лигейей, может, он вспомнил рыжую Элизабет Сиддел, замерзающую в ледяной ванне?..

В семнадцать лет он снял свой первый фильм, и этот фильм провалился. Он снимал клипы со своей музой, и эти клипы тоже были полноценными фильмами, снятыми на киноплёнке. Он шёл к своему второму фильму, словно репетируя на этих клипах. Тристана была возлюбленной русского, как русская Снегурочка была возлюбленной Мизгиря — для того, чтобы оба были принесены в жертву, и весна наконец наступила. Катрин фильма «Джорджино» тоже была Снегурочкой — не дочерью людей, но словно подменышем, дочерью мороза, не уходившего от её замка, сделавшего снежно-припудренным её лицо, безумного мороза, и весны, умершей весны, умершей вместе с обезглавленным Христом. Фильм «Джорджино» тоже провалился. Это не странно, ибо Бутонна и Фармер всегда балансировали на грани. Подлинный шедевр всегда гармоничен, и, если не понятен, обещает быть понятым, как теорема Ферма. Фильм Бутонна расшифровывается, но он нисколько не гармоничен, как не гармонична шизофрения. В фильме, как и в Фармер, слишком много красоты да и — сухое слово — информации, а избыток всегда убивает алмазную остроту. Если бы он был только готическим клипом, или фильмом ужасов со зловещими коридорами школы, одинокими крестами, волчьим воем и свиными рылами гадаринских бесов; или кафкианским прозорливым бредом с таинственным замком и постоялым двором; если бы он был гимном красоте, могущей самой стать демоном, но не впустить демонов извне, если бы он был фильмом о жестокости войны, убивающей прежнюю и порождающей новую поросль убийц, — если бы он был мистическим романом об Агнце, спасающем свою землю, об Орфее, спускающемся в ад безумия за своей демоницей-вакханкой; если бы он был многим, многим другим… Он был просто историей о том, как доктор Джорджио Волли, потерявший на войне лёгкое, а в тылу — двенадцать подопечных, больных детей, маленьких апостолов, — ушёл на поиски в обычную деревню, а оказался в Лимбе и полюбил суккуба. Он был — очень сложно историей о том.

В Лимбе нет логики, потому безумие места в фильме пленяет и отвращает, а смысл улавливается и тут же растворяется, чтобы снова взорваться на очередном пике, обмануть простотой и аналогией и уйти в сложность и непредсказуемость. Говорят, ад — это место, где нет Бога. Во всяком случае, бытие действительно неодномерно: поверх наших любовей и войн творится война духовных сущностей. Когда случается удар, рвётся. Мы в мольбе поднимаем глаза к небу, но видим только этот прорыв в плёнке бытия, и духи злобы поднебесной наводняют наши русла, наводя немыслимый страх. Оттого, что люди возненавидели до предела, разразилась война. Взрывы, выстрелы и проклятия разорвали плёнку, и посыпался мёртвый снег. Не выйти не потому, что некуда, — миры перепутались, и змея дороги стала уроборосом. Эта замкнутость — один из символов фильма, смыкание и размыкание дихотомичного. Любовь словно движется по кругу спектра, от высокой жертвенности через муку неутолённого желания к грубой похоти, что не лучше испанки. Безумие перетекает от беснования к юродству. Круг — ледяная прорубь, круг — рана на шее, круг — петля; наконец, смыкающийся круг волков, материализовавшийся из мифа и воя. Рана на шее становится стигматом, роднящим мучеников с их убитым Богом. Ещё один символ — целостность тела; чем меньше от тела, тем больше души, у единственного праведника в селе нет ноги, у главного героя разрушены лёгкие, а героиня должна пройти через смерть, чтобы спастись. Круг — это безнадёжность. Мы можем уйти, но мы в круге Земли.

Если бы Земля стала по чьей-то воле или по общему желанию оставленной, как бы тогда жили люди? Безусловно, птицы тогда пели бы только от боли. Какова была бы любовь, если бы соитие приносило немыслимую боль, если бы от каждого поцелуя губы съедало, как от прикосновения пламени? Как реализовалось бы тогда желание, впрямь бы ложе любви становилось льдом? Или желание превращалось бы в милосердие, полное жертвенности и обречённости?

Фильм, спетый от боли; но эта последняя боль и гибель все девять кругов ада, кажется, заставит расцвести. Кажется, этот фильм невозможно смотреть два раза. Но в первый раз невозможно оторваться. Боль сильнее всех других ощущений — и отпускает медленней. Вот и всё об этом фильме, вот и всё.

- Хочешь конфетку?
- Дайте мне две и я никому не расскажу про голову

Фильм тяжелый, но в то же время атмосферный. Смотришь и полностью погружаешься в этот странный, немного больной и мрачный мир.

Все начинается с того, что бывший солдат Джорджо Волли(его играет Джефф Дальгрен, к слову, безумно похожий на Джонни Деппа) с прогрессирующей болезнью легких отправляется искать детей из приюта, с которыми он жил еще до войны и которые ему очень дороги. Так он оказывается в небольшой деревушке, где и происходит все действие фильма.

Все жители деревни — злые и противные женщины, ждущие своих мужей с войны. Кажется, без мужчин они совсем одичали. Это они больше всего похожи на волков, которых я ждала на всем протяжении фильма. Сцена в кабаке после объявления окончания войны была просто противна. Гримеры постарались, актрисы, игравшие жительниц, тоже на высоте. Верила каждой.

В этой же деревне живет семья, забравшая детей из приюта. Эта семья держится особняком ото всех жителей, у них свой собственный мир, свои проблемы, отличные от проблем остальных людей. В этой семье живет рыжеволосая Катрин — героиня Милен Фармер, стала смотреть фильм из-за нее. Не разочарована, Фармер сыграла на уровне, из нее получился некий наивный ребенок, но в то же время в любой момент готовый постоять за себя. Она спит, посасывая большой палец, сосет грудь у служанки Марии, прокусывая ее аж до крови. Перебор немного, мне так кажется. Хотя это несомненно добавляет фильму мрачности и таинственности.

Итак, в фильме вас ждет лес, бескрайние снежные просторы, кладбище с покосившимися крестами и оторванная голова Иисуса. Безысходность в каждом кадре. От фильма так и веет смертью. Хотите нагнать тоску — смотрите, хотите вытащить сильные эмоции — смотрите.

8 из 10

Просто Бутонна однажды увидел Мари Элен Готье, или как её там в девичестве, и понял, что она — просто необычайный источник бабла. Красавица, да ещё и поёт. И вцепился в будущую Милен Фармер. Сделал её рыжей, что пристало к её кукольному личику. А потом он, как неисправимый готишный романтик, вообразил её кем-то вроде Лигейи или рыжей Элизабет Сиддел в замерзающей ванне, и решил ваять фильмы со своей красоткой. Ибо первый фильм его прыщавой юности не задался. На клипы кинопленки он не жалел, а потом слепил полноценный фильм, полный своей бредовой фантазии.

Мучительный, тягостный, бесконечный клип к какой-то закадровой унылой песне о том, что всё плохо. В центре — неоригинальная идея спасителя, орфея, спускающегося в ад за своей эвридикой. Эвридика тут демонишная, нитакая, то ли больная на всю голову, то ли вражина, то ли пророчица. Беда её в том, что она красива, а этого никто из страшных не любит. Беда ещё и в том, что тут война, то есть какбэ бесовская напасть, какая-то война духов, надетая поверх на стакан-мироздание с обычным народом, попавшим под раздачу. И пока ангелы и демоны кулачищами чистят рожи друг другу, мужики тоже друг друга мочат, их народившиеся детки тоже готовы мочить, бабы одержимы бесом похоти, самые красивые одержимы этим же бесом, но под стать их красоте их одержимость называется Великим Желанием Великой любви. Молодой достаётся, но поздно, стареющая ищет пятый угол. Как водится, Кафка подпущен, немного Островского с его снегурочкой и замёрзшим миром, требующим жертвы, разные другие специи, типа христианской символики, звонких карамелек и отсутствующих частей тела, свидетельствующих об избытке души. Круг — ледяная прорубь, круг — рана на шее, круг — петля; наконец, смыкающийся круг волков, материализовавшийся из мифа и воя. Рана на шее становится стигматом, роднящим мучеников с их убитым Богом. Ну и всё такое прочее.

Первый фильм Бутонна был дурацким и детским, второй тоже не сразу приняли, но потом он заполз в души типа сладким ядом готишного очарования. Если бы Земля стала по чьей-то воле или по общему желанию оставленной, как бы тогда жили люди? Безусловно, птицы тогда пели бы только от боли. Какова была бы любовь, если бы соитие приносило немыслимую боль, если бы от каждого поцелуя губы съедало, как от прикосновения пламени? Как реализовалось бы тогда желание, впрямь бы ложе любви становилось льдом? Или желание превращалось бы в милосердие, полное жертвенности и обречённости? Ну это я подпустила немного красы для красы. А вообще — фильм для мазохистов, если хотите, можете и посмотреть. Лично я не советую.