Невинные чародеи

А ведь Вайда вполне мог стать тёплым симпатичным формалистом. Остался бы в скрижалях. Однако выбрал кривую дорожку борьбы, трибун и прокламаций. «Невинные чародеи» как раз развилка.

Нововолнистски стильный и достаточно нелицеприятный портрет «лёгкого» поколения шесть-ноль, в нашем варианте — условных стиляг. И в нашем, и в польском — неявное противопоставление пустых безыдейных пижонов внутренне собранным детям военного лихолетья, последних, правда, нам так и не покажут. Противопоставление за кадром, оно вменяется зрителю.

Ближе всего к «Невинным чародеям» в этом плане хуциевская, снятая пятилеткой позже, «Застава Ильича». Приёмы те же, включая культовых фигур в роли самих себя, хождение гуртом по пустым предрассветным улицам, джазовые импровизации. В связи с чем, терзают смутные сомнения.

В Заставе, впрочем, прямым текстом заявлено, что «лёгкое» поколение, дескать, не хуже прочих, чтит заветы отцов и дедов, стоит на страже у мавзолея с монументальной серьёзностью страдальцев, мучимых запором, и если что, не посрамит и приумножит.

Чародеи, к счастью, лишены пламенной бульварной патетики. К такому же выводу — что пустозвоны, дескать, внутри тоже люди, ничем не хуже предыдущей генерации, а все ужимки — наносное — зрителя приводят играючи, классической методой: развенчанием Базарова, с треском сломавшегося об любовь со всеми своими жизненными принципами. Приём этот вообще востребован.

«Мы выше любви! Любовь Андреевна. А я вот, должно быть, ниже любви… Вы не выше любви, а просто, как вот говорит наш Фирс, вы недотёпа».

Думаю, Максуд Ибрагимбеков, прежде чем садиться за «Кто поедет в Трускавец», картину Вайды видел.

Печалят лишь три вещи: что Вайда стал потом Вайдой; что не понимаю по-польски, ибо перевод старателен и глуп; что главный герой — зачем-то крашенный в яркого порно-блондина Тадеуш Ломницкий, выглядящий педерастически, лет на сорок, но играющий от силы двадцатипятилетнего, а с ним и коротконосый Цыбульский в вечных своих очках с поволокой.

Писал уже как-то про странности польского представления о мужской привлекательности.