Личная жизнь

О пользе взаимовыручки
Японский кинорежиссер Кодзи Фукада почти неизвестен российским зрителям, вернее совсем неизвестен: если поискать оценки и рецензии на Кинопоиске, то мы обнаружим оцененной и отрецензированной только одну его картину – «Фисгармония» (2016), тем более удивительно, что наши кинопрокатные сети решили несмотря на это показывать его последнюю на данный момент, полностью авторскую ленту «Личная жизнь» почти неделю. Фильм идет в прокате уже с 29 июня, но, к сожалению, мало что указывает на то, что прокат продлится хотя бы еще немного – слишком невелик зрительский интерес. И это очень печально, ведь «Личная жизнь» заставляет вспомнить хотя бы шедевральное «Тайное сияние» Ли Чанг Донга или первую часть трилогии Кшиштофа Кесьлевского «Три цвета». В немногих рецензиях, посвященных «Личной жизни», фильм позиционируется как мелодрама, что тоже не совсем верно: ведь тогда большинство польских фильмов «морального беспокойства» также придется приписать этому жанру.

О том, насколько Фукада серьезно отнесся к материалу, свидетельствует хотя бы то скрупулезное исследование японского менталитета, которое опытный зритель замечает почти с первых же минут: японцы привыкли все эмоции держать в себе – это их благословение и проклятие, особенно когда дело касается утраты близкого человека. Впрочем, Фукада при написании сценария (а он – единоличный его автор) отказался выстраивать сюжет только вокруг душераздирающей истории гибели ребенка: композиция фабулы весьма прихотлива, история петляет на всем протяжении фильма, и вплоть до финала непонятно, к чему она приведет. И это тоже серьезный структурный плюс. «Личная жизнь» - о том, что искушения часто подстерегают нас, когда мы наиболее ослаблены тем или иным эмоциональным потрясением, тогда зло рядится в добро, измена – в заботу, любовь – в жалость. Картина Фукады поражает поработанностью характеров, как главных, так и второплановых персонажей: японские актеры, часто играющие с пережимом, даже карикатурно, здесь удивительно деликатны, работая с тончайшими нюансами чувств.

Это касается и Кэнто Нагаяма, и в особенности Фумино Кимура – молодой актрисы, вывозящей на себе всю тяжесть трагедии своей героини (если не ошибаюсь, ее персонаж плачет лишь однажды, все остальное время копя внутри себя отрицательные эмоции). Именно сдержанность японцев делает ленту Фукады такой напряженной, даже нервически взвинченной, выводя ее за границы клишированной мелодрамы – жанра, где обычно много и часто плачут. Совершенно неожиданно для зрителя, герои заводят разговор о вере и Боге, но эта линия совершенно не случайно не получает развития, оставляя место для трактовок и предлагая персонажам еще один путь из того тупика, в котором они оказались. Однако, для героев «Личной жизни» выход из ситуации невыносимого страдания решается вполне традиционно в таких случаях (ибо все люди слабы) – в поисках взаимопонимания с «бывшими».

Сильно усложнив трагическую ситуацию тем, что погибший мальчик был ребенком лишь героини Кимуры, а не их совместным с мужем, Фукада выстраивает любовный многоугольник, который к финалу волшебным образом разрешается и во многом вопреки воле героев. Глухонемой отец мальчика – отдельная тема и серьезная режиссерская и сценарная удача Фукады: человек, которого все воспринимают как слабую жертву, нуждающуюся в помощи, возможно, против воли манипулирует этой жалостью, что в сцене свадьбы его первого сына приобретает гротескные черты. Однако, именно брошенность на «чужом для нее празднике жизни» (извините за штамп) заставляет главную героиню одуматься и вернуться в семью.

Фукада достаточно трезв и объективен в своих психологических оценках персонажей, оттого у него не только героиня Кимуры бежит в чужие объятия, но и ее муж (который в отличие от жены, видимо, так и не понял на грани какого обрыва стоял и вообще не посчитал себя виноватым, когда они с супругой в финале, разбирали свои эскапады). Важно, что Фукада полностью на стороне семьи, то есть выступает за ее сохранение, чтобы не предпринимали отчаявшиеся и уставшие друг от друга супруги. В противоположность этому современные западные ценности призывают выбирать всегда чувства, а не долг. Приятно, что хотя бы в Японии есть режиссер (надеюсь не один) думающий фамилиалистически. «Личная жизнь» не предлагает нам какой-то тщательной анатомии измены, в этом смысле это не «С широко закрытыми глазами», но это и не умильные семейные картинки, к которым приучили нас фильмы Ясудзиро Одзу.

Данная картина – очень взвешенное и высокохудожественное (посмотрите, как любовно выстроен кадр, как скрупулезно структурирована мизансцена, как почти незаметна операторская работа) исследование семейных отношений и неизбежно возникающих в связи с ними проблем. Думается, что для Кодзи Фукады важно, чтобы личная жизнь в человеческом понимании была всегда синонимом семейной, тогда многие психологические и экзистенциальные вопросы разрешались бы сами собой. Как уже было замечено в начале этой заметки, еще Кесьлевский (а до него Бергман) задавались проблемой проживания человеком испытаний, обогащения его внутреннего мира посредством страдания. Можно, конечно, по-разному ответить на вопрос, как сложится судьба главных героев «Личной жизни» - совсем еще молодой пары, у которой все впереди, но хочется, как и постановщик верить в лучшее – в расширении понимания жизни после столкновения с травматичным опытом, а главное – в желании преодолеть круговерть взаимного непонимания, посредством чувствования и слышания друг друга.

Конкурсант 79-го Венецианского международного кинофестиваля — мелодраматическая лента «Love Life» (в российском прокате — «Личная жизнь») режиссёра и сценариста Кодзи Фукада на поверку оказывается довольно средненькой жанровой работой даже по исключительно азиатским меркам, не говоря уже о международном уровне, на который она замахнулась. Начинается фильм, как заурядная социальная драма европейского разлива. В самом обыкновенном панельном многоквартирном доме живёт самая обыкновенная семья — жена Таэко с сынишкой Кейта и муж Дзиро. Супруги готовятся принять родителей Дзиро, недавно уступивших молодым эту квартиру, по случаю дня рождения его отца, который явно недолюбливает невестку. История стара, как мир, и сложно упрекнуть родителей в том, что они хотят лучшей доли для своего сына, который отказался от молодой невестки в пользу разведёнки с ребёнком. «Роди нам наших внуков» — шёпотом говорит Таэко свекровь, когда женщины остаются одни на кухне. Однако ровно в тот момент, когда сценарий обретает очертания, и начинает просматриваться его центральный конфликт, фильм делает резкий неловкий кульбит, что впору вспомнить строчки из «Короля и Шута»: «И вот тогда случилась беда, мне этот миг не забыть никогда. На арбузную корку наступила она и… хлоп головой об угол стола». В семью врывается трагедия, приходит беда. Но отчего-то посредственно сыгранные. Где переданная на экране боль утраты? Страдания матери? Наверное, кто-то предложит списать данный аспект на японский эмоционально сдержанный менталитет, однако, чем дальше, тем больше претензий к сюжету и художественным составляющим. Утрата порождает мелодраматические метания и странные поступки героев, о которых не даёт подробно рассказать цензура со страшным заголовком «спойлеры». Фона практически нет, нерва нет, какой-либо событийной составляющей нет, динамика отсутствует. Можно только догадываться, какие идеи вкладывал в свою работу Фукада, поскольку для отчётливого высказывания в ней тоже места не нашлось. Вероятно, что-то из разряда «проверка брака на прочность через семейную трагедию», но это не точно. Восприятие также усугубляется тем обстоятельством, что без субтитров на жесты глухонемых, которых в фильме ну о-очень много, просмотр скатывается в какой-то абстракционизм, когда остаётся только догадываться о происходящем на экране и о смысловом содержании подобных диалогов. В итоге сущность «Love Life» лучше всего раскрывает почти пятиминутный статичный кадр в концовке, отсылающий нас к рязановской «Иронии судьбы»: типовые лестничные клетки окрашены в типовой приятный цвет, типовые квартиры обставлены типовой стандартной мебелью, в безликие двери врезаны типовые замки, и во всех типовых городах есть свой типовой кинотеатр, в котором можно посмотреть типовой художественный фильм. Если именно к такому результаты стремились японцы, у них определённо получилось. Во всём же остальном — есть большие сомнения.

В фильме есть жестовый язык, поэтому его приходится смотреть с сабами.

Любовная жизнь в Японии кажется нам такой милой, судя по местным мультикам. А вот в фильмах эта тема до сих пор не так широко и ярко раскрыта... была.

Реальность обычно не похожа на мультик. Реальная Япония, как правило, не похожа на то, что нам рисуют. Реальные местные люди не похожи на персонажи, что мы видим в рисованных картинках.

Почему японцы так старательно уходят от реальности? В игры, соцсети, кино и мультики. Они так старательно строят жизнь по западному образцу, но что-то не выходит, что-то не получается.

В нашей истории есть трагедия, есть стечение обстоятельств, сталкивающее мягко людей. Как в Бегущем по лезвию 2029 мы меланхолично передвигаемся по этому миру, слыша неторопливые голоса-разговоры и звуки. Яркость красок сменяется чем-то монотонным и однообразным.

Сможем ли мы понять суть происходящего или просто терпеливо ждём, когда же кончится киношка? Ответ на этот и многие другие философско-глубокие вопросы каждый зритель найдёт и задаст себе самостоятельно, без нашей с КП помощи.

В нашем фильме есть любовный прямоугольник. Занимательно. Довольно симпатишная главная героиня. Мужиков оценивать не будем, понятное дело (обойдутся). Есть много кадров, которые как будто тяготеют к традиционной японской анимации последнего времени.

незавершенная партия реверси
А как прекрасно все начиналось ! Солнечный, но прохладный день. Типовой микрорайон. Семейное торжество современной молодой пары - Таэко и Дзиро. Сюрприз, который готовят к празднику коллеги - такие же молодые, радостные хипстеры, как и главные герои. Нежная фортепьянная мелодия. И в этой безмятежности все время едва заметные тревожащие нотки. То одна из коллег посмотрела мимолетно на Дзиро так, что понятно: между ними что-то есть или было. То тесть сядет боком, так, чтобы взглядом не встречаться. То заминка с сюрпризом. Потом случится страшное: в разгар праздника под дедушкино караоке-пение случайно погибнет маленький сын. И эта трагедия станет спусковым крючком для дальнейших событий.

Автор (а Кодзи Фукада - сценарист и режиссер в одном лице) применит фабульную конструкцию Скотта Фицджеральда из романа «Ночь нежна». Слой за слоем будет сниматься грим, камуфлирующий семейное счастье. А под ним — совсем не такой безмятежный глянец, а все возможные сложности личной жизни. Нет, жутких трагедий, как у Дайверов, в семье Таэко и Дзиро нет. Их трагедия случилась не в прошлом, в настоящем. А вот тайн, недомолвок, недоговоренностей будет в избытке. К тому же, и у мужа, и у жены были «бывшие», у этих «бывших» свои « бывшие». Есть еще и семья свекра со свекровью: там тоже не все безмятежно. И все друг другу, если не врут, то не договаривают. Короче, как сказал Лев Толстой « каждая несчастливая семья несчастна по-своему».

Фукада, кажется, хотел написать картину акварелью - полунамеками, легкими акцентами. Не случайно начало фильма сопровождает простенькая фортепьянная соната. Закончится он хитовой попсовой песней. И вот это жаль. В принципе, уже в дебюте автор начинает все больше отказываться от акварели и пользоваться жирной тушью. Все больше сильных доль в сценарной конструкции, все больше манерных, патетических акцентов в режиссуре.

«Бывший» Таэко - кореец. Получите: разница ментальностей и культур. Больше того, он - глухонемой кореец. Тут вообще раздолье: подключается язык жестов, энергичные пассы добавляют драматизма и динамики. Монолог, который произносит вслух Дзиро, адресуясь к глухонемому корейцу, находящемуся у него за спиной, - это вообще маньеризм маньеризма. Видите, заметили, почувствовали: сердцу высказать себя, другому понять тебя невозможно, надрывается режиссер. Погибший сын был вундеркиндом по части реверси - интеллектуальной игры с выстраиванием и переворачиванием шашек с черной на белую сторону и наоборот. Мать с сыном партию не доиграли. Чувствуете символ? При землетрясении, которые в этих местах привычны так же, как ливни в Москве, Таэко спасает доску с недоигранной партией. Еще один символ-образ. У хоумвидео, которое смотрит вся семья, есть подоплека, которую знает только Таэко. На балконе колышется привязанный за ниточку cd-диск - талисман, охраняющий дом от злых духов ( дело-то в синтоистской Японии - здесь каждая вещь имеет душу ). Талисман пускает солнечные зайчики не столько спасая семью от наваждений, сколько высвечивая все то, что может привести к разрыву связей.

Листы бумаги, разбросанные на скоростном шоссе, которые необходимо собрать, корейский ливень, смывающий наваждение, одинокий караоке-танец под проливным дождем, трехцветная кошка, символизирующая счастье, которое намерено удрать из дома недоговоренностей и полуправды. Фукада все множит и множит образы-символы и сам не замечает, что его тонкая и нежная мелодия уже давно превратилась в надрывный романс. Странное чувство оставляет эта картина. Она задумывалась как лирические стихи. Стихами она и осталась. Но, кажется, это стихотворение начал писать Борис Пастернак, а закончил Эдуард Асадов. Тоже поэт, но для другой аудитории.