Заснеженные кедры

Слишком много специй для холодного блюда
То ли конец 40-х, то ли начало 50-х, но уже после войны. Мрачная глубинка северного штата Вашингтон. Местного рыбака находят мертвым, запутавшегося в сетях и с дырой в голове. Обвиняют в убийстве другого местного рыбака японского происхождения.- у них там некий спор из-за земли был. Папа японского рыбака в свое время выкупил ее несмотря на законодательный запрет, у местного фермера. Но потом случилась война, японцев загнали в лагеря и японец не успел сделать две последних выплаты. А там и фермер помер и его хваткая жена загнала земли по двойной цене тому самому потом погибшему рыбаку. Казалось бы, нас ждет детектив с элементами социальной драмы? Но нет, авторам показалось, что этого «маловато будет». Поэтому они облекли это все в выигрышную и любимую в Америке форму судебного детектива, т.е. почти все происходит в зале суда и подается через допросы свидетелей и игру адвоката с прокурором. Плюс щедро сыпанул национальной и расовой составляющей, рассказывая о том, как безвинно страдали японцы, будучи все до единого идеальными американцами, тогда как белые их пальца не стоят. Но и этого оказалось недостаточно. Значит надо добавить любовь белого мальчика к японской девочке, которая потом вынужденно вышла за благородного японца (того самого рыбака). В общем, блюдо оказалось явно перенасыщено специями разного класса, чем безнадежно был испорчен его вкус. При этом удивительно некрасиво были сняты романтические сцены. Но поднятая социалочка не могла не оставить фильм без Оскара, хотя и всего лишь за операторскую работу. Ну правильно, остальное-то на Оскар ну никак не тянет.

Тятя, тятя, наши сети притащили…
«Срок давности» - термин юридический, а посему в отношении памяти человеческой работает из рук вон плохо. Время не властно над предрассудками, а бесконечные войны лишь усугубляют конфликт интересов, оставляя после себя шрамы и рассудительное на мелочи злопамятство. После окончания Второй мировой в одном заштатном американском городке внезапно вспомнили, что вернуть долг своей отчизне можно не только смертью на амбразуре вражеского пулемета, но и агрессивным шовинизмом в тылу. Отыскать козла отпущения оказалось проще простого, ведь с некоторых пор прибрежное поселение наводнили выходцы из Страны восходящего солнца. Припомнив чужакам Перл-Харбор, коренные жители без лишних раздумий накинулись на беззащитного японца Миямото, чье возвращение с фронта совпало с трагической кончиной местного рыбака. Мертвец – в сетях, солдат – в оковах, общественность – в ожидании вердикта, а на повестке дня – давний спор о клочке земли, опостылевшая «дружба народов» и затруднительный выбор между эгоизмом утраченной любви и семейными традициями.

Не будь австралийский режиссер Скотт Хикс обласкан жюри двух континентов за свой тавтологически блистательный «Блеск», на рубеже тысячелетий «Заснеженные кедры» могли бы на равных бороться за вожделенные награды, а не номинально присутствовать в списке номинантов киноакадемии. Творца подвела самоуверенность, ибо для того, чтобы сложить воедино щемящую сердце вселенскую справедливость «Списка Шиндлера» и эпический накал страстей «Унесенных ветром», нужно быть, как минимум, Спилбергом-Флемингом в одном флаконе. Хикс же предпочел пойти по стопам мингелловской «Холодной горы», насильственно подавляя социально-политический контекст излишне сентиментальной и подчас лубочной историей любви. Все эти «кедровые» свидания, фронтовые письма и мокрые ресницы стопроцентно работают только на ту часть аудитории, что склонна романтизировать любой сердечный порыв. Остальным (читай – бесчувственным мужланам) приходится довольствоваться куцей детективной линией и статичной хроникой из зала суда, в коих поклонники сериалов в духе «Юристов Бостона» не обнаружат решительно ничего интригующего. Визуально роскошные и взор манящие пейзажи Британской Колумбии, служившие идеальным фоном для глянцевых флэшбэков, в какой-то момент перестали играть декоративную роль, но именно за свой «открыточный» стиль картина и заслужила единственную номинацию на золотую статуэтку: оператору Роберту Ричардсону не откажешь в умении заворожить зрителя смертельно опасной дымкой тумана, лениво скользящей по пасмурному небу чайкой и безмолвными заснеженными кедрами.

Скрупулезная подача процессуальных деталей, хоть и не выдумана самим Хиксом, а ретранслирована из романа Дэвида Гатерсона, все же изрядно портит общее впечатление от фильма, который мог бы стать чем-то бОльшим, нежели набором гришэмовских штампов. Как бы невзначай ретушируя ключевой месседж, создатели заставляют нас сопереживать кому угодно – утомленному людскими пороками адвокату в безупречном исполнении Макса фон Сюдова, бедной японской девушке с модельной внешностью Юки Кудо или эмоционально стерильному персонажу Итана Хоука – но только не подсудимому Миямото, представителю искалеченного недоверием поколения мигрантов. Видимо, пресловутый американский шовинизм показался авторам фильма слишком легкой добычей, а посему провокационная тема была спущена на тормозах, а еще одна позорная страница истории – стыдливо прикрыта посредственной мелодрамой. Однако, несмотря на этот политкорректный маневр, в память врезается не обильно падающий на верхушки деревьев снег, не жаркое сплетение юных тел в расщелине разбитого кедра и не мертвенно-бледная плоть, запутавшаяся в рыбацких сетях, а полный отчаяния взгляд пожилого японца, наблюдающего за тем, как его соотечественников интернируют в концентрационные лагеря.

Истории, рассказанной Гатерсоном и переведенной на язык художественного кино Хиксом, не хватило проникновенности. Но, что гораздо хуже, ей не занимать старательности. Заточенная под Оскара, лента отчаянно пытается быть глубже, правдивее и мощнее, чем она есть на самом деле. И если в визуальном плане «Заснеженные кедры» действительно позволяют оценить масштабы драмы, как личной, так и общественной, то в части сценария намеренно смещенные акценты объективно мешают выделить фильм из череды столь же искусно замаскированных, но, по сути, претенциозных картин.

Эта историческая драма переносит нас в 1950 год, на островной городок Сан-Педро штата Вашингтон, где, несмотря на отголоски недавней войны, мирно соседствуют американцы и члены японского сообщества. Таинственная смерть белого рыбака бросает тень подозрения на молодого эмигранта, не вовремя оказавшегося на судне пострадавшего. Основанием также служит многолетняя тяжба по земельному участку, приобрести который у семьи погибшего обвиняемому помешало нападение на Пёрл-Харбор и дальнейшее интернирование американских японцев из прибрежных штатов в специальные лагеря внутри страны. Запутанное дело привлекает начинающего репортёра, сына местного печатника, который с детства влюблён в супругу подсудимого. В процессе собственного расследования он узнаёт факты, свидетельствующие о его непричастности к случившейся трагедии, и становится перед тяжёлым выбором между долгом и чувствами – спасти ошибочно осуждённого или попытаться вернуть любовь всей своей жизни.

Действие картины разворачивается на постоянно пересекающихся плоскостях прошлого и настоящего. В настоящем идёт уголовное разбирательство, психологическим фоном для которого служат остатки былой враждебности и память о притеснениях, которым подверглись законопослушные японцы с американским гражданством. Ставшие жертвами расовой нетерпимости, лишённые крова и имущества, они были разлучёны с семьями и помещёны в центры временного содержания, так сильно напоминающие концлагеря, что воображение невольно прочерчивает параллель с облавами на евреев в фашистской Германии. А в прошлом показано переплетение судеб главных героев, история каждого из которых подана через калейдоскоп флешбэков, рассказывающих насколько они изменились под влиянием ужасов войны, превратностей любви и человеческих предрассудков. Их воспоминания наполнены болью, лирикой, непониманием и россыпью образов, многие из которых имеют религиозную трактовку: сеть как христианское вероучение, лодка, являющаяся аллегорией церкви, мачты крестом, означающим встречу земного и духовного миров, рыба в качестве акронима Спасителя-кормильца. Даже имя главного героя означает «Бога услышавший».

Используя богатую палитру эмоций и чувств, картина оказывается невероятно скупа на внешний колорит: гнетущая, блёклая, земельного цвета гамма даже свежую клубнику окрашивает в сдержанно-красный, не выпуская из общего монохрома. Чёрный кварцит озера, грязно-белые платки чаек, серый пепел тумана, сепия пляжа, сталь дождя, молоко неба и гелиотроп леса, укутанного белым хлопком снега, который, кстати, по Фэн-шуй является одним из символов любовного свидания. Однако, такая погода не располагает к романтике, поэтому маленькие герои фильма выбрали своим тайным гнёздышком внутренность векового кедра, впитавшего их робкие взгляды, нежные объятия, сладостные признания и не по-детски страстные поцелуи. Посредством общения с природой, будь то занятия кендо на высокогорье, сбор ягод на поляне, свидание в пляжном шалаше, ловля прохлады дождя языком или детские забавы на снегу, героям удаётся раскрыть свой внутренний мир, передать настроения и нравы. Полнозвучность картине обеспечивает утончённая, таинственная и местами тревожная симфоническая партитура, идеально сочетающаяся с её видеорядом.

В противовес аудиовизуальной гармонии, сюжету картины свойственна некоторая аритмия, выражающаяся в чередовании размеренных разговорных сцен в зале суда с обилием действия в ярких воспоминаниях, частота появления которых уже к середине ленты начинает утомлять, а звуковые дорожки монологов персонажей, накладывающиеся одна на другую, не только усиливают ощущение многослойности происходящего, но и окончательно запутывают временную последовательность событий. В эмоциональном плане лента тоже достаточно неоднородна: острый конфликт, показанный в начале фильма, постепенно теряет силу своего воздействия из-за вышедшего на первый план мелодраматизма. Подобные шероховатости несколько сглаживают эффектные вставки захватывающих панорам природы и операторские изыски: необычные ракурсы, силуэтная подсветка, сложная конструкция сцен, в которых актёры, реквизит и камера движутся в разных направлениях, создавая медленно разворачивающуюся перспективу.

Несмотря на неубедительное и лёгкое разрешение судебного процесса и множество исторических неточностей, начиная от лишних звёзд на американском флаге того времени и заканчивая отдельными деталями одежды, данная киноадаптация, тем не менее, радует слаженной игрой актёрского ансамбля, для большей жизненности разбавленного массовкой реально побывавших в этих лагерях людей. Поднимая остросоциальные темы шовинизма и толерантности, гуманизма и жестокости, фильм показывает, как в поворотные моменты своей жизни человек освобождается от навязчивых идей, предрассудков и ненависти, выбирая своим и чужим спасением справедливость. Неспешная, умиротворяющая, почти камерная картина о доброте человеческого сердца.

Такого снегопада город не видел уже двадцать лет. Спрятавшийся за спины гор и кедровые рощи, раскинувшийся земляничными полями на берегу залива, выдуманный Сан Педро приютил слишком разных людей. Вторая Мировая выбросила на этот клочок земли японцев и американцев, отхлынув, как прибой, и оставив после себя боевые раны, бередящие душу воспоминания и затаённую обиду. Демократия не в силах победить их различия, но ненависть и любовь куют неповторимый сплав, называющийся melting pot. Под куполом зимы им предстоит выбрать, кто они друг для друга: враги или соседи.

Первая снежинка падает вместе с молотком судьи, провозглашающим заседание. Молодой японец обвиняется в убийстве американского рыбака, выловленного сетью промозглым утром. Доказательства накатывают, как снежный ком: тут и давняя история с покупкой земли, и таинственное появление Миямото на судне пострадавшего в ночь убийства, и подозрительное поведение родственников подсудимого. Местный патологоанатом с уверенностью сообщает, что рана на голове умершего в точности соответствует тем, которые японцев учат наносить с детства. Сам Казуо безмолвен и тупит взор.

Но очевидные факты закручиваются вихрем, попадая в водоворот человеческих эмоций. Мы наблюдаем за слушанием глазами молодого журналиста Ишмаэля, с детства влюблённого в жену подсудимого. Кажется, что в зале суда его интересуют только красный бантик губ и нежный изгиб шеи. Сюжет – вместо того, чтобы двигаться по прямой линии судебной драмы – плутает в заснеженном лесу воспоминаний. Робкие прикосновения, первый поцелуй, украдкой брошенные взгляды. Крепкие объятия в лоне разбитого грозой кедрового дерева. Непонимание семьи, прощальное письмо, война. Действие не выходит за пределы залы суда, но конфликт корнями прорастает в души героев и лишает историю однозначности.

Ишмаэль, трибун общественного мнения в этом маленьком городке, присутствует на слушании, чтобы вынести приговор «по справедливости». В буре неоспоримых доказательств и затаённых обид он находит единственно верный путь – бескорыстную любовь к ближнему. Итан Хоук, которому на роду написано играть безнадёжно влюблённых мужчин, за руку ведёт зрителя по тонкой тропке сочувствия и взглядом указывает на правду. Понять и простить важнее, чем обладать. А значит, в американской трагедии нравов законы сердца в кои-то веки окажутся сильнее конституционных сводов.

Буря, покружив над городом, обойдёт его стороной. Всколыхнув в местных жителях давние эмоции, она рассыплется белым снегом всепрощения и жертвенности. Из зала суда люди тихонько разбредутся восвояси, лелея свои искалеченные души и ожидая весны.

6 из 10