Соседка

Любви подвластны нежность, страсть, безумие. А может ли любовь быть болезнью?

Спокойный тихий пригород Гренобля, счастливая семья Кудре. Весь их мир переворачивается, когда в дом напротив въезжает семья Бошар.

Двух из четырёх главных героев поглощает страсть семилетней давности.

Мне кажется, если ты готов на всё ради своей любви, а объект твоего обожание тебя не хочет, это не любовь, это эгоцентризм. Нельзя кого-то заставить любить, быть счастливым. Я понимаю, когда двое держаться друг за друга и готовы на всё ради того, чтобы не расставаться. Ну как «Ромео и Джульетта», например. Конечно, надо рассказать о чувствах, не бояться, не молчать (никогда не понимала молчания). Но мы не вправе решать за другого, мы не можем отвечать за то что делает другой человек.

Когда я перечитала выше написанное, подумала, что это не совсем то, что показывают в «Соседке». Это что-то необъяснимое, что Вы должны увидеть сами. Неуверенна, что в жизни так бывает, хотя некоторые прыгают из-за любви, может такое тоже существует. В общем, правдоподобно! Жерар Депардьё не умеет иначе, но в этой ленте, пожалуй, Фанни Ардан играет ярче всех. Но фоне этих двоих все остальные герои просто теряются, как и должно быть, когда присутствует такая безумная страсть. Снята картина в любимом моём стиле. И Вероник Сильвер здорово справилась с ролью рассказчицы.

10 из 10

Любовь — это смертельная болезнь, душевный недуг, который причиняет лишь страдания всем, кто попадает в её сети. Не это ли хотел сказать Трюффо? Он уже исследовал тему безумной страсти в таких фильмах, как «Жюль и Джим» (1962), «Нежная кожа» (1964), «Две англичанки и «Континент»» (1971) и «История Адели Г.» (1975) — но именно в этом фильме ему удалось достичь своей высшей степени выразительности. Этот, пожалуй, самый мрачный, самый внутренне напряженный фильм Трюффо, утверждает разрушительную силу любви и подводит итог и всего творчества режиссера, и его жизненного пути.

Идея фильма вынашивалась давно, ещё с тех пор, как от Трюффо ушла Катрин Денёв. Это трагическое событие привело его к нервному срыву, и даже психиатрической больнице. Его первой возможностью реализовать трагедию своей жизни в кино оказался фильм «Две англичанки и «Континент»», о влюбленной паре не способной преодолеть воспоминания о первой любви. Позже, в 1981, Трюффо встретится с Депардье и Ардан на вручении премии Сезар. Именно тогда он и решит, что это идеальная пара на роль обреченных влюбленных.

Однако самое первое знакомство Ардан и Трюффо произошло ещё в семьдесят-девятом, когда он впервые её заметил в телесереале «Девушки у моря». С того самого момента он влюбился впоследний раз. В девушку, у которой было всё, чтобы влюбить и уничтожить — красота, шарм, элегантность, и самое главное — тайна. Он написал ей, и пообещал, что в следующем его фильме у неё будет главная роль. Но прежде, ему ещё следовало закончить «Последнее метро». Ардан было суждено стать последней любовью Трюффо. Во время съёмок «Соседки» они решили быть вместе, однако Ардан настояла, чтобы они продолжали жить врозь, дабы не разрушить всей прелести их романтической любви. Она была рядом до самой его смерти, и играла главную роль в последней его картине.

Ранее Трюффо уже работал с Депардье в «Последнем метро» (1980), и на съемки «Соседки» Жерар согласился с огромным удовольствием. Единственной проблемой было то, что к этому времени он уже был занят в других проектах и был доступен для съёмок лишь в течении шести недель весной 1981-го года. Трюффо это вполне устраивало, посколько на этот раз ему хотелось снять нечто более лёгкое и импровизированное. К началу съёмок фильма в Гренобле сценарий составлял всего тридцать страниц. Все диалоги прописывались во время съёмок в соавторстве с Жаном Орелем и Сюзанн Шиффман, и выдавались актёрам непосредственно перед моторм. Возможно, именно благодаря этому на протяжении всего фильма непрерывно ощущается некий оголенный нерв, некая драма от начала до самого конца.

На этот раз Трюффо отказывается от своего постоянного оператора Нестора Альмендроса, и вместо него приглашает Вильяма Любчанского, который к этому времени успевает отличиться своими работами у Жака Риветта и Жана-Люка Годара. Он менее эпатажен чем большенство мастеров новой волны, однако ему никак нельзя отказать в особом таланте создавать атмосферу полного отчаяния, более напоминающюю триллер, нежели любовную драму. Чего только стоит незабываемый финал в духе фильм-нуар, чем-то напоминающий «Ромео и Джульетту», однако более эротичный, более волнующий, более поэтический. А музыка Жоржа Делерю только усиливает атмосферу губительной страсти, бушующей под покровом повседневной нормальности.

Режиссерский дар Трюффо и блистательная игра актеров позволили создать фильм, в котором за кажущейся простотой скрывается и психологическая глубина, и невероятная эмоциональная сложность. Для Фанни Ардан это была первая значительная роль, и она с невероятной тонкостью заставляет нас ощутить всю силу её безудержных желаний, медленно разрушающих её личность и неумолимо увлекающих к роковой развязке. Её душераздирающее изображение женщины, отдавшейся воле чувст, удачно дополняет Депардье. Его по-детски ранимый герой оказывается беспомощным перед любовным натиском бывшей возлюбленной. Он становится жалок и страшен одновременно, как загнанный зверь, поскольку просто не может противостоять разрушительной одержимости любви, пришедшей из прошлого.

Вся эта история рассказывается устами некой мадам Жюв. Женщиной, которая, видимо, пережила похожую историю. Это предполагает, что любовное наваждение можно пережить. Что можно по-настоящему втрескаться, и всё же остаться в живых!

10 из 10

Как часто случай может сыграть роковую роль. Им так хорошо было одним в пригороде маленького Гренобля: Бернару, мужчине тридцати двух лет, его любимой жене и сынишке. Царил покой в деревьях, воздухе, земле. Пока в соседний дом не поселилась Матильда с мужем. Восемь лет назад у Матильды и Бернара случился бурный до безумия роман, от которого у первой остался шрам на запястье, а у второго незажившая обида в душе. Мучительная любовь, которую они пережили, ничему их не научила. Матильда ищет вчерашний день, Бернар теряет самообладание. Но винить их в слабости перед разрушительной стихией страсти язык не повернется.

Нельзя отождествлять любовь и страсть. Любовь — это благословение божье, в страсти человек будто одержим дьяволом. Любовь — это жертвенность, терпение, верность. Страсть — это эгоизм, ревность, ложь. Любовь — это сладкая боль в груди, а страсть — нестерпимый зуд пониже пояса. Любовь целительна, а страсть — губительна. Вот и любовников «Соседки» страсть неумолимо уничтожала. Даже осуждая вначале, в конце концов мы их искренне жалеем. Двух неуравновешенных, не созданных друг для друга, больных неизлечимым неврозом, несчастных людей. Их преступная связь принесла их семьям горе. А сами любовники после кратковременного наслаждения страдали от бесконечной ломки.

И как им не завидовать мартовским котам, любовные игрища которых так недолги? И как не восхищаться мадам Жюв, которая и, хромая, сумела убежать от теней прошлого? Двадцать лет назад она прыгнула с восьмого этажа с мыслью отомстить бросившему ее мужчине. Теперь тот хочет увидеть свою прежнюю любовь, а она нарочно уезжает из города, чтобы не встречаться с ним. И как нашим любовникам не чувствовать вины перед своими терпеливыми супругами. Жена Бернара, узнав об измене, не только не закатывает скандала, а, напротив, жалеет его: «Как, должно быть, ты страдал!» А муж Матильды ради облегчения ее страданий самолично просит любовника жены навестить ее в больнице.

Чтобы унять страсть, Матильда сочиняет детские сказки и сама иллюстрирует их. Но ее увлечение лишь разжигает ревность ее милого друга. Она пытается образумиться и стать верной женой горячо любящему ее мужу, но никак не может перестать произносить имя любовника во сне. Она вырезает и сжигает изображения Бернара со всех фотографий. Но разве это поможет забыть его? Она краснеет от укоряющих взглядов, мучается от уколов совести, горько плачет в бессилии изменить себя. Соглашение с любовником уважать друг друга на расстоянии действует очень короткий срок. Неудивительно, что она попадает на больничную койку с депрессией. Далеко шагнула медицина: выпьешь одну таблетку — проспишь двое суток, примешь другую — прохохочешь два часа. Нашим любовникам не поможет никакое лекарство, даже электрошок. Раковая опухоль страсти неизбежно растет и избавить от нее может только один способ. И Матильда его находит.

Исполнители главных ролей подобраны на редкость удачно. Чувственные губы Фанни Ардан и большой нос Жерара Депардье выдают их гиперсексуальные натуры. Все же преследует недоверие к Депардье как герою серьезной психологической драмы. Недаром он признавался, что никогда не снимался в более странном и загадочном фильме, чем «Соседка». Всегда ждешь от него комических вывертов, которых здесь, если приглядеться, предостаточно. Суетливость Бернара от смущения в присутствии Матильды вызывает улыбку. Его профессия инструктора по танкерам очень уж сомнительна. Он восседает на макете танкера, плавающем в маленьком бассейне, и дает указания головам, торчащим из игрушечного судна. Смешны его бесконечные порывы поехать в путешествие то с женой, чтобы постараться забыть любовницу, то с любовницей, чтобы порвать с семьей.

История страсти Бернара и Матильды взята из собственной биографии режиссера картины, мэтра французской «новой волны» Франсуа Трюффо. Снятый фильм помог ему изгнать из памяти бросившую его женщину, и в какой-то степени отомстить ей, и найти ту, что через три года проводит его в последний путь. Фанни Ардан стала его последней любовью. Пожалуй, стоит, сказать об еще одном персонаже картины — маленьком сыне Бернара. Его не показывают крупным планом, но постоянно на экране мелькает его белая голова. Он пытается играть на пианино, как будто хочет добавить в тревожную, пугающую, почти хичкоковского саспенса атмосферу немного светлой музыки. Поражает его рисунок плачущего кита. Если уж самому большому обитателю Земли стало грустно, то что должны чувствовать более мелкие?

Мнилось:
сияюще-алая
твердыня воздвиглась
в моей душе,
а там — пепелище.
Ёсано Акико

Дырками окон из-под полуприкрытых ставен два серых дома-кирпича глядят друг на друга, будто пара почтенных засыпающих динозавров сквозь мигательную перепонку глаз, и этот унылый ландшафт видится настолько же далёким от буйства страстей, как Оймякон или поволжские степи — от карнавального экстаза Рио-де-Жанейро. Центр местного мироздания составляет теннисный клуб. По беседам, ведущимся в его кулуарах и протекающим по артериям телефонных проводов, только и угадывается пульсация жизни в округе. Но страсть, тот же вирус, настигает человеческое существо где и когда угодно — хоть в Мценском уезде, хоть в пригороде Гренобля. Именно последнему суждено выступить ареной для шокирующей драмы: спустя восемь лет после окончания бурного романа Бернар и Матильда встретятся здесь уже семейными людьми, соседями, чтобы поставить точку в конце своей истории. Как ни изворачивайся, а от судьбы не укрыться даже в самом тихом уголке планеты.

Обычно постижение незнакомцев начинается с интереса их узнавания: когда они ложатся спать, в котором часу встают, что покупают в супермаркете. Бернару узнавать соседку не нужно — ему необходимо забыть о том, что он её знает, а ей — научиться произносить правильное имя во сне. Увы, подобно тому, как огонь, уничтожая бумагу, не в силах избавить от эпизодов, с ней связанных, «препятствовать страстям напрасно, как грозе». Модернизировав концепцию «Божественной комедии» Данте, Франсуа Трюффо проводит зрителей по всем кругам эмоционального и физического ада, но отснятый им ад населён не сонмом грешников — всего двумя, и по этапам опасного пути в качестве жертв, а не наблюдателей обречённо следуют и они сами. Столкновения — случайные и намеренные — порождают разговоры; те в свой черёд будят воспоминания, подталкивают к действиям и состояниям, которые в подробном путеводителе ловко маскируются под райские услады лишь сначала. Сближение, обретение, эйфория. На смену им приходят надломленность, страх, смятение, ревность, ложь, безысходность.

Композиционным и образным параллелизмом развития двух историй — владелицы теннисного клуба мадам Жув с её таинственным кавалером из Новой Каледонии и Матильды с Бернаром — Трюффо умело подчёркивает определённую возможность выбора в любых жизненных коллизиях. Прыгнуть из окна или в омут, принять вызов или уклониться от него, решают персонажи, а между тем одержимость главных героев во флуоресцентном свечении разгулявшихся на сцене темпераментов оттеняют их скромные половины. После ужасной, безумной выходки Бернара накануне отъезда соседей в свадебное путешествие Арлетт вдобавок к тому, что не казнит мужа, объясняет ему: «Я не злюсь на тебя. Я понимаю, ты много страдал, если дошёл до этого…» Филипп же, признававшийся другу, что жена — его последний шанс на счастье, готов защищать любимую не только от общественного мнения, но и от неё самой. Плачущий кит на рисунке маленького Тома — и тот, кажется, намекает на способность его автора чувствовать более чистосердечно, чем взрослая женщина, которая, сочиняя особый мир детских сказок, крадёт для своей книги лицо мальчика так же, как тело и мысли его отца — для удовлетворения придуманных фантазий.

Перехватывая друг у друга инициативу, то отступая, то идя в атаку, как боксёры на ринге, Матильда и Бернар эфемерно находят, а на самом деле явственно и безвозвратно теряют. Это любви свойственно делиться и отдавать, страсть же — ненасытный эгоист, жаждущий поглощать и присваивать. Любовь наполняет, а у страсти нет предела, как у бочки Данаид — дна. Любовь честна, а «если тронуть страсти в человеке, то, конечно, правды не найдёшь». Любовь созидает, страсть разрушает «до основанья», без «затем». Но самое важное: коль скоро в любви может присутствовать страсть, в страсти для любви места нет. Не оттого ли среди безукоризненно, фотографически точно выверенных кадров телесной близости между любовниками подчёркнуто фатально выглядит один, когда в момент их взаимного обладания кинокамера ловит властный, торжествующий, недобрый взгляд хищно-притягательной Фанни Ардан? Беснуются на улице кошки, повинуясь зову инстинкта и времени года, и нескрываемым животным блеском вспыхивают глаза «необыкновенной» Матильды в латентном, вечном марте их отношений с Бернаром. Словно им адресованы блоковские строки из подцикла «Заклятие огнём и мраком»:

Я здесь, в углу. Я там, распят.
Я пригвождён к стене — смотри!
Горят глаза твои, горят,
как чёрных две зари!
Я буду здесь. Мы все сгорим:
весь город мой, река, и я…
Крести крещеньем огневым,
о, милая моя!

Анализировать природу страсти тяжело. Искони у данного чувства были и талантливые прокуроры, и вдумчивые защитники. Сквозь толщу веков говорят с нами призраки тех, кто резал из-за него вены-реки-руки или писал кровью взрезавших, говорят совершенно противоположные вещи. Прозорливо упреждают, что нахождения в нескольких шагах от порока достаточно для признания страсти злом, фигуры в сутанах, среди которых где-то преклонил повинную голову и заложник низменных порывов Клод Фролло. Шелестя страницами «Страстей души» и «Этики», провозглашают величие великих человеческих устремлений, не советуя, тем не менее, выдёргивать чеку всем без разбору, тени Декарта и Спинозы. Благодаря за вдохновение Катрин Денёв, выпускает на большой экран и впускает в личное пространство трефовую (пиковую?) даму сам Трюффо. Но, в сущности, все они подозревают, до чего бесполезны их нравоучения, ведь errare humanum est*. Как и попадать в собственные омуты, множить собственные ошибки, расплачиваться за чужие и не учиться ни на чьих. «Всё в мире — кружащийся танец и встречи трепещущих рук!» Ваши танго, фламенко или сальсу никто за вас не станцует.

* человеку свойственно ошибаться (лат.)