Под стук трамвайных колес

Фильм явно не задался, несмотря на мастерство актеров, операторскую работу и даже нетривиальный замысел. Это такой набор «черных» кинокомиксов, отдельные сюжеты которых не складываются в единую сюжетную линию. Картинки из жизни обитателей трущоб, расположенных на свалке. Разные судьбы, единое беспросветное будущее. Несмотря на довольно яркое, с отлично подобранными экранными типажами обитателей трущоб, буквально с самого начала сквозит пессимизм. Куросава так и не стал «киношным Горьким», который взглянул на обитателей городского «дна» совсем по-другому.

В фильме Куросавы жители свалки нередко любуются своей жизнью «ниже плинтуса», умудряются романтизировать ее, а если потребуется — яростно атакуют тех, кто пытается разрушить их гнилой мирок — так, изнасилованная отчимом девушка ударяет ножом разносчика еды, пытавшегося помочь ей, подкормить ее. Добро здесь наказуемо, уверяет Куросава.

Пришибленный жизнью и превратившийся в накрепко асоциального типа отец отказывается принять помощь для своего отравившегося рыбой (по его вине, между прочим) сына. В его облике то и дело сквозить нелюдь — здесь стоит отметить мощную работу оператора, нашедшего ракурс показа опустившегося персонажа и сумевшего подкрепить свои находки игрой теней.

В картине особое место занимают женские образы. Среди них трудно найти положительный. Куросава словно говорит — «дно» опускает превращает прекрасный пол в «антипрекрасный», вытаскивая из женщины наружу всех ранее дремавших ранее демонов. Женщины в фильме — блудницы, развратницы, неустанные до неистовства сплетницы, грубиянки, дуры. Даже покорное молчание некоторых героинь раздражает. Эта мысль режиссера ясна, но он только стремится застолбить факт и не сделав над собой усилия понять причину этого и вынести свою версию сей причины на широкую публику. Это придало бы фильму некий философский смысл, дало бы возможность подвести хотя бы пунктирную черту. Но для этого нужно было умение найти для отражения восприятия «людей дна» высокохудожественные краски, как умел это делать тот же Горький. Но, как написано выше, Куросава — не Горький. Да он и сам, видно, понял это после выхода картины на экран. И после провала фильма, как известно, он пытался покончить с собой. Впрочем, славы самурая, окончившего жизненный путь через харакири, ему тоже испытать было не суждено.

Крайне размыта граница нормы и аномалии. Так, аномалия — это любые отклонения от социально приемлемой нормы. Говоря об этом, о бытие людей, мы не можем подгонять всех под единую черту, ведь не существует в психологии четной границы «нормы» психического здоровья. И, насколько мы уже поняли, автор данного фильма поведывает нам ряд историй, затрагивающий далеко не аномалии психического или соматического состояния.

Акира Куросава отправляет нас в трущобы на самое дно жизни и цитадель бедности. Здесь весь «нормальный» быт бедняков окутан личностным разложением, что уже является предпосылкой аномалии.

Под стук трамвайных колес. Так можно охарактеризовать жизнь бедного мальчика с явными отклонениями в развитии. Каждый день он заводит свой невидимый трамвай, трогает его, озвучивает и управляет им. Мальчик искренне верит в то, что он водитель, что его машина всегда рядом. Конечно, аномалия здесь на лицо. Что же делает окружающее его «общество» (хотя таковым «это» назвать тяжело)? Ставят на него клеймо сумасшедшего, обособляются от него, пытаются не контактировать и всячески высмеивают.

Но если мы посмотрим на окружение этого аномального мальчика? Что оно из себя представляет? — Пара алкоголиков, меняющихся по — пьяни женами; отец-повеса и его дочь, ждущая «принца на белом коне»; терпеливый толстяк и его «гулящая» многодетная жена; инвалид со своей женой-мегерой; обнищалые отец и сын; мудрец да тревожный мужчина, страдающий от измены жены. Окружение, мягко говоря, не лучшее. Но из их маленьких историй мы уже видим гнилостность их душ, грязь, ненависть и несчастье. Они инфантильны, не желают подниматься со дна. Это норма? — Нет. Эти люди социально непригодны, даже с точки зрения морали и нравственности. А что же с больным мальчиком? Он счастлив, невинен, не запачкан аморальной грязью трущоб. Ему все равно, что он «на дне» жизни. Он верит, мечтает и пытается воплотить свои желание в реальность, кто бы что на это ни говорил. Поэтому мы можем сказать, что в данном случае мы видим «нормальную аномалию». Нормальную в плане сохранности личности, удержание от всеобщего разложения. И на психические отклонения тут вполне спокойно можно закрыть глаза.

В качестве сравнительного примера можно привести девушку Пеппер из линейки сериала «Американская история ужасов». Все обитатели дома с привидениями, психушки, цирка уродов или же ведьмовского шабаша — морально разложившиеся герои. Но так мы не можем сказать о слабоумной и физически нездоровой Пеппер. Несмотря на все смердящее развратом окружение, ее душа остается чистой и невинной. Тоже самое мы можем сказать о нашем «чокнутом трамвае».

Не стоит категорично судить о душевнобольных людях, ведь под маской аномалии скрывается сильная личность, чистая душа, плывущая против течения реки жестокости, разврата и алчности.

Первый цветной фильм Акиры произвел на меня весьма противоречивое впечатление. Прежде всего удивил выбор темы — жизнь нищих. Конечно в «Красной бороде» Акира затрагивал тему бедноты (как впрочем и в «На дне»). Но история про доктора Нииде была куда шире, к тому же там было много дополнительных линий и сюжетов.

В Dodesukaden мы увидим жизнь нищих «как она есть». Тут не будет каких-либо классовых противоречий и сравнений. Акира предлагает нам одну реальность — реальность бедноты. Бедноты, которая страшит миллионы одних, а для миллионов других заполняет всю реальность их существования.

Длинный, тягучий хронометраж фильма вроде бы ни о чем особо не повествует. Не будет тут славных подвигов, историй горести или иных проявлений амбиций. Что может быть более смиренное, нежели воспитание нищим ребенка и их взгляд на окружающий мир. Мир, который заполняют хибары и свалка. И в этом однообразии зрителю приходится провести несколько часов.

Ответов Куросава не раздаст, скорее добавит новых вопросов. Правда, для меня очень важным ключом к пониманию фильма являются яркие и сочные колористические решения. Акира будто показывает нам, что Человеческая Жизнь всегда имеет определенную яркость, главное лишь эту яркость найти и выделить.

Мне это кино определенно по душе не пришлось, ибо несмотря на приятные цветовые решения и очевидную притчевую подачу информации фильм смотреть не так просто. Это даже не история о каком-либо событии, это — зарисовка, собрание весьма печальных эпизодов. Мне куда более по душе более динамичные фильмы Куросавы — «Расемон» и «Телохранитель».

При этом, несмотря на невысокую оценку показывающую мой невысокий зрительский утилитарный интерес, я считаю кино получившейся и весьма познавательной «вещью в себе», которая может вдохновлять и просвещать. Собственно для меня, Dodesukaden — двухчасовая визуальная медитация на тему смирения.

И еще… Известно, что после неудачи этого фильма Куросава неудачно пытался убить себя, перерезав вены и горло несколько раз. Вспомните один из завершающих диалогов этой ленты — «Когда я решила убить себя, я испугалась, что Вы забудете меня сразу после моей смерти. Мне стало невыносимо страшно». Может быть в нем режиссер что-то предвосхищает?

4 из 10

Истина — человек (с)

В анналах дзен-буддийских притч существует история о двух учителях, один из которых вел аскетический образ жизни, исполняя все ритуалы и предписания Будды, и другой, который когда хотел есть — ел, пить — пил, спать — спал. Однажды они встретились и один из них предложил разделить с ним вино. На что другой ответил отказом и обвинил этого учителя в бесчеловечности.

- Так значит я не человек по-твоему, если не поддаюсь человеческим страстям?! — спросил учитель — Тогда кто же?
- Будда, — ответил другой.

Мечты и звуки

Творчество режиссера Акиры Куросавы проникнуто пафосом милосердия и любви к человеку, такие его картины как, например, Пьяный ангел, Расемон, Жить, Додескаден, Сны с момента своего появления вписывались в золотой фонд мирового синематографа и, как новое русло, размывали жесткий берег национальной индентификации, тысячелетиями охранявшей традицией и предубеждениями самобытность японской культуры. Впитывая все лучшее из русской, американской и других культур, режиссер преобразовывал национальные гении этих стран на экране в синтезе времени и пространства японского духа. Истории о маленьких людях сочетались в его фильмах, как ни у кого другого, с национальной историей, подчас выводя зрителя за привычные рамки фактического повествования к борьбе неба и земли (Ран), добра и зла (Семь самураев), света и тьмы (Трон в крови).

Первый цветной фильм Акиры Куросавы, снятый по роману Сюгоро Ямамото Город без времен года, был закончен на деньги от продажи дома, где режиссер провел свое детство. И не было бы тогда ошибкой назвать этот фильм самым личным, и понять почему режиссер пытался покончить с собой после провала картины, повествующей о жителях трущоб выброшенных на окраину жизни, но связанных тем не менее одним местом и временем проживания.

И на окраине этой картины живут мать и сын. Мать — хранительница очага — и сын — водитель трамвая — невидимого, но такого осязаемого звуками мечты сына, который каждый день в назначенный и положенный час начинает свой маршрут по трущобам. Где живут обитатели:

Мудрый старик, который сам отдает грабителю свои деньги, когда тот забирается в его дом, точно в другой дзенской притче;

Закадычные друзья собутыльники и их жены, которыми они махом меняются по пьяни, но не своей дружбой;

Инвалид и его злая жена, которая многим кажется таковой, но только не ему;

Муж ремесленник и его гуляющая на все стороны жена, чьих детей он называет своими;

Пьяница бездельник и его падчерица-золушка, ждущая своего принца;

Страдающий атараксией души от измены, и не могущий выйти из своего собственного страдания муж;

Обычный злюка и пьяница, которому просто не хватает человеческого участия;

Отец и сын, выброшенные на окраину жизни, строящие свой дом в мечте, а не на камне, —

и другие, живущие в этом маленьком и неуклюжем мирке, связанные действительностью дня под стук трамвайных колес в самом сердце мира.